Столп. Артамон Матвеев - Владислав Бахревский

   — А почему всё-таки нельзя устроить торговлю по-старому? Ваши гости ездили бы вольно в Персию, наши — в русские города.

   — Московские купцы на днях подали мне сказку о своих торговых бедах в шахской земле. У вас в каждом городе свой хан, свой бей. Ханы и беи забирают лучшие товары. Платят в половину цены, в треть. Держат иные товары по году, а потом возвращают как негодное. В Шемахе двадцать лет тому назад хан заключил русских купцов в тюрьму и держал как разбойников семь лет. Товаров не вернул. Убытки составили пятьдесят тысяч рублей серебром! Двенадцать лет тому назад шевкал Тарковский пограбил товары знаменитых наших гостей Шорина, Филатьева, Задорина, Денисова. Убытков было на семьдесят тысяч! А в прошлом году этот же шевкал ограбил на пять тысяч рублей астраханского торгового человека Нестора, родом, как и вы, армянина... С вашими купцами беда случилась только однажды, казак Степан Разин погулял по вашим городам, но Разин и наша печаль.

На том и расстались, друзьями.

Артамон Сергеевич ликовал. Подарил он царевичу Фёдору на день рождения коня отменного, с отменной упряжью, да ещё орла.

Царевича обрадовал, но уязвил щедростью дара Куракина и младшего Хитрово: царские дядьки пошли своё дудеть Фёдору Алексеевичу:

   — Конь хорош, да не по нашей погоде. Зимой от него проку никакого!

Орла, а птица была грозная, великая, накормили отравой. Сдохла в день праздника, 30-го же мая, к вечеру.

   — Ну и подарочек! — закатывал глаза князь Фёдор Фёдорович, а младший дядька Иван Богданович гневом пылал:

   — Заразить, что ли, тебя, света нашего, своей птицей хотел?! Петрушке-то куклу поднёс да ещё кубок стеклянный, а в кубке всяких яхонтов с верхом. Камушки-то небось не подохнут.

9

Царь с царицей молились в Троице-Сергиевой лавре, и Артамон Сергеевич был рад, что власть далеко. Огорчать не хотелось.

В Рязани 4 июня умер митрополит Илларион. Для Церкви утрата. Мудрый был пастырь. Озадачило донесение с Дона. На реке Медведице, в неприступном месте, елецкий кузнец Кузьма Косой со товарищи возвёл городок, ватагу собрал. Зовёт идти на Москву, дабы очистить Русскую землю от царя-антихриста. Вокруг Кузьмы собираются люди старого обряда.

Отправил к казакам подьячего, наказал крови не проливать. Пусть казачья старшина заманит царского ругателя и отошлёт в Москву.

На Украине, как всегда, шла круговерть. Воевода Григорий Григорьевич Ромодановский, убаюканный посланиями дружбы Лизогуба и самого Дорошенко, отправил за Днепр в Киев полк: били челом великому государю о подданстве — пожалуйте.

Увы! Каневские казаки, гетман Дорошенко, есаул Лизогуб единодушно сказали: не хотим быть рабами московского царя.

Пришлось полку убираться обратно за Днепр с поспешанием. А тут ещё объявилась татарская напасть. Харьковский воевода, посланный рассеять пришельцев, целый день отбивал атаку татарской конницы и ночью отступил.

Сообщая обо всём этом, Ромодановский оправдывался: переправить всё войско к Каневу было невозможно! Разлив Днепра нынче великий, Дорошенко все суда отогнал на свою сторону.

Ромодановскому вторил гетман Иван Самойлович: переправить войско в Канев невозможно, Дорошенко суда отогнал...

Артамон Сергеевич был в ярости. Приказа соваться за Днепр Москва не отдавала. Перейти границу — ожесточить хана, а то и самого султана. Иное у Москвы на уме: ждать. Одолеть Турцию — славно, да не выгодно. Поляки тотчас воспрянут. Тогда только поспевай выслушивать гордецкие запросы комиссаров. А стало быть, и среди казаков жди новой смуты.

«Дорошенко суда отогнал! — Перо так и летело по бумаге. — Да если бы и река не вспучилась и лодки оказались на месте, разве вам велено было переправляться за Днепр?! Вам именно было велено стоять у Днепра где пристойно и, устроясь обозом, послать к Дорошенку с милостивыми грамотами двоих досужих людей, а не полк. Так же было велено, услыхав о татарах, не отступать, а выслать против них часть войска».

Артамон Сергеевич бросил перо, вытер платком взмокший лоб. Посидел, прикрыв глаза, потянулся к ларцу с бумагами, взял донесение верного человека, служившего писарем у киевского полковника Солонины. Сообщение было тоже не из приятных: Дорошенко распускает слухи, что казаки Левоборежья и Правобережья сговорились и будут бить и гнать москалей из Киева, из Нежина, из Батурина.

Письмо самого Солонины — скулёж! Артамон Сергеевич перечитал отчёркнутое место: «Воеводы и головы стрелецкие, идучи дорогою под Киев, брали подводы многие, и из этих подвод большая половина пропала. Людей, которые за подводами шли, стрельцы били, за хохлы драли и всякими скверными словами бесчестили. У бедных людей дворы и огороды пожгли, разорили, сено всё потравили, крали и силой отнимали. Такой налоги бедным людям ещё не бывало! Не знаю, как и назвать: неужели это христиане к христианам пришли на защиту? Но и татары то же бы сделали!»

   — Войско подавай, а кормить коней — издержки велики!

Артамон Сергеевич нашёл письмо архимандрита Киево-Печерского монастыря Иннокентия Гизеля. И этот о сене трубил, как архангел. Побрали без остатку, пришлось скотину резать. Солдаты лес вырубают вокруг обители, боровой, древний...

   — Прямо-таки нашествие! — Хохляцкое нытье сердило, но ведь дыма без огня не бывает, все обиды малороссов на совести воеводы князя Трубецкого. О Ромодановском такого никогда не писали. Артамон Сергеевич подумал и отложил обидчивые послания. Пусть Трубецкому царь сам выговаривает.

Вернулся к письму Григорию Григорьевичу. Коли бы Дорошенко перешёл на сторону Москвы, между царским и турецким войском воздвиглась бы ещё одна преграда, татары прыть бы свою поубавили.

Написал: «Аз, великий государь всея Руси, объявляю: коли султан Магомет IV, да хан Селим-Гирей, да гетман Дорошенко налягут на короля польского, то Божьим соизволеньем наше царское величество со всею силой выступим в поход...»

Об этом походе у Артамона Сергеевича голова болела с прошлого года. Чтобы раздвоить силы турок и татар, были задуманы удары по Азову и по Перекопу. К Перекопу должен был идти отпущенный на Сечь атаман Серко, а на Азов стрелецкое войско и донские казаки. Стряпчий Григорий Касогов в Воронеже строил ради этого похода корабли.

   — Знамёна ведь надобно Касогову послать!

О знамёнах вспомнилось кстати. Знамёна хорошо бы освятить у раки преподобного Сергия. Предлог съездить к Троице, с царём помолиться.

Но прежде предстояло устроить ещё одно дело, весьма утешительное для великого государя. Артамон Сергеевич ждал магистра Ягана Грегори. Тот приехал, как назначено было, ровно в полдень.

Артамон Сергеевич расцеловал главного устроителя комедий.

   — Ну, Яган! Пошли, покажу твоих учеников!

Двадцать шесть отроков и юношей от тринадцати до восемнадцати лет были собраны в узкой длинной приёмной. Здания кремлёвских приказов пообветшали, царь о строительстве новых палат объявил три года тому назад, но ничего не делалось, а приказы ютились какой где.

   — Красавцы? — спросил Артамон Сергеевич, показывая Грегори своих избранников.

   — Карашо, — согласился пастор. — Но были бы голоса!

   — Все знают грамоту. Все голосистые. Тебе, Яган, два месяца срока — и устрой камедь о молодом Товии. Играть будете на чердаках над Аптекой.

   — Карашо, — поклонился Грегори и показал на будущих комедиантов: — Где их учить?

   — Забирай к себе в слободу. Найми дом, деньги получишь. На содержание всем дано по грошу на день. Не оголодают.

Повёл магистра на аптечные чердаки посмотреть, не нужно ли чего устроить.

Грегори всем остался доволен, попросил только лист тонкого железа — изображать дождь, гром и прочий шум.

Когда покончили с осмотром и спустились в Аптеку, мимо них двое офицеров протащили, держа под руки, человека с лицом, залитым кровью, белая рубаха тоже в крови.

Следом поднималось ещё несколько иностранцев.

   — Что происходит? — грозно вопросил Артамон Сергеевич.

Ему учтиво поклонился один из офицеров:

   — Господин посланник короля Христиана Датского дрался с полковником Мейном на честной дуэли.

   — Он кровью весь залит!

   — Ваше высокопревосходительство! У посланника — рассечение носа и губы. Ранение не угрожает жизни.

   — Удумали чего! Посланник, а морда надвое! — вырвалось в сердцах у Артамона Сергеевича.

Таскать раненых в Аптеку, где приготовляют лекарства для их величеств и высочеств, дело негожее, но Матвеев смолчал.

Любезно проводил магистра Ягана и его новых учеников. В четырёх колымагах поехали в библейскую страну, во времена, когда Бог с людьми говорил.

А уже через час, захватив Авдотью Григорьевну, мчал Артамон Сергеевич на шестёрке лошадей, с двумя дворовыми людьми охраны в святую обитель Сергия Радонежского.