Бунт на «Кайне» - Герман Вук

24. Секретный журнал Марика

Вскоре после выхода из Фунафути в составе конвоя к Нумеа офицерам стало известно, что Стив Марик засиживается допоздна и что-то пишет. Он задергивал занавеску, но сквозь открывающиеся при качке щелочки они видели, как он склонялся над блокнотом, пожевывал кончик ручки. Если кто-нибудь входил, он торопливо закрывал блокнот.

В небогатой событиями кают-компании «Кайна» подобные новости вызывали неизменное оживление. Марика тут же обвинили в сочинении романа, от чего тот открещивался, краснея и улыбаясь. Но и не признавался, что же он пишет. «Я должен это сделать», — неизменно ответствовал Марик, вызывая новые шутки и смешки. Как-то за обедом Вилли и Кифер завели речь о возможных названиях и сюжете романа Марика. Кифер окрестил его «На Желтопятном фронте без перемен» и начал придумывать главы, характеры и эпизоды, вовлекая в сюжет капитана, девушку с бородавками из Новой Зеландии и Марика. Офицеры подхватили идею и охотно включились в игру. Смеялись так громко, что позвонил Квиг и поинтересовался, чем вызвано столь бурное веселье. Этим закончилось в тот вечер обсуждение романа Марика. Но еще долго попытки импровизировать на эту тему скрашивали послеобеденные беседы. Тем более что Марик продолжал писать и не желал делиться ни с кем своим секретом.

На самом деле старший помощник вел учет причудам и немотивированно жестким решениям капитана, заведя «Медицинский журнал лейтенант-коммандера Квига». Марик держал его в сейфе. Зная, что шифр известен капитану, старпом как-то ночью открыл сейф и изменил комбинацию цифр. Запечатанный конверт с новой комбинацией от отдал Вилли Кейту, приказав вскрыть конверт только в случае его смерти или исчезновения.

За последующие месяцы в «журнале» появилось немало записей. Оказавшись на Фунафути, «Кайн» попал в лапы командования юго-западного сектора Тихого океана, в Седьмой флот. Не успевал «Кайн» отвести один караван, как его тут же направляли на сопровождение другого. Походы эти отнимали силы и трепали нервы. Тральщики, переделанные из старых эсминцев, эти пасынки флота, не имея постоянного командования, становились рабами любого адмирала, в акваторию которого забрасывала их судьба. Случилось так, что командующему Седьмым флотом требовались корабли сопровождения для охраны десантных транспортов, бороздящих просторы Тихого океана. Когда конвой из Фунафути прибыл в Нумеа, «Кайн» задержали и послали в Гвадалканал с группой ПДК[23], жалких посудин, ползущих со скоростью семь узлов. Пробыв в Гвадалканале неделю, «Кайн» вернулся в Нумеа, отправился на запад, к Новой Гвинее, вновь попал в Нумеа, оттуда — Гвадалканал, снова в Нумеа, наконец, на восток, к Фунафути, где поблаженствовал у борта «Плутона», оттуда взял курс на запад к Гвадалканалу и замкнул круг на юге, в Нумеа.

Дни сливались в недели, недели — в месяцы. Время, казалось, остановилось. Жизнь превратилась в череду вахт, заполнения бортовой документации, жгучего солнца, ярких звезд, сверкающей синевы воды, жарких ночей, жарких дней, внезапных ливней, записей в вахтенном журнале. Ежемесячные отчеты, ежемесячные ревизии сменяли одна другую и казалось, что месяцы проходили со скоростью дней, а дни растягивались на целые месяцы, и время слилось и стало бесформенным, как размякшие от жары плитки шоколада в корабельной лавке или масло в масленках.

За эти подневольные месяцы капитан Квиг стал еще более раздражительным, замкнутым, странноватым. Появляясь из каюты, он обязательно учинял кому-нибудь яростный разнос, суть которого затем Марик заносил в свой «журнал». Квиг сажал матросов в карцер, а офицеров — под арест. Он запрещал пользоваться водой, пить кофе, а когда киномеханик забыл известить его о начале просмотра, на полгода отменил показ фильмов для всей команды. Он требовал бесконечные рапорты и объяснительные. Однажды он продержал офицеров в кают-компании сорок восемь часов, пытаясь выяснить, кто из вестовых сжег кофеварку (виновного так и не нашли, и капитан влепил каждому офицеру по двадцать штрафных баллов). Он завел привычку среди ночи вызывать к себе офицеров на совещания. Состояние войны между ним и кают-компанией, объявленное после суда над Стилуэллом, стало нормой жизни. Каждому из офицеров удавалось поспать не более четырех-пяти часов в сутки. Серый туман усталости застилал им глаза. Они стали нервными, заводились с полоборота и с каждой неделей все больше страшились телефонного звонка в кают-компанию, за которым следовали слова: «Капитан ждет вас в своей каюте». И все это время Марик упорно заполнял «журнал».

В начале июня наступило облегчение. Пришел приказ о нападении на Сайпан. «Кайну» поручалась охрана десантных транспортов. Искренняя радость царила среди офицеров и матросов, когда старый корабль взял курс на Эниветок, где базировалось ударное соединение. Выбирая между сражением и рабской долей под тяжелой десницей командующего Седьмым флотом, чуть ли не все они проголосовали бы за битву. Лучше умереть, чем гнить заживо.

В первый день операции по захвату Сайпана Марик внес в «журнал» одну из самых коротких, но самых важных записей: эпизод с участием Вилли Кейта.

За час до рассвета в день вторжения, когда ночь посветлела, и Сайпан черной глыбой начал вырисовываться на горизонте, Вилли неожиданно для себя испугался. Он стыдился возникшего чувства страха, все возрастающего с приближением к месту второго в его жизни сражения, потому что не испытывал ничего похожего, участвуя в первом бою. Он как бы лишился невинности. Пламя, грохот, руины и падающие фигурки людей на Кваджалейне запали в его душу и оставили неизгладимый след, хотя в то время он и насвистывал веселенький мотив.

Но, едва встало солнце, Вилли моментально забыл о страхе, потрясенный красотой Сайпана. Весь в террасах и садах, он словно сошел с вышитых японских ширм или фарфоровых ваз. Большой остров, с пологими зелеными холмами, утыканными маленькими домиками, поднимался над серым морем. Наполненный цветочными ароматами ветер обдувал палубу. Взглянув на грязный полубак, где расчет первого орудия выстроился синей фалангой, в обтрепанной форме, спасательных жилетах, касках, Вилли на мгновение даже ощутил симпатию к японцам. Он представил, каково быть низкорослым, желтолицым, преданным лубочному императору и смотреть в лицо смерти, которую несли орды белых людей, возникающих отовсюду в изрыгающих пламя машинах. Хотя корабельный обстрел и бомбардировка с воздуха расцветили буколическую красоту Сайпана огненными языками и грибами пыли и дыма, зелени оставалось куда больше, чем на Кваджалейне. Шеренги десантных судов двинулись к зеленеющему парку отдыха, а не грозящему смертью форту.

«Кайн» направили в противолодочное патрулирование, как только началась высадка десанта, и корабль выписывал бесконечные восьмерки длиной в несколько тысяч ярдов. Двенадцать других эсминцев двигались в унисон с «Кайном», вперед и назад, со скоростью десять узлов, защищая от подлодок стоящие ближе к берегу транспорты. Создавалось впечатление, что «Кайн» в безопасности, и настроение Вилли улучшалось с каждым часом. Кто его нервировал, так это капитан Квиг, мечущийся с одной стороны мостика на другую, лишь бы не оказаться на борту, обращенному к берегу. На этот раз ошибки быть не могло, ибо каждые несколько минут корабль ложился на обратный курс, поочередно подставляя Сайпану то левый, то правый борт, а капитан с той же периодичностью переходил на сторону мостика, защищенную от берега рубкой. Тут уж Вилли получил долгожданную возможность выразить свое презрение капитану: при его появлении он уходил на противоположную сторону мостика. Вилли чувствовал, что и матросы обратили внимание на поведение Квига. Они переглядывались и шушукались между собой. А Квиг и не замечал, что его и Вилли все время разделяет рубка.

Ничто не нарушало спокойствия в секторе патрулирования, и в полдень капитан отпустил команду с боевых постов, а сам спустился с мостика в свою каюту. Вилли сдал вахту. Он ужасно устал, не сомкнув глаз на протяжении более тридцати часов, но капитанский указ запрещал спать в дневное время, и он не решался улечься на койку. Он знал, что Квиг сейчас крепко спит, но в любой момент физиологическая потребность могла заставить капитана прошествовать через кают-компанию. Поэтому Вилли поднялся на верхний мостик, улегся на горячую железную палубу и четыре часа, как кот, спал под палящим солнцем. На вахту он заступил куда более посвежевшим.

Вскоре после того как он взял бинокль у Кифера, над северными холмами по направлению к «Кайну» пролетал «корсар»[24]. Внезапно самолет охватило пламя, и по крутой дуге он упал в море между «Кайном» и другим патрульным кораблем, недавно построенным эсминцем «Стэнфилд». Вилли позвонил капитану.