Рок-звезда - Б. Б. Истон

– Лучше вызови такси для той сраной шлюхи, которая заперта в моей спальне! – последние слова я проорала в сторону запертой двери у него за спиной, приставив руку ко рту.

– Биби…

Я злобно взглянула на него, и он приподнял руки.

– Ничего не было. Я клянусь тебе. Я пошел в бар, где работает мой приятель, и там набрался. Я позвонил Виктории, чтобы выплакаться в дружеское плечо, и она тоже решила приехать. И мы оба выпили слишком до хрена, так что я велел ей валить сюда и пообещал, что утром пригоню ее машину.

– И ты думаешь, я поверю, что девка, которая месяцами звонит тебе тайком, надралась с тобой, приперлась к тебе домой и не пыталась трахнуть тебя в моей постели? – последние слова я снова проорала в сторону спальни.

– Погляди на меня. Я же еще одетый.

Это была правда. На нем были трусы, майка и даже носки. Все, кроме джинсов, которые я видела на полу. А Ганс никогда не спал в одежде.

– Я дал Виктории майку и шорты вместо пижамы, и мы отрубились.

И тогда дверь спальни приоткрылась, и через щелку выглянула пара глаз, как у енота.

– Это правда, – просипела Дева-Гот. Ее голос звучал так, будто кто-то водил наждаком по стеклу.

Она приоткрыла дверь чуть пошире, и я увидела, что она и вправду была в старой майке и шортах Ганса. Ее накрашенные глаза жутко размазались, и она была еще бледнее обычного, а на бедре у нее спереди и сбоку вспухали лилово-красные полосы.

Похоже, у нее утро выдалось еще похуже, чем у меня.

Хорошо.

Дева-Гот робко выбралась из своей тюрьмы, сделала шаг, потом другой, потом еще – пока не подошла прямо ко мне. Присев, чтобы наши глаза были на одном уровне, Виктория взяