Шотландская сага - Джеймс Мунро

Пока раздавалась пулеметная очередь, Генри шепнул охрипшим от нервного напряжения голосом канадскому сержанту:

— Дай мне несколько гранат.

Когда огонь стих, Генри рассовал гранаты по карманам и снова шепнул — еще тише, ибо немцы были совсем близко:

— Когда немцы снова начнут палить, мы приготовимся бежать. Как только огонь смолкнет, беги изо всех сил в направлении укрепления, обходя его сзади. Если нам повезет, то там не должно быть никаких пулеметных гнезд. Метни пару гранат и бросайся на землю. Я постараюсь сделать то же самое с другой стороны. Если здесь у нас все получится, мы попробуем такой же маневр со следующим укреплением. Для вашего подразделения образуется узкий проход, и им удастся проскользнуть через него.

Сержант кивнул головой, не сказав ни слова. Секунду спустя пулеметы опять начали стрелять из немецких укреплений.

Все время, пока раздавался треск пулеметов, мужчины ждали. Потом неожиданно опустилась тишина, и оба, не проронив ни звука, встали и бросились из укрытия в воронке.

Они добежали до огневой точки за несколько больших шагов, но в эти моменты Генри чувствовал, что каждый солдат германской армии, должно быть, всматривался в него через прицел ружья. Но ему не нужно было волноваться. До конца даже не понимая этого, он и канадский сержант выбрали правильный момент. Как и предполагал Генри, немцы не установили сзади ни одного пулемета, которые бы брали под прицел заднюю стену укрепления, охраняя тем самым подход к тяжелой входной двери, встроенной в толстую бетонную стену. Кроме того, пулемет, который был нацелен непосредственно на двоих людей, когда они выбрались из своего укрытия, перезаряжали, а другой не мог сразить их очередью на таком близком расстоянии.

Низко нагнувшись к отверстию для ствола пулемета, Генри быстро вытащил чеки из двух гранат и бросил их одну за другой вовнутрь укрепления, а с другой стороны сержант сделал то же самое.

Крики ужаса раздались изнутри огневой точки, но они продлились только несколько секунд, прежде чем сильный взрыв четырех гранат сотряс землю там, где согнувшись лежал Генри, а из узких щелей для пулеметов с обеих сторон укрепления повалил дым.

После этого сражения армейские статистики подсчитают, что один пулемет германской армии стоил двадцать тысяч потерь в рядах войск союзников, но на этот раз смерть была обращена на команду немецких пулеметчиков.

— Славно сработано, сержант. Теперь разберемся вот с этой точкой. — Генри показал пальцем в направлении следующего укрепления, спрятанного среди развалин стены, которая когда-то определяла границы полей какого-то фермера из Фландрии.

— Зачем на этом останавливаться? — Канадский сержант чувствовал радостное возбуждение от их успеха. — Если так пойдет и дальше, мы сможем многих вывести из строя.

Это были его последние слова. Меньше чем через минуту он лежал убитым в вязкой вонючей грязи. Генри Росс лежал рядом с ним, задыхаясь от боли.

Майор Росс тщательно отметил точное положение каждого немецкого огневого укрепления, нацеленного на тот рубеж, который недавно удерживали австралийские войска. Единственное, чего он не знал, что совсем недавно были проложены новые окопы, соединяющие многие укрепления. Их соорудило новое пополнение новобранцев, которые недавно были переброшены из Германии. Выстрелы, которые уложили австралийца и канадца, произвели в первый раз в порыве гнева молодые немцы, которые пристально вглядывались через укрепления за ходом этой хитроумной операции.

Глава тринадцатая

На столе большого офиса в здании Верховного суда в Джефферсон-Сити, штат Миссури, несколько минут звонил телефон, но никто не обращал на него внимания. После некоторых раздумий трубку снял, хмурясь, судья Родерик Маккримон. Судья работал над запутанным делом о правах на землю, на которую претендовали две стороны со времен Гражданской войны, в нем фигурировали бывшие рабы и рабовладельцы, и исход дела получит широкую огласку. Все нужно было тщательно проверить, а Маккримон славился как дотошный судья, и сейчас он был недоволен тем, что его прервали. Он ведь сказал секретарю, чтобы его не беспокоили ни по какой бы то ни было причине.

— Алло! — Резкий ответ Родерика Маккримона на звонок выдавал его раздражение.

— Я позвонил не вовремя, Род?

Голос в телефонной трубке заставил судью автоматически вытянуться, и все его раздражение было позабыто.

