Невеста по приказу, или Когда свекровь ведьма - Лика Семенова

Трастамара подошел к черной цепи в углу камеры и разомкнул обод:

— Маленькая предосторожность. Не хочу, чтобы в мое отсутствие ты наделала глупостей.

Я не возражала. С трудом поднялась, позволила надеть кандалы на руку и запереть на замок.

Трастамара стоял перед зеркалом, но никак не мог решиться дотронуться до поверхности.

— Я много раз пытался это сделать. Получалось лишь погрузить руку. — Он обернулся на меня: — Каково это?

— Просто короткое падение. Больше ничего.

Он вытянул руку, но снова осторожничал. И все время оборачивался на меня, будто ждал подвоха. Наконец, коснулся зеркальной поверхности. Но происходило что-то странное. Исчезала лишь рука, а сам Трастамара оставался на месте. Он сделал несколько попыток, но рука не проваливалась в зеркало дальше локтя.

Даже в жалком свете фонаря я заметила, как он побледнел. Снова повернулся ко мне, и его лицо буквально перекосила чудовищная гримаса:

— Что ты сделала?

Сердце пропустило удар. Я покачала головой:

— Ничего. Клянусь.

Казалось, он сейчас в припадке убьет меня. Трастамара зашарил под одеждой, и я не сомневалась, что ищет кинжал. Но он отыскал ключи и направился к запертым ставням на стене. Нервно отпер, открывая второе зеркало. Я заметила, как у него дрожали руки. Он даже прикрыл глаза, прежде чем коснуться зеркальной поверхности. Но произошло все то же самое: рука погрузилась лишь по локоть. Сколько он ни пытался.

И теперь стало страшно до дрожи. «Любящий дядюшка» развернулся ко мне с перекошенным лицом. Приблизился в два широких шага. Без колебаний схватил за шею и припер к стене, сжимая пальцы:

— Что ты сделала, мерзавка?

Глава 59

Не знаю, что я чувствовала в этот момент. Страх за собственную жизнь? Ликование от того, что у Трастамары ничего не вышло?

Не знаю…

Скорее это было сродни острой животной панике. Я не думала ни о чем, все сосредоточилось на единственном миге и на каменных пальцах на моей шее. На попытке сделать полноценный вдох. Но я задыхалась. Проклятые пальцы словно раскалялись, и стали вдруг настолько горячими, что терпеть стало невозможно. Меня жгло, словно приложили угли из печи. Я с отчаянием цеплялась за эту руку, пытаясь ослабить хватку, но ничего не получалось. От напряжения заломило виски, меня бросило в пот. Слезы катились градом.

Трастамара тряхнул меня, с силой впечатывая в стену. Скорбно звякнула цепь.

— Что ты сделала, маленькая дрянь?

Я лишь открывала рот, не в силах выдавить ни слова. Пыталась качать головой, широко открыла глаза. Остался лишь этот нестерпимый жар. Больше всего на свете я хотела, чтобы он убрал руку. Но тот лишь сильнее стискивал пальцы.

— Что ты сделала?

Воздуха больше не было. Перед глазами поплыли алые круги, и я буквально чувствовала, как из меня вытекают крупицы последних сил. Я проваливалась в желанное бесчувствие, с облегчением понимая, что раскаленная рука, наконец, холодеет. Она больше не жгла. Теперь, наоборот, остыла так, словно приложили кусок льда. Будто касание мертвеца…

Хватка, вдруг, ослабла. Хлопки по щеке возвращали в реальность. Я с трудом сфокусировала взгляд. «Любящий дядюшка» склонился надо мной. В его глазах на миг мелькнуло смятение, но, тут же, сменилось злостью.

— Только обмороков здесь не хватало! Куда делась магия? Отвечай!

Я облизывала пересохшие губы, терла шею, словно пыталась убрать следы этого касания. Мне все еще казалось, будто на горле что-то неумолимо сжимается. Я с трудом покачала головой:

— Я не знаю. Это правда. Клянусь.

Трастамара отстранился на шаг, нервно тер подбородок.

— Я ее чувствовал. Чувствовал!

Я снова покачала головой:

— Значит, она все еще у вас. Я не чувствую ничего. Готова поклясться всем, чем только захотите. Я не сделала ничего.

Мерзавец прикрыл глаза. Сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Снова подошел к зеркалу на стене и просунул руку. Результат не изменился. Рука провалилась по локоть. Он медленно вытянул ее обратно, с нескрываемым сожалением посмотрел на собственные пальцы. Молчал, погруженный в раздумья. Наконец, посмотрел на меня. Пламя в фонаре доживало последние минуты. Маленький красный огонек. Он раскрашивал кромешную темноту дрожащим багровым светом. Подсвечивал напряженное лицо Трастамары, превращая его в зловещую фреску.

Он уставился на меня:

— Что ты можешь?

Я покачала головой:

— Ничего. Я сказала правду.

— Хоть что-нибудь ты должна уметь! Думай!

Я снова покачала головой:

— Нет… Я могу лишь проходить на внутреннюю сторону. Это все. Я долго сидела над книгами, пыталась упражняться, но у меня не получается ничего. Во мне слишком мало силы. Я не могу сотворить даже чистое заклинание жизни. Самое простое. Мне с трудом удалось прорастить зерно, но росток даже не окреп. Он почти сразу погиб. Я ведьма лишь на словах. Я говорю правду. Я не гожусь даже в травницы, потому что вся эта простая магия создается на основе заклинания жизни. Я ничего не могу.

Сердце заколотилось, потому что вопреки разуму в него закралась надежда. Может, он оставит меня в покое, если убедится, что я совершенно не опасна?

Трастамара стиснул зубы:

— Думай еще. От тебя должен быть хоть какой-то прок! Плевать на заклинание жизни. Может, сможешь создать золото? Драгоценности?

Я снова и снова качала головой:

— Нет. Не смогу.

Он подошел совсем близко:

— Хоть что-нибудь…

Я молчала.

— Совсем ничего?

— Ничего. Клянусь всем, что мне дорого. Ничего.

По лицу Трастамары прокатила нервная дрожь. Он молчал. Лишь тяжело дышал. Вены на его висках угрожающе набухли и казались в этом свете черными. Лицо лоснилось от пота. Вдруг он потянулся к оковам и разомкнул замок, освобождая мою руку. Она показалась мне совершенно невесомой без этого страшного груза. Неужели отпустит? Я боялась в это верить… Но что тогда? Бежать на внутреннюю сторону, во что бы то ни стало найти свекровь и рассказать про Вито. Она должна спасти сына. Она мать! Она свернет горы! Вдвоем мы должны найти способ. Лишь бы не было поздно. И пусть плюется в меня ядом, сколько угодно! Она — мать. И у нее есть сердце.

Я с надеждой всматривалась в лицо Трастамары. А он смотрел на меня. Но мне совершенно не нравились его глаза. В них сквозила какая-то странная боль.

— Значит, я не смогу предоставить королю ничего стоящего? Совсем ничего?

Я уверенно покачала головой.

Трастамара отрешенно закивал. Снова молчал. Стиснул зубы:

— Даже не соврешь?