Наперстянка - Грейс Аделин

Она отогнала этот образ, надеясь, что никто не заметил румянца на ее щеках. Она бы с радостью выбросила все из головы, потому что подобные мысли не приносили пользы ни ей, ни ее ночным фантазиям. Блайт постаралась направить все свое внимание на счастливую пару, хлопая вместе с остальными, пока молодожены целовались.

После всего случившегося за этот год поместье Уэйкфилдов казалось слишком красивым, чтобы она чувствовала себя здесь уютно. Хрустальная посуда и торты с позолоченной глазурью слишком сверкали, а костюмы и платья гостей были чересчур роскошными. Блайт все ждала, что вот-вот что-нибудь сломается или с неба обрушится огненный дождь, отчего никак не могла сосредоточиться. Тревога все сильнее сдавливала грудь, и ей захотелось развернуться и последовать за своим беспокойством. Казалось, кто-то наблюдает за ней, но она не могла понять, чьи это любопытные взгляды.

– Правда прекрасная свадьба?

Блайт вздрогнула, узнав голос Сигны только секунду спустя. Она обратила внимание на темно-синее платье кузины, резко контрастировавшее с ее собственным, которое было такого холодного оттенка голубого, что казалось серебристым. Элайджа стоял на небольшом расстоянии позади Сигны и оживленно разговаривал со смеющейся Элизой.

– Он будет замечательным дедушкой, – продолжила Сигна, когда Блайт ничего не ответила.

– Верно, – согласилась Блайт, поворачиваясь к жениху и невесте. – И, осмелюсь сказать, Шарлотта еще никогда не выглядела такой счастливой.

В груди разлилось тепло, когда пара нежно обняла друг друга. Приятно было снова видеть горящие глаза Эверетта. Смерть его отца признали естественной. Ходили слухи, что коронер сделал поспешные выводы, сбитый с толку видом тела такой важной персоны. Конечно, это была ложь, но Блайт знала, что они с Сигной унесут эту тайну с собой в могилу.

Или, по крайней мере, она унесет. Она сомневалась, смертна ли вообще Сигна.

– Имя для ребенка уже выбрано? – спросила Сигна чуть громче, привлекая внимание остальных Хоторнов, включая Элизу.

Элиза и Байрон объявили о свадьбе через несколько дней после возвращения Элайджи. Они утверждали, что поженились за несколько месяцев до этого, но скрывали из-за смерти лорда Уэйкфилда и злоключений Элайджи. Конечно, ходили разные слухи, учитывая положение Элизы. Но опровергнуть что-либо было невозможно; они планировали отправиться в длительную поездку за город и родить там, чтобы никто не знал, когда появился ребенок.

Возможно, Элиза не таким представляла себе брак, но именно он спас ее. Между ней и Байроном не было романтических отношений, и, как Элиза уже сказала кузинам, Байрон не ожидал ничего из того, что она была не готова ему предложить. Он любил Перси и просто хотел быть рядом с его ребенком.

– Сирил – для мальчика, – нежно ответила Элиза, улыбаясь и глядя на Байрона. – А с именем девочки мы пока не определились.

– Это сильное имя, – сказал Элайджа, прежде чем извиниться и выйти, чтобы поприветствовать отца Шарлотты. При этом его улыбка была такой широкой, что Блайт испугалась за его лицо.

Волнение в глазах Байрона тоже было неоспоримым. И Сигна неустанно поддразнивала его:

– Ты готов к его появлению? Представляю, каково это – чувствовать, что ребенок появится со дня на день.

Байрон положил руку на поясницу Элизы.

– Для меня будет большим счастьем видеть их здесь. – Он старался говорить непринужденно, хотя в его случае мог с таким же успехом кричать с крыши.

– Это случится не так скоро. – Элиза говорила тихо, чтобы никто из любопытных не обратил внимания на их разговор. – Боюсь, я буду беспокоиться, пока не удостоверюсь, что ребенок в безопасности и здоров.

– Так и будет. – В голосе Байрона чувствовалась твердость. – Его жизни больше никто не угрожает, Элиза. Можешь спать спокойно.

Блайт выпрямилась под суровым взглядом потемневших глаз Сигны.

– Кто хотел избавиться от ребенка? – спросила Сигна, ничуть не удивившись, когда Элиза поджала губы от такого прямого вопроса. Байрон напрягся еще больше.

