Краткая история всего - Кен Уилбер

В.: В данном контексте вы вводите понятия «восходящей» и «нисходящей» духовности.

К. У.: Да, и большинство людей считает Платона восходящим, или «потусторонним», философом, который рассматривал «сей мир» явлений, эту Землю и всё, что на ней, лишь бледной тенью, или копией, извечных Форм другого, реального мира.

В.: Экофилософы возводят к Платону значительную часть «ненависти» к сему миру явлений.

К. У.: Да, и подобные утверждения совершенно неверны. Как показывает Артур Лавджой, Платон в действительности описывает два движения — одно мы называем восхождением, а другое нисхождением, и оба равным образом важны для самого Платона.

Первое движение — восходящее — является движением от Многого к Единому, движением, благодаря которому мы видим, что за этими мимолётными и тенеподобными формами явленного мира скрывается единый Источник, безосновная Основа, Абсолют, и мы возносимся к пониманию этого абсолютного Блага.

В.: В этом смысле мы «восходим».

К. У.: Да. Но в философии Платона равное значение имеет и другое движение, а именно движение, в результате которого Единое опустошает себя в творении, отдаёт себя всем формам, так что всё творение как таковое является совершенным проявлением Духа. Так что сей мир, нашу Землю Платон называл «зримым, чувствуемым Богом».

В.: Это «нисхождение» Единого во Многое.

К. У.: Совершенно верно. Итак, это соответствует действительности, что к Платону восходит бóльшая часть потусторонней философии. Но, как настойчиво демонстрирует Лавджой, Платон также дал Западу фактически все термины для воспевания посюстороннего изобилия, чествования зримого, чувствуемого Бога. Весь явленный мир можно рассматривать как проявление или воплощение Блага, Абсолюта, и его можно воспевать как таковое! Чем больше в мире многообразия, тем больше в нём проявляются духовные Слава и Благо.

И действительно, большинство посюсторонних философских систем Запада восходят к Платону. Прислушайтесь к Лавджою: «Самым примечательным — и наименее замеченным — фактом в отношении исторического влияния Платона является то, что он не просто придал европейской „потусторонности“ её характерную форму, фразеологию и диалектику, но также и то, что он, помимо этого, придал характерную форму, фразеологию и диалектику абсолютно противоположной тенденции — удивительно изобильному виду „посюсторонности“».

И Лавджой делает вывод, что оба этих течения — восходящее и нисходящее, потустороннее и посюстороннее или трансцендентное и имманентное — были объединены и интегрированы в философии Платона. Лавджой формулирует это следующим образом: «Оба направления мысли Платона находились в слиянии». Восхождение и нисхождение объединены и интегрированы — такова «итоговая позиция» Платона, если можно так выразиться.

Итак, в последующей истории произошло то, что связь между этими двумя направлениями была жестоким образом разорвана. Произошёл насильственный разрыв между сторонниками исключительно восходящего пути и сторонниками исключительно нисходящего пути. Эти два течения, которые в действительности должны быть едины и интегрированы, были катастрофически расколоты на противоборство «восходящего лагеря» против «нисходящего».

В.: Смысл же состоит в том, чтобы интегрировать и восхождение, и нисхождение, и это является частью целостного воззрения.

К. У.: Да, верно. Знаменитое высказывание Уайтхеда о том, что вся западная традиция является, по сути, множеством примечаний к Платону, возможно и верно, но примечания эти оказались очень раздробленны. Люди, как правило, выбирали свою любимую «половину» Платона — либо потустороннюю, либо посюстороннюю, — но лишь изредка они обращались к его целостному учению.

Нам же нет необходимости довольствоваться раздробленными примечаниями к Платону. Восходящий и нисходящий потоки были объединены у Платона, то же самое было и у Плотина.

В.: Но после Плотина всё начинает «разваливаться на куски».

К. У.: В каком-то смысле да. Обычно признаётся, что Плотин дополнял основные положения Платона большими подробностями. И у Плотина мы имеем Великую холархию бытия (представленную на рис. 14.1), а также два базовых направления движения в этой вложенной холархии, а именно восхождение и нисхождение, или то, что Плотин называл слиянием и излиянием. Дух постоянно изливается, или опустошает себя, в мир, так что весь мир и все, кто его населяет, являются совершенными проявлениями Духа. И сходным образом мир постоянно возвращается к Духу или сливается с ним, так что весь мир в основе своей духовен, — мир сей есть зримый и чувствуемый Бог.

