Коллапс. Гибель Советского Союза - Владислав Мартинович Зубок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Горбачева сыпались все новые удары. Один последовал от Рыжкова. Премьер-министр взял слово, чтобы объяснить, почему перестройка привела к провалу. Он обвинял враждебные силы, которые свернули осуществление программы «подлинного социализма с человеческим лицом». Сразу после своей речи Рыжков пережил сердечный приступ и, казалось, ушел из политики. Наконец у Горбачева были развязаны руки: он мог сформировать новое правительство и выбрать нового премьера. Им стал Павлов[577]. Но самый большой удар в спину Горбачеву нанес Шеварднадзе. В душе этого эмоционального и амбициозного человека боролись гордость, честь и лояльность, ревность и разочарование. Шеварднадзе внушил себе, что советский лидер сделал его козлом отпущения и готовит его соперника Примакова для роли нового руководителя советской дипломатии. Он также был убежден, что советскую «империю» ждет неизбежный крах и вместо Москвы ему нужно будет присягнуть Грузии[578]. Утром 20 декабря Шеварднадзе объявил двум своим помощникам, Тарасенко и Степанову, о своем решении уйти в отставку. Он не поставил об этом в известность Горбачева, опасаясь его «обычных трюков». Через несколько часов Шеварднадзе вышел на трибуну съезда. Он начал говорить спокойно, а потом поднял вопрос о посягательствах на его личное достоинство, и эмоции полились через край: «Товарищи демократы, вы разбежались, реформаторы ушли в кусты. Наступает диктатура! Заявляю со всей ответственностью. Никто не знает, какая это будет диктатура, и кто придет, что за диктатор, и какие будут порядки… Я ухожу в отставку. Пусть это будет – не реагируйте и не ругайте меня – пусть это будет моим вкладом, если хотите, протестом моим против наступления диктатуры». Он завершил выступление фразой, что «диктатура не пройдет, будущее за демократией и свободой». После этого он покинул зал, оставив публику в недоумении. Западные наблюдатели и журналисты ринулись к телексам и телефонам сообщить сенсационную новость. Алкснис и его соратники торжествовали. Демократически настроенные депутаты были в великом смятении и наперебой просили Шеварднадзе пересмотреть свое решение[579].
Горбачев сидел с невозмутимым видом, ничего не комментируя. Когда на следующий день он наконец взял слово, то сказал, что собирался назначить Шеварднадзе на должность вице-президента и воспринял его неожиданную отставку как личную обиду. Шеварднадзе, который слушал выступление Горбачева по телевизору в своем кабинете в Министерстве иностранных дел, закрыл лицо ладонью, побагровев от гнева, – Горбачев снова кривил душой. На следующее утро Горбачев пригласил Шеварднадзе в свой кабинет в Кремле – он был там вместе с Раисой, и они оба пытались отговорить Шеварднадзе от отставки. «Если уйдешь ты, – сказал Горбачев, – уйду и я». Вернувшись к себе в министерство, Шеварднадзе сообщил своим помощникам, что Горбачев отказывается признавать очевидное: он загнан в угол, с одной стороны на него давят сепаратисты, которые хотят разрушить Союз, с другой – сторонники жесткой линии, которые хотят ввести чрезвычайные меры, чтобы предотвратить крах. У него «нет другого выхода, он будет вынужден действовать жестко. И тогда все наше дело лишится смысла»[580].
Растерянность после ухода Шеварднадзе усугубилась два дня спустя, когда на съезде с докладом выступил Крючков. Шеф КГБ, как и прежде, высказывался об иностранном вмешательстве в советские дела. По его словам, Запад готов воспользоваться преимуществами открытия советской экономики. Оно способствовало «утечке мозгов» квалифицированных ученых и технических работников из советских предприятий. Он также говорил, продолжая линию Андропова 1983 года, о валютной войне, якобы развязанной Западом против Советского Союза: «Только в одном швейцарском банке хранятся 12 миллиардов рублей, которые в один момент могут быть выпущены на советский рынок и спровоцировать тяжелую инфляцию». Многие действия «наших иностранных партнеров, – подытожил он, – напоминают экономический саботаж»[581].
Когда Горбачев выдвинул Янаева на должность вице-президента, съезд отклонил его кандидатуру. Непонятно, кто чувствовал себя униженным больше – Горбачев или депутаты, которые считали Янаева бесполезным шутом. Во время перерыва группа представителей интеллигенции пыталась переубедить президента. Янаев, говорили они, неподходящая кандидатура для реформ. Горбачев ответил: «А какими фактами вы располагаете?»[582] При повторном голосовании Янаев с небольшим перевесом прошел. Черняев записал в дневнике: «Съезд превращается в толпу… Скорей бы разогнать эту институцию». Ближайший помощник Горбачева решил на время отложить свое решение уйти в отставку. Ему стало жаль Горбачева[583].
Главным вопросом, который съезд не смог не то что согласовать, но даже обстоятельно обсудить, был Союзный договор. После года проволочек Горбачев наконец обратился к этой ключевой проблеме. Многим казалось, что слишком поздно. Но Горбачев вынул из шляпы еще одного кролика. В своем обращении он предложил провести общенародный референдум по вопросу, нужно ли реформировать Союз. Съезд проголосовал «за», предоставив руководству решать вопрос о сроках. Для Советского Союза год закончился целым рядом разногласий между различными частями распадающегося государства. Западные дипломаты и журналисты, получавшие предупреждения от своих либеральных друзей в Москве, были почти уверены, что крови не миновать и что армия скоро применит силу. Приведет ли этот кризис к рождению нового содружества? Или результатом будет только растущий хаос и кровопролитие? Никто не знал ответа на этот вопрос. Но мало кто мог тогда себе представить, что Советскому Союзу не суждено пережить 1991 год.
Часть II
Упадок и крушение
1991 Глава 7
Противостояние
Но что, кроме жестокого поражения, может ждать того человека, который желает и в то же время не желает?
Томас Карлейль о Людовике XVI в 1789 году[584]
