Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади - Роберт Силверберг

И теперь, притаившись в центре лабиринта, он смотрел на экран и ждал, пока этот чужак не приблизится к нему. Оружие, маленькое и холодное, притаилось в его руке.

2

Полдень наступил быстро. Раулинс подумал, что поступил бы вернее, если бы послушался Бордмана и переночевал в лагере, а не отправлялся бы сразу на поиски Мюллера. Достаточно трех часов глубокого сна, чтобы мозг отдохнул, и ему было бы совсем хорошо. Теперь же у него не было возможности вздремнуть. Сенсорные устройства сообщили ему, что Мюллер где-то неподалеку.

Неожиданно к мучившим его проблемам морального характера прибавилось отсутствие обыкновенного мужества.

До сих пор ему не приходилось заниматься ничем столь ответственным. Он получал образование, выполнял свои повседневные обязанности в бюро Бордмана, время от времени улаживал кой-какие деликатные делишки. Он думал, что еще и не приступил к настоящей карьере, что все это лишь вступление. Ощущение, что он все еще стоит на пороге будущего, оставалось и сейчас, и все же он знал, что наконец-то этот порог переступил. Это уже не стажировка. Высокий, светловолосый, молодой Нед Раулинс, сообразительный и честолюбивый, приступил к операции, которая — вот здесь Чарльз Бордман не так уж и преувеличивал — могла в определенной степени повлиять на ход истории!

Дзинь!

Он огляделся. Сенсорные устройства не подвели. Из тени перед ним выступил силуэт мужчины — Мюллер.

Они остановились друг против друга на расстоянии двадцати метров. Раулинсу Мюллер запомнился гигантом, и он поразился, увидев, что этот мужчина немногим выше двух метров, а значит, чуть выше его. Одет он был в темный поблескивающий комбинезон. Лицо его в освещении начинающихся сумерек напоминало чередование плоскостей и выступов, сплошные горы и долины. На его ладони лежал аппаратик размером не больше яблока, при помощи которого он уничтожил робота.

Раулинс услышал тихий, звенящий голос Бордмана:

— Подойди поближе. Делай вид, что ты робкий, неуверенный, дружелюбный и очень проголодавшийся. И держи руки так, чтобы он все время мог их видеть.

Раулинс послушно шагнул вперед. Остановлюсь, когда увижу результаты своего приближения к Мюллеру, подумал он. До чего сияет и притягивает взгляд этот шарик, который Мюллер держит на манер гранаты. Когда расстояние уменьшилось до десяти метров, он ощутил эманацию. Да, вне сомнения. В конце концов выдержать можно, если расстояние между ними не уменьшится.

Мюллер заговорил:

— Чего вы…

Это прозвучало хрипло, напряженно.

Он замолчал и залился краской, явно силясь заставить свою гортань работать как следует. Раулинс прикусил губу. Одна его щека еле заметно подергивалась.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Мюллер голосом глубоким, естественным, полным сдерживаемого раздражения.

— Я хочу просто поговорить. Правда. Я не хочу причинить вам никаких хлопот, мистер Мюллер.

— Ты меня знаешь?

— Разумеется. Ричарда Мюллера знают все. Ну, понимаете, вы были героем Галактики, когда я ходил в школу. Мы писали сочинения о вас. Рефераты. А мы…

— Вон отсюда! — Мюллер снова кричал.

— …я и мой отец, его звали Стивен Раулинс. Я вас знаю давным-давно…

Черное яблоко в руке Мюллера поднялось выше. Маленькое квадратное окошечко было перед ним. Раулинс вдруг вспомнил, как внезапно прервалась связь с тем роботом.

— Стивен Раулинс? — рука Мюллера опустилась.

— Это мой отец. — Пот тек у Раулинса по спине. Испаряясь, он образовывал облачко над его плечами. А значит, эманация все сильнее: как будто за пару минут произошла настройка на нужную длину волны. Какая мука, печаль, ощущение, что уютная лужайка превращается неожиданно в зияющую пасть.

— Я давно познакомился с вами, — повторил Раулинс. — Вы тогда как раз вернулись с… сейчас, сейчас… вроде бы с планеты 82 Эридана… Вы были сильно загоревший, чуть ли не обгоревший. Мне тогда было, кажется, лет восемь, вы меня подняли и подбросили к потолку. Правда, вы тогда отвыкли от земного притяжения и подбросили меня слишком сильно, так что я стукнулся об потолок головой и расплакался, и вы мне дали игрушку, чтобы я успокоился… Маленький такой коралл, меняющий цвет…

Мюллер опустил руку. Яблоко исчезло в складках его комбинезона.

— Как же тебя зовут? — произнес он сдавленным голосом. Фред, Тэд, Эд… Ну да, Эд. Эдвард Раулинс.

— Позже меня стали называть Нэдом. Так вы меня помните?

— Немножко. Твоего отца я помню значительно лучше. — Мюллер отвернулся и раскашлялся. Затем сунул руку в карман и подставил голову свету заходящего солнца, который неприятно задрожал на его лице, окрасив его в темно-оранжевый цвет. Потом нервно погрозил пальцем: — Уходи, Нед! Передай своим приятелям, что я не желаю, чтобы они мешали мне тут. Я тяжело болен и должен находиться один.

— Больны?

— Это какая-то таинственная гангрена души. Послушай, Нед, ты чудный, симпатичный мальчик. Я от всего сердца люблю твоего отца, если ты не соврал мне, говоря, что он — твой отец. И поэтому я не хочу, чтобы ты был рядом со мной. Ты сам об этом пожалеешь. Я тебе не угрожаю, я просто констатирую факты. Так что уходи. И как можно дальше.

— Не уступай, — сказал Раулинсу Бордман. — Подойди поближе. Прямо туда, где уже ощущается действие.

Раулинс сделал осторожный шаг вперед, думая о шарике в кармане Мюллера, тем более, что голова этого человека явно не свидетельствовала о личности в поступках. Он сократил расстояние между ними. И ощутил эманацию чуть ли не в два раза сильнее.

— Прошу вас, — произнес он, — не прогоняйте меня. У меня самые добрые намерения. Если бы отец мог узнать, что я вас видел и ничем не мог помочь вам, он бы мне этого не простил.

— Если бы мог узнать? А что с ним?

— Он умер.

— Когда он умер? Где?

— Четыре года назад. На Ригеле XXII. Он помогал при устройстве сети связи между планетами Ригеля. И произошла катастрофа с амплификаторами. Источник был не изолирован. Весь луч ударил в отца.

— Господи! Он же был молодой!

— Через месяц ему исполнилось бы пятьдесят. Мы хотели устроить ему сюрприз на день рождения, навестив его на Ригеле и устроить шумное торжество. А вместо этого я полетел на Ригель один, чтобы доставить его тело на Землю.

Лицо Мюллера стало более ласковым. Глаза сделались спокойнее, несколько расслабились губы. Так бывает, когда чужая боль временно избавляет от собственной.

— Подойди поближе, — посоветовал Бордман.

Еще один шаг. Мюллер вроде и не заметил этого. И неожиданно Раулинс ощутил жар, но не физический, а психологический. Он вздрогнул, переполненный страхом. До сих пор он не особенно верил в реальность дара, которым гидряне наделили Ричарда Мюллера. Разве может быть реально что-то такое, что невозможно обнаружить в лаборатории? Разве может быть реально нечто, не поддающееся объяснению? Да и вообще, возможно ли перестроить человеческое существо настолько, что оно начинает транслировать свои эмоции? Никакой электрический контур не мог бы исполнить такую функцию. И все же Раулинс ощущал эту выделяемую Мюллером эманацию.