– Мой дядя, – едва слышно прошептала Элиза, чтобы никто посторонний ее не услышал. – В ночь перед смертью он предложил мне два варианта – избавиться от ребенка или обручиться с сэром Беннетом к концу недели.

Байрон не смог скрыть свою горечь.

– Этот ребенок заслуживает лучшего, чем отца, который уже одной ногой в могиле. Он Хоторн, и мы вырастим его как одного из нас.

Блайт почувствовала на себе взгляд Сигны и сразу поняла его смысл. Байрон не сказал ничего дурного… И все же было невозможно не удивиться его тону, вспомнив уверения Элизы, что она точно рассчитала дозу цианида. Блайт думала, что это не более чем бред виноватой женщины, и все же при виде того, как Байрон касается Элизы и как держит ее за руку, по спине девушки заструился пот.

Элиза утверждала, что в ту ночь в панике избавилась от цианида. И если это было правдой, то вполне возможно, что Элиза была не последней, кто прикасался к яду и напитку лорда Уэйкфилда.

Байрон один из немногих знал о трезвости Элайджи. И мог быть уверен, что не он, а именно лорд Уэйкфилд выпьет яд. Потому что, будь лорд Уэйкфилд жив, ребенок Перси либо вообще не родился бы, либо стал бы тайным бастардом отца, который, по мнению Байрона, не подходил для воспитания Хоторна.

Глядя на Байрона сейчас – на гордость в его глазах и властность его прикосновений, – Блайт поняла одну вещь: Байрон никогда бы не допустил подобного.

Блайт знала, что кузина пришла к такому же выводу, пока они наблюдали, как эти двое отступают к столику в тени, а Байрон с величайшей осторожностью помогает Элизе сесть.

Именно Байрон отравил герцога ради ребенка Перси. И хотя правда давила на нее, что-то менять было поздно. Вряд ли Байрон когда-нибудь признается им, и даже если вдруг решится покаяться, какое это будет иметь значение? Они решили защитить Элизу. Теперь им придется сделать то же самое для него.

Блайт так погрузилась в свои мысли, что не услышала звона хрусталя, пока не заметила, как оборачиваются гости. Она не успела обсудить с Сигной свои догадки, потому что внимание кузины отвлеклось на источник звука. Только когда Сигна побледнела, Блайт проследила за ее взглядом.

Принц Арис был одет не в черное, как другие мужчины, а во фрак цвета осеннего мха. Он выглядел настоящим принцем, когда улыбался толпе и поднимал свой бокал, ожидая, что другие последуют его примеру.

– Я хотел бы передать свои поздравления новоиспеченным мужу и жене и предложить выпить за радость супружества! – Он изменился с тех пор, как Блайт видела его в последний раз. Арис больше не выглядел диким и изможденным и не бушевал, как бешеный пес. Его золотистые волосы были подстрижены, ботинки начищены, и Блайт изо всех сил постаралась отвести взгляд от кольца у него на пальце. Интересно, видит ли его еще кто-нибудь?

– Вы взяли на себя обязательство уважать другого человека, в горе и в радости. В богатстве и бедности. Заботиться о нем и быть верным, пока Смерть не разлучит вас. – Его голос звучал весело, даже когда он оглядел толпу и, остановив взгляд на Блайт, ухмыльнулся. – Это замечательное обещание, и я могу только надеяться, что однажды мы с моей будущей невестой будем хотя бы наполовину так же счастливы, как вы двое. Не так ли, мисс Хоторн?

Несколько дам ахнули и посмотрели на Диану, которая, несомненно, все еще провозглашала себя будущей принцессой воображаемой Верены. В конце концов все взгляды устремились к Блайт, включая ее отца. Элайджа побледнел, как призрак, и больше всего на свете Блайт захотелось повалить Ариса на пол и вырвать у него глазные яблоки. А затем засунуть их обратно в глазницы, чтобы потом снова вырвать.

Но она этого не сделала, поскольку у нее родился лучший, более коварный план, который не позволил ей уклониться от вызова. Это решение требовало поддержки отца, и Блайт не хотела его принимать одна, но она не могла позволить Арису выиграть эту войну.

Поэтому девушка подняла бокал с шампанским и, изобразив свою самую лучезарную улыбку, закружилась среди толпы.