Горе побеждённым - Ольга Сухаревская

 К десерту Канделябров подал шампанское. Его пригласили к столу. Он быстро сбегал к себе,  переоделся в отличный серый костюм и присоединился к компании. Играли в фанты, дурачились. Ипатов засучил рукава и показал фокус с двумя монетами. Вильям Яковлевич под собственный аккомпанемент недурно спел свою любимую «Над Москвою тучи ходят» про Брюса. А Спиридон Кондратьич, опьянев от двух бокалов вина, показал чудеса силы: одновременно поднял два стула с Катериной Павловной и  Ипатовым.

 Обед закончился в пять часов, а в половине шестого раздался звонок в дверь. На пороге стоял высокий вальяжный господин лет пятидесяти явно иностранного происхождения.

 - Хозяин дома? Скажите, что его хочет видеть господин Мозен и передайте ему мою визитку – сказал он на ломаном языке.

                                                                      ***

    Катерина Павловна и батюшка пошли к себе отдыхать, а Канделябров с Ипатовым, толкая друг друга, прилипли к двери кабинета, пытаясь услышать, о чём говорит начальник с этим самым Мозеном.  Слышно было хорошо: Кондратьич ещё месяц назад рядом с одной из дверных петель прокрутил дырку. Но вот о чём говорили – было непонятно. Спиридон прошептал, что, если в английском и немецком он  ещё так сяк, то во французском - ни в зуб ногой. Александр Прохорович тоже ничего не понимал – говорили быстро, а у него по языку Наполеона было «удовлетворительно» в рамках посадской гимназии. Не солоно хлебавши, сообщники отправились в кухню.

 -  Вместо того чтобы по неземным созданиям вздыхать – лучше б французский выучил, – назидательно сказал Канделябров. – Пользы было бы больше.

  – Может этот француз пришёл с дружеским визитом? Вильям Яковлевич говорил, что они знакомы, – предположил Ипатов. – Или из-за какой-нибудь мелочи. А вы уже паникуете.

 - Во-во. Большие неприятности с мелочей и начинаются.

 Посетитель засиделся. Собакин дважды вызывал Спиридона и просил подать кофе.

 Гость ушёл в десятом часу. Хозяин, не сказав не слова, заперся у себя и к вечернему чаю не вышел, а приставучему Канделяброву грубо сказал, чтоб отвязался.

                                                                          ***

   На следующий день Ипатов прибежал на работу пораньше – начальник обещал «засучить рукава». Оказалось, что опоздал. Вильям Яковлевич уже действовал: он как пчела вился вокруг Катерины Павловны, которая с книгой в руках сидела в столовой в ожидании завтрака.

 - Что у вас за книга? Тургенев? А что именно?

 - «Руднев».

 - Это про человека, который был холоден, как лёд, а притворялся  пламенным?

 Катя рассмеялась и закрыла лицо раскрытой книгой.

 - Не смейтесь надо мной, Вильям Яковлевич. Я росла в провинции и почти не видела интересных людей. Мне любопытно, какие они.

 - Нынешние герои? – уточнил Собакин. – В их головах, Катерина Павловна, ни одной своей мысли – все приобретены из западной философии. Их вдохновляют всякие там гегели и марксы.

 - Так уж и всех?

 - Нет, не всех. Исключение составляет Александр Прохорович, – не отрывая взгляда от девушки, серьёзным тоном произнёс Брюс. – Он единственный у нас самобытный рыцарь без страха и упрёка. Рекомендую.

 - Зачем вы так?! – возмутился, покрасневший Ипатов.

 - Я считаю, что изучать людей лучше по реальным лицам, а не по литературным героям,  –  Собакин всё также, не отрываясь, смотрел на Катю, игнорируя  возглас помощника. –  Но, вы не сомневайтесь, Катерина Павловна, я ценю хорошую литературу и вместе с итальянцем Карло Гольдони , считаю, что «человек с хорошей книгой в руках никогда не будет одинок».

 - Это верно, – кивнула девушка. – Мне то же самое всегда говорил папа.

 - Вот видите, как хорошо, – кисло отозвался Собакин. – Теперь, я буду ассоциироваться у вас с образом вашего отца.

 «Получил, дядя?» - злорадно хмыкнул Ипатов.

                                                                                ***

    После завтрака начальник позвал подчинённых на совещание. С ними увязался отец Меркурий.