— Господин президент! Простите, сэр. Я просто работаю над судебным разбирательством, которое мне поручено, и должен подготовить все до понедельника, а сегодня — уже четверг.

— Дело очень важное?

— Оно не внесет изменений в историю Соединенных Штатов, но для обеих сторон, вовлеченных в него, оно важное.

— Понятно, но имей в виду, мне нужно видеть тебя здесь, в Вашингтоне. То, что я намерен поручить тебе, может внести перемены в историю нашей страны. А что, если ты передашь это дело кому-нибудь?

— Я мог бы… — Родерик Маккримон был заинтригован: что могло произойти столь важное, что президент Вилсон хочет, чтобы он все бросил и поехал в Вашингтон. Он знал президента много лет. Вилсон был его наставником в юриспруденции, когда он изучал закон в Принстоне. Родерик Маккримон также помогал Вудро Вилсону в последней предвыборной кампании. — Вы не могли бы сказать, в чем дело?

— Только не по телефону, но, уверяю тебя, важность этого дела для Америки трудно переоценить, во всяком случае за последние десять лет, и ты или кто-то другой можете оказать стране неоценимую услугу.

У президента Вилсона не было привычки преувеличивать. Скорее он был склонен хватать быка за рога. Если он сказал, что дело важное, у Родерика Маккримона не возникло сомнений, что это действительно так.

— Я передам дело судье Хенвуду и буду у вас завтра, господин президент.

Неделю спустя судья Родерик Маккримон находился на борту трансатлантического лайнера «Мавритания», следовавшего маршрутом Нью-Йорк — Лондон. Его миссия носила личный характер поручения от имени президента США, цель — не что иное, как попытаться убедить правительство Британии снять блокаду с портов Германии и стран, поддерживающих немцев.

Президент Вудро Вилсон по воспитанию и убеждению был англофилом, но он собственными глазами видел ужасы войны, пока жил на Юге во время Гражданской войны. Он был твердо намерен держать Соединенные Штаты в стороне от пожарища в Европе, если это только было в человеческих силах.

Несмотря на эти соображения, американский президент позволил Великобритании и ее союзникам получать жизненно необходимые предметы потребления из Америки и хотел, чтобы его соотечественники добровольно поддерживали сторону Британии. Однако блокада германских портов целила прямо в карман хлопководов из южных штатов, и они жаловались. Если они поднимут шум, ненадежная волна американского общественного мнения, возможно, повернется против союзников. Президент Вилсон очень хотел не допустить этого.

Это дело не могло идти по официальным каналам, нужно было думать о том, чтобы не оскорбить чувства немцев и жителей Соединенных Штатов немецкого происхождения. В тысяча девятьсот шестнадцатом году намечались перевыборы президента, и все говорило о том, что это будет соревнование соперников с равными силами. Вудро Вилсон не мог допустить, чтобы от него отвернулась хоть одна группа многонациональных соотечественников. Родерик Маккримон был облечен высокой степенью доверия — он ехал в Лондон, чтобы попытаться найти удовлетворяющее обе стороны решение проблемы, хотя и не очевидной для непосвященных.

Прошло почти сто лет с тех пор, как Хью и Роберт Маккримоны, прадед и дед Родерика, уехали с берегов Великобритании, и Родерик Маккримон был первым представителем семьи, вернувшимся туда. Он с большим интересом рассматривал многолюдный порт Саутхемптон, наблюдая, как буксиры вели огромное судно «Мавритания» вдоль мола. Он знал историю отъезда своего деда из Гленелга, потому что сын основателя американской ветви семейства Маккримонов вел дневник до дня своей смерти в бою во время Гражданской войны. В переплете из прекрасной кожи дневник теперь занимал почетное место на книжной полке в доме Родерика Маккримона в Озарке, на ранчо, в Миссури, где когда-то поселился Хью Маккримон.

Когда вдоль мола подкатили закрытые сходни, чтобы соединить корабль с берегом, безупречно одетый молодой человек был препровожден на борт и его проводили до каюты Родерика Маккримона. Это был Ричард Кобхем, личный секретарь британского премьер-министра Герберта Асквита.

Удобно развалившись на кожаной обивке заднего сиденья «ролс-ройса», по дороге в Лондон Ричард Кобхем ввел американца в курс дела относительно военных действий в Европе. Рассказывать было особенно нечего. Твердо окопавшись на своих сильных линиях защиты, две великие армии стояли лицом к лицу и наблюдали друг за другом через нейтральную полосу, свидетельницу беспрецедентного кровопролития, всю изрытую воронками от снарядов.