Согласно Плотину, каждое более высокое измерение Великой холархии трансцендирует и превосходит более низкое, так что все вещи и события без исключения совершеннейшим образом вложены в Дух, в Единое, который, следовательно, представляет собой бесшовную интеграцию и единство восхождения и нисхождения, излияния и слияния, трансцендентности и имманентности.

В.: Вы отмечаете, что это становится очевидно в атаке Плотина на гностиков.

К. У.: Да, всё верно. Большинство гностиков были сторонниками исключительного восхождения. Любая форма нисхождения на самом деле приравнивалась к злу. Так что весь мир явлений — сей мир — считался иллюзорным, тенеподобным, развращённым, греховным. Они считали, что лишь в восхождении к Единому и презрении ко Многому может быть обретено спасение.

Если бы Плотин (перенявший платоновскую эстафету) и вправду был потусторонним, то можно было бы ожидать, что он присоединится к гностикам и их воспеванию исключительно восходящего движения и подвергнет нападкам посюсторонние направления. Вместо этого Плотин написал совершенно разрушительную критику гностиков, этих сторонников исключительно восхождения, именно по той причине, что у них не получалось уравновесить восходящий поток с равно важным нисходящим потоком.

Другими словами, гностики обнаружили причинное Единое, но они не прошли дальше к недвойственному постижению того, что Единый и Многое суть «не-два», что Пустота и Форма недвойственны, что посюстороннее и потустороннее суть Один вкус, что восходящее и нисходящее течения должны быть интегрированы в недвойственном Сердце.

И поэтому Плотин вгрызается в гностиков, подвергая их экстраординарной в своей тотальной убедительности атаке, которая представляет собой образец одного из самых удивительных текстов духовной прозы, когда-либо написанных человеком. Он напоминает гностикам, что весь зримый мир является проявлением Духа и его надлежит любить как Дух. И если бы они, гностики, действительно любили Дух, как они заявляют, то они бы любили и детей Духа, тогда как они их только презирают. На самом деле Плотин обвиняет гностиков в духовном насилии над детьми.

В.: Вы цитируете эту атаку в «Сексе, экологии, духовности». Интересно, можете ли вы её и сейчас прочитать для нас?

К. У.: Плотин говорит следующее:

«Не предполагайте, что человек приобретает добродетель через презрение к миру и всем красотам, в нём сокрытым. Они (гностики) не имеют ни малейшего права утверждать о своём поклонении богам высшего мира. Когда мы любим кого-то, то любим всё ему принадлежащее, — мы расширяем испытываемые к родителю чувства на его детей. Итак, каждая Душа есть дочь [Божества]. Как можно отделить сей мир от духовного мира? Те, кто презирает то, что столь близко духовному миру, доказывают, что они не знают ничего о духовном мире, кроме его названия...

Позвольте ей, [каждой индивидуальной душе], заслужить созерцание Великой Души через очищение, путём безмолвного вспоминания, от лукавства и всего, что пленяет вульгарные души. Позвольте ей быть в безмолвии, позвольте всему, что её окружает, находиться в покое. Позвольте земле пребывать в покое, и морю, и воздуху, и самим небесам быть в ожидании. Позвольте ей наблюдать за тем, как Душа проистекает со всех сторон в покоящийся мир, изливается в него, пронизывает его и озаряет. Даже когда яркие солнечные лучи освещают тёмное облако, обрамляя его золотой каймой, — и тогда Душа, проникая в тело небесное, даёт ему жизнь и вневременную красоту и пробуждает ото сна. Так мир, погружённый во вневременное движение Душою, которая насыщает его разумом, становится живым и благословенным бытием...

Он (Дух/Душа) отдаёт себя каждой точке этого обширного тела и открывает своё бытие каждой его части, великой и малой, невзирая на то что эти части разделены пространством и расположением, и, хотя некоторые противопоставлены другим, они зависят друг от друга. Но Душа не разделена, не разделяется она и для того, чтобы придать жизнь всему индивидуальному. Все явления живут Душою во всей её полноте, [т. е. в предельном смысле нет ни степеней, ни уровней, а есть лишь чистое Присутствие]: она всецело присутствует во всём. Небеса, столь обширные и многообразные, едины благодаря силе души, и именно благодаря ей вся наша вселенная Божественна. Солнце тоже Божественно, как и звёзды. Да и сами мы, если хоть чего-то да стоим, таковыми являемся благодаря Душе. Убедитесь, что через неё вы можете обрести Бога. И знайте, что вам не придётся брести слишком далеко...» Мудрость и сострадание