Живописец душ - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

ее. Эмма отстранилась, как могла, стянула с него рубашку. Мускулы скрывались под курчавыми волосами, сливались с множеством шрамов, некоторые – простые отметины, а два пересекали всю грудь. Она провела пальцем по рубцу, по краям его виднелись следы швов, которыми стягивали рану. Антонио смотрел, прерывисто дыша. Эмма прижалась щекой к этому обнаженному торсу. «Ты как бык, – прошептала. – Мой бычок».

Антонио осмелел: руки его скользнули к ягодицам Эммы, она сильней прижалась к нему, чувствуя эту мощную хватку. Теперь да: появилась влага. Она желала, чтобы этот мужчина ею овладел. Отстранилась так, чтобы он мог видеть ее всю, и расстегнула цветастое платье, оно облачком газа скользнуло по телу и, смятое, упало к его ногам. После упорной борьбы с корсетом тот отправился туда же, и Эмма предстала перед Антонио обнаженной, в одних только длинных чулках, соски ее полных, упругих грудей напряглись и поднялись вверх.

– Иди ко мне, – позвала она.

Взяла его руки, положила себе на грудь. Его ласки были как тысяча уколов сразу, Эмму пробрала дрожь, она вся съежилась. Грубые, в порезах, руки Антонио царапали кожу. «Что с тобой?» – спросил он, видя, как Эмма ежится. «Продолжай! Пожалуйста, продолжай», – торопила она.

Эти руки кололись, будто тонкие иголки пронзали нежную, гладкую кожу груди и живота; уколы достигали порога боли, не переступая через него, не причиняя ни малейшего вреда, вызывая притом бесконечное множество противоречивых ощущений, смешанных то с желанием, то с опасением, а когда какой-нибудь укол был сильнее или их было несколько сразу, Эмма вздрагивала всем телом.

– Пошли, – проговорила Эмма между двумя приступами дрожи.

Здесь же, у стены, стояла кровать. Эмма на ходу стала снимать чулки и чуть не упала. Антонио ее поддержал.

– Осторожно, – сказал он. – Спешить некуда.

– Мне есть куда спешить, – возразила она, обнимая его, уже совершенно нагая. – Я очень спешу. Мне очень нужно почувствовать тебя внутри. – Она на мгновение заколебалась. – Резинки есть?

– Нет.

После короткого раздумья она все-таки повалилась в постель, на спину, раскрываясь навстречу ему.

– Не важно. Потом поведешь меня в одну из клиник старого города. Раздевайся! – поторопила она, видя, что Антонио стоит столбом, не сводя с нее глаз. Не смутила ли она его таким напором? Но нет. Нет, нет, нет, испугалась Эмма, когда Антонио извлек возбужденный член, просто громадный, и прижал к ее животу.

– Ого, – выкрикнула она, до глубины души потрясенная. – Ой, мамочки! – добавила, когда каменщик навалился на нее всем своим телом. – Ты меня не изувечишь, а?

– Нет… Конечно нет.

– Поклянись.

– Ей-богу!

– Оставь Бога в покое! – выдохнула она. – И возьми меня!

Эмма развела ноги, как только могла. Подняла их и обвила вокруг бедер Антонио, а тот, опираясь на локти, чтобы не раздавить ее, начал осторожно вводить свою махину.

Эмма подумала, что это разорвет ее надвое.

– Так, тише, тише, – твердила она с придыханием. Потом глупо захихикала. Потом взвыла, прикусив нижнюю губу. Ее как будто ломали, как будто четвертовали. – Тише, тише! – молила она.

Он подчинился и продолжил так медленно, что Эмма не выдержала и стала бить его по спине кулаками. Наконец ее тело откликнулось и вобрало в себя колоссальный член, дробящий плоть на куски. Потом боль уступила место удовольствию.

– Оооооох, – выдохнула Эмма.

После этого все началось. Антонио задвигался, ритмично, не торопясь. Цепляясь ногами за его бедра, Эмма выгнулась под ним, предлагая себя. Он продолжал в том же ритме, ровном, почти механическом, пять, десять минут. Пятнадцать. Эмма, вся в поту, задыхалась, корчилась. Теряла рассудок.

– Еще! – потребовала она.

Улыбнувшись, Антонио толкнул сильнее.

Эмма взвыла.

– Еще! – попросила чуть позже.

Он исполнил просьбу. Она не смогла сдержать крика. Потом сомкнула губы, стараясь не стонать. Не выдержав, снова издала ликующий вопль, громко прозвучавший в ночи. Антонио продолжал. Эмма достигла оргазма раньше его. Все ее мышцы напряглись. Пора бы ему остановиться. Она хотела раскинуть ноги и руки, глубоко вздохнуть, но Антонио никак не мог кончить. Когда дошел до высшей точки, Эмма испугалась, что ее разнесет на куски.

Она даже не заметила, как в этом заведении грязно. Второй этаж дома в барселонском квартале Раваль, полным-полно шлюх, встречаются и женщины вроде нее. Эмма как будто пребывала в трансе. Это Антонио стал расспрашивать, где найти клинику для любовных дел, «для секса», поправила старуха, к которой он обратился. Антонио спорить не стал, и старуха направила его в переулок, такой узкий, что им с Эммой пришлось прижаться друг к другу, чтобы пройти между домами. У входа висело выцветшее объявление: КЛИНИКА ЛОПЕСА. СИФИЛИС. ГОНОРЕЯ. ГЕРПЕС. ВСЕ ВИДЫ ИНФЕКЦИЙ И ЗАБОЛЕВАНИЙ МОЧЕПОЛОВЫХ ОРГАНОВ. ПРОМЫВАНИЕ ВАГИНЫ. ВТОРОЙ ЭТАЖ.

Антонио заплатил чуть больше, чем стоила процедура, и их пропустили вперед, мимо жалкой толпы, скопившейся в приемном покое.

– Как поживает твоя расчудесная оглобля, каменщик? – спросила женщина с волосами, выкрашенными в лиловый цвет.

Антонио ее не узнал, но она-то его точно знала: сделала губы сердечком и помахала в его сторону вытянутой рукой. Женщины хрипло захохотали. Эмма как будто ничего не видела и не слышала. Пройдя через приемный покой, они