 - Вот видишь, Канделябров, – начал Собакин, – мои связи в определённых кругах опять пригодились. Есть интересные сведения по делу о кольце. Действительно, князя Глебовского, а потом и Поливанова, некий, скажем так, древний Орден (Спиридон фыркнул) тщетно уговаривал продать «Чёрное сердце». Кольцо принадлежало ему с незапамятных времён, но было утрачено и теперь его представители решили  во что бы то не стало вернуть драгоценность назад. За Поливановым началась упорная слежка. Владельца «Чёрного сердца» собирались, если понадобится, «пасти» и год и два и десять, чтобы, при удобном случае,  завладеть камнем. Его смерть стала для них неожиданностью. Орден провёл своё расследование (у него в Английском клубе есть осведомитель) и пришёл к такому же выводу, как и мы: Поливанова убил Лавренёв. Мозен, как представитель этой организации, встретился с Иваном Николаевичем, изложил доказательства его вины и предложил отдать кольцо в обмен на сохранение тайны.

 - Ага, господин Мозен, от лица своей организации, не погнушался покрывать убийцу?- спросил Канделябров.

 Собакин не ответил и продолжал:

 - Встреча закончилась безрезультатно: Лавренёв стал отпираться и сказал, что, если они так уверены в его виновности – пусть заявляют в полицию. Тогда Мозен через третье лицо нашёл Федю Рыжика и предложил совершить налёт на дом Лавренёва.

 - А не проще было бы его поймать в тёмном месте, связать и обыскать, – подал голос Ипатов. – Если кольцо взял Лавренёв, то он наверняка носит его с собой.

 - Они так и поступили. Во время званого обеда в доме близкого родственника семьи Лавренёвых, его умудрились в курительной комнате одурманить и быстро обыскать. Ничего не нашли. Потом за две тысячи подкупили дворецкого Лавренёвых. Он перерыл весь дом на Пречистенке, где мы были и - опять ничего.

 - Это какая-то уголовщина со всех сторон! – возмутился отец Меркурий. – А вдруг этот ваш Лавренёв не виноват?

  – В то самое время, когда случилось несчастье с Поливановым, его видели в туалетной комнате клуба, на первом этаже, отмывающим  руки от чего-то жирного, – объяснил Вильям Яковлевич -  Мозен утверждает, что и один рукав фрака Лавренёва тоже был испачкан маслом, с помощью которого Иван Николаевич снял кольцо с руки Поливанова.

 - А зачем в тот день Мозен поехал вместе с Лавренёвым в клуб? - поинтересовался Канделябров.

 - Он предложил ему за деньги уговорить Поливанова продать кольцо.

 - Почему тогда Иван Николаевич нам солгал? – спросил Ипатов. - Сказал бы правду, и следствие могло уйти от него к Мозену.

 - К моменту нашего разговора француз второй раз встретился с Лавренёвым и объявил, что подозревает его в убийстве. Поэтому, Иван Николаевич побоялся выводить нас на иностранца: вдруг тот расскажет нам правду.

 - А почему они передумали с помощью Рыжика грабить дом Лавренёвых?

 - Они действовали в нескольких направлениях: вариант с дворецким сработал быстрее. Им стало ясно, что «Чёрного сердца» в особняке нет. Поэтому, Федя отпал и мои подозрения, что дело сорвалось из-за нас с Ипатовым, не состоятельны. Орден никогда не совершает опрометчивых  поступков без крайней нужды.

 - Скажите, какие гуманисты, – съязвил Спиридон Кондратьич.

 - Да уж, – кивнул Ипатов. – Гори оно огнём – это кольцо! От него одни неприятности.

 - Эта реликвия принадлежала рыцарскому Ордену тамплиеров со времён первых крестовых походов и должна быть ему возвращена по праву. Мозен предложил мне действовать заодно, но только с условием, что, в случае успеха, «Чёрное сердце» получит Орден. Его члены согласны на официальный путь выкупа кольца у наследников, а если таковых не найдётся, то у города.

 - Видать приспичило им это колечко, – открыл Америку Ипатов.

 - Я дал согласие, –  продолжал Собакин. – Клуб пока в известность ставить не будем:   посмотрим, как будут развиваться события. Кстати, Спиридон Кондратьич, помнишь, ты рассказывал нам историю Шаблыкина? Оказывается, Орден предлагал ему большую сумму в обмен на кольцо, если тот его обнаружит. К чести Петра Ивановича - он им отказал в  категоричной форме и указал на дверь. Жалко только, что нам об этом не сказал.

 - Непонятно теперь, что нам дальше-то делать? - озабоченно спросил Канделябров.

 - Теперь возьмёмся за Лавренёва. Мозен утверждает, что эта троица во главе с покойным Поливановым нечисто играла.

  Спиридон присвистнул: – Вот это да! Это в Английском-то!

 - Ни один настоящий игрок не может о себе твёрдо сказать, что он, хоть когда-нибудь, но не смухливал в карты, – встрял Собакин-старший, - хотя бы и не нарочно, а под воздействием случая.

  – По-вашему, все картёжники – мошенники? – удивился Ипатов.