Вацлав Нижинский. Новатор и любовник - Ричард Бакл

надел костюм и покрыл лицо гримом, на сей раз была еще более поразительна. Я не мог надивиться мужеству Вацлава, решившегося после всех своих успехов в партиях jeune premier[202] выступить в роли этого ужасающего гротеска — полукуклы-получеловека. Суть роли Петрушки — жалкая забитость и бессильные порывы отстоять личное счастье и достоинство, и все это — не переставая быть куклой. Роль вся задумана (как в музыке, так и в либретто) в каком-то „неврастеническом“ тоне, она вся пропитана покорной горечью, лишь судорожно прерываемой обманчивой радостью и исступленным отчаянием. Ни одного па, ни одной „фиоритуры“ не дано артисту, чтобы „понравиться публике“. А ведь Нижинский был тогда совсем молод, и соблазн понравиться должен был прельщать его более, чем других, умудренных годами артистов».

Тамара Карсавина, гримирующаяся для «Петрушки».

Рис. Валентины Гросс

Робер Брюссель хвалил новый балет в «Фигаро», восхищался «чарующей и чрезвычайно изобретательной инструментовкой» Стравинского, преклонялся перед Карсавиной и счел куклу Нижинского в высшей степени удачным воплощением «наивности и безутешной меланхолии». Публика встретила балет восторженно. В значительной мере благодаря «Призраку» и «Петрушке» третий короткий дягилевский сезон балета в Париже был даже более успешным, чем предыдущие.

Свою первую ночь в Лондоне (как, впрочем, и первые пять недель пребывания в Англии) Нижинский провел в отеле «Уолдорф» на улице Олдуич. В следующие приезды они с Дягилевым всегда станут останавливаться в более фешенебельном отеле «Савой» в нескольких минутах ходьбы от «Уолдорфа», между Стрэндом и рекой, но, если даже Дягилев и пытался заказать там номера в июне 1911 года, ему это не удалось, так как Лондон был тогда переполнен высшими государственными и иностранными сановниками и их сопровождающими. Во всяком случае, «Уолдорф» со своим выпуклым задним фасадом, выходящим на крыши «Друри-Лейн», находился неподалеку от «Ковент-Гарден». Он был открыт только три года назад и построен в рамках проекта, предусматривавшего устранение трущоб в районе улиц Кингзуэй и Олдуич; это центр великолепного каменного квартала, по краям которого разместились два одинаковых театральных здания — «Стрэнд» и «Олд Вик». Построенное с использованием смешения традиционных архитектурных стилей, с французскими мансардными павильонами по обеим сторонам крыши и колоннадой посредине, это было одно из первых возведенных в Лондоне сооружений со стальным каркасом, и к тому же там имелся просторный зимний сад*[203].

Русские актеры должны были выступать в театре «Олд Вик» в 1910 году, но им помешала смерть короля Эдуарда, в 1912 году Вацлав будет там репетировать «Весну священную». Этот театр, подобно многим другим лондонским театрам, включая «Гейети» на противоположной стороне улицы, где шла пьеса Джорджа Гроссмита «Пегги», и «Аделфи», находившемуся на Стрэнде и показывавшему зрителям «Квакершу», принадлежал Джорджу Эдвардсу, родственнику Бенуа. Мартин Харви исполнял роль Сидни Картона в «Единственной дороге» в находившемся поблизости «Лицеуме»; в «Савое» проходил фестиваль инсценировок Диккенса; а «Первая пьеса Фанни» шла в «Маленьком театре» на Джон-стрит в Аделфи.

Самой удивительной особенностью лондонской театральной жизни, показавшей, до какой степени первое появление Карсавиной в «Колизее» в 1909 году изменило положение вещей, было то, что теперь во всех больших мюзик-холлах выступала какая-нибудь русская балерина. Исключение составлял «Колизей», где уже много лет удерживала свои позиции датчанка Аделина Жене, признанная королева танца в Лондоне. Павлова танцевала в «Паласе»; Гельцер и Тихомиров — в «Альгамбре»; мадам Собинова, русская певица и танцовщица, выступала в «Ипподроме»; бывшая соученица Карсавиной Лидия Кякшт исполняла с Филлис Биделс и Фредом Фарреном сокращенную версию «Сильвии» Делиба в театре «Эмпайр».

Во время своего первого посещения Англии Лидия Кякшт завоевала сердце дяди Джу льет Дафф, большого любителя спорта графа Хью Ландздейла, обеспечившего ее удобным домом в Сент-Джонз-Вуд.

Карсавина, теперь уже жительница Лондона со стажем, сняла квартиру вместе с Эльзой Билль неподалеку от Бейкер-стрит. Гинцбург поселился в Карлтоне на улице Хеймаркет, в том же квартале, где находился Театр его величества. Остальные артисты труппы остановились в маленьких отелях в Блумсбери. Скромные кирпичные кварталы XVIII века и террасы WC1 забавляли русских, привыкших к окрашенной штукатурке Петербурга и воспринявших серый камень Парижа и мрамор Рима как нечто само собой разумеющееся.

«Мы были удивлены, — пишет Григорьев, — крайней простотой архитектуры, лондонские дома показались нам чрезмерно примитивными. Мы нашли комнаты неподалеку от Британского музея… сады здесь были закрыты, и только у жильцов имелись ключи… Никогда прежде не встречали мы таких забавных двухколесных экипажей, где кучер сидел позади пассажиров. Однако больше всего изумил нас сам Королевский театр (Оперный театр. — Р. Б.) в „Ковент-Гарден“. Он стоял посреди овощного рынка и был окружен складами зеленщиков и огромными грудами капусты, картошки, моркови и прочих овощей и фруктов… Интерьер же его был великолепен… Сцена, с нашей точки зрения, имела один недостаток — она была прямой, а не наклонной, а так как наши танцоры привыкли к покатому полу, им было не очень удобно танцевать на ровном полу».

Дягилева, Нижинского и Карсавину как старых друзей встретили леди Рипон и Джу льет Дафф. Леди Рипон видела балет в России, и именно она позаботилась о том, чтобы дягилевскую труппу включили в программу коронационных торжеств, иначе в нее вошла бы только опера. Джульет Дафф, как мы знаем, посетила весной Монте-Карло. Глэдис Рипон была дочерью Сидни Херберта (получившего титул лорд Херберт Ли); будучи военным министром, он помог Флоренс Найтингейл открыть госпиталь в Скутари; а так как ее мать, леди Пембрук, урожденная Воронцова, то Глэдис была на четверть русской и, возможно, состояла в отдаленном родстве с Дягилевым. Она вышла замуж за четвертого графа Лонздейла, но, так как он был не способен иметь связь с женщиной своего класса, считалось, что отцом их единственной дочери Джульет был один из многочисленных любовников Глэдис. Некоторые полагали, что это великий князь Михаил, проживавший со своей морганатической супругой графиней Торби в изгнании в Кенвуде. Но скорее всего, настоящим отцом леди Джульет был лорд Аннали. Через три года после смерти лорда Лонздейла, случившейся в публичном доме, в 1882 году титул графа перешел к его брату, позже прославившемуся своим покровительством спорту, а его вдова вышла замуж за лорда де Грея, наследника богатого маркиза де Рипона. В честь провозглашения Глэдис леди Грей находившийся в изгнании Оскар Уайльд в благодарность за ее дружбу в годы его невзгод посвятил ей печатное издание своей пьесы «Женщина, не стоящая внимания». После смерти свекра, последовавшей в 1909 году, Глэдис стала леди Рипон. Она была дамой эдуардианского общества, по-настоящему интересовавшейся искусством. Она