Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг

17

Раулинс вошел в зону «F» и спросил компьютер, можно ли здесь отдохнуть. Мозг корабля ответил, что можно. Очень осторожно Нед присел. Каменные блоки поднимались на высоту пятьдесят метров с обеих сторон узкой расщелины, в которой показалась массивная фигура Чарльза Бордмана. Бордман был потным и нервным. Прямо невероятно.

Сам Раулинс не был спокоен. Пот тек ручьем. Скафандру пришлось работать с перегрузкой, чтобы избавиться от дополнительной влажности. Радость была бы преждевременной.

— Отдыхаешь? — спросил Бордман.

— А почему бы и нет? Притомился, Чарльз. И ты тоже. Компьютер говорит, что нам ничего не угрожает.

Бордман подошел и присел.

— Мюллер, — сказал Раулинс, — прошел эту трассу в одиночку без всякой подготовки.

— Мюллер всегда был необыкновенным человеком.

— Как, ты думаешь, он это сделал?

— Спроси у него.

— И спрошу, — согласился Раулинс. — Может быть завтра в это же время я буду говорить с ним.

— Возможно. Но нам надо идти. Скоро к нам выйдут ребята. Скорее всего, нас засекли их детекторы массы.

Они поднялись.

В зоне «F» было просторней, но неуютно. Доминирующий архитектурный стиль нес в себе какую-то искусственность и тревогу. Раулинс хотя и знал, что ловушек тут меньше, все же шел с ощущением, что плиты мостовой разойдутся у него под ногами.

— Какой участок до сих пор был у тебя наихудшим? — спросил Раулинс.

— Дезориентирующий экран.

— Это не так страшно… если человек сможет заставить себя пройти мимо всех этих смертоносных пакостей с закрытыми глазами.

— Я смотрел, — сказал Бордман.

— В зоне дезориентации?

— Недолго. Не выдержал искушения. Не буду даже рассказывать, что я видел, но это было одно из самых причудливых переживаний в моей жизни.

Раулинс улыбнулся. Значит, и Бордман способен сделать что-то нелогичное, безрассудное.

— И что? Ты просто стоял без движений и смотрел? А потом с закрытыми глазами пошел дальше? И не было никакой критической ситуации?

— Была. Засмотревшись, я чуть было не тронулся с места. Но тут же опомнился.

— Наверно, я попробую, когда мы будем возвращаться. Ведь беглый взгляд не повредит, — сказал Раулинс.

— Откуда ты знаешь, что экран действует в обратном направлении?

— Я над этим не задумывался. Мы еще не отрабатывали возвращения. Может, в обратном направлении все по-другому? У нас нет карты обратной дороги. Может быть, когда мы будем возвращаться, то все погибнем.

— Снова вышлем роботов, — сказал Бордман. — Уж об этом можешь не волноваться.

Раулинс отозвался только через минуту:

— Кстати, а зачем нужны были какие-нибудь ловушки для выходящих? Или строители лабиринта так же заперли себя в центре города, как не пускали туда своих врагов? С чего бы им так делать?

— Кто же может знать, Нед? Это были неизвестные существа.

— Неизвестные. Это верно.

18

Бордман сообразил, что тема разговора еще не исчерпана. Он спросил:

— А для тебя какое место было самым трудным?

— Тот экран далеко за нами, — ответил Раулинс. — Я в нем видел всякие паскудства, которые клубятся в подсознании.

— Что за экран?

— В глубине зоны «X». Я на него посмотрел и несколько секунд видел своего отца. А потом девушку… которую я знал. На экране она разоблачилась. Но разве у кого-нибудь подсознание другое?

— Я таких вещей не видел.

— Но ведь ты не мог обойти этот экран. Он был в пятидесяти метрах от места, где ты убил первого зверя.

— Да, этот экран я видел. Но он показывал только геометрические фигуры.

— А я видел, как Мэрибель раздевалась, — заявил Раулинс в растерянности. — А ты, значит, видел геометрические фигуры.

19

В зоне «F» также угрожали смертельные опасности. Небольшой перламутровый пузырь лопнул, и из него потекла струйка шариков. Эти шарики двигались в ногах Раулинса с какой-то зловещей целенаправленностью. Кусали через ботинки. Он растоптал их множество, но чуть сам не оказался слишком близко от источника света, который неожиданно засиял голубым глазом. Он пнул три шарика в сторону света. Они расплавились.

20

Бордману все это надоело чуть ли не до отрыжки.

21

С того момента, как они вошли в лабиринт, прошел 1 час 48 минут. Трасса в зоне «F» вела через зал с розовыми стенами, где из скрытых отверстий вырывались клубы дыма. В противоположном конце розового зала помещалась ловушка. Если бы они не прошли ее в точно рассчитанное время, то были бы размозжены. За залом был длинный коридор. Этот коридор выводит на открытую площадь с шестью наклонно установленными обелисками из белого металла. Из фонтана на стометровую высоту била вода. По бокам площади возвышались три башни с множеством окон разной величины. Стекла в них были нетронуты. На ступенях одной из них лежал расчлененный ударами скелет какого-то создания.

В лагере несли службу Элтон, Антонелли, Камерон, Гринфилд Стейн. Сейчас же Антонелли и Стейн вышли на площадь в центре зоны навстречу Раулинсу и Бордману.

— Уже недалеко, — сказал Стейн. — Или же вы предпочли бы отдохнуть несколько минут, мистер Бордман?

Старик хмуро глянул на него.

— Дэвис, Оттавио и Рейнольдс уже добрались сегодня до зоны «Б». Элтон, Камерон и Гринфилд присоединились к нам. Патронелли и Уолкер исследуют внутреннюю границу зоны «Е» и заглядывают в зону «D». Говорят, что там все выглядит несравненно лучше.

— Я с них шкуру спущу, если они туда полезут.

Антонелли невесело улыбнулся.

Промежуточная база состояла из двух куполообразных палаток. Территория была тщательно обследована, и здесь наверняка ничто не грозило. В палатке Раулинс снял ботинки, получил очищающий препарат и пакет с пищей. Ему было как-то не по себе среди этих людей. Он знал, что они лишены тех возможностей в жизни, которые даны ему. Они не получили образования, и даже если они уцелеют, то не будут жить так долго, как он. Ни у кого из них не было светлых волос, голубых глаз и, наверное, не хватило бы средств, чтобы подвергнуться дорогостоящей операции. И все же они выглядели счастливыми. Может быть, потому, что их не волновали моральные аспекты извлечения Мюллера из лабиринта.

В палатку вошел Бордман.

— Передайте капитану Хостину, что он проиграл. Мы сюда добрались.

— Что проиграл? — не понял Антонелли.

Гринфилд говорил о чем-то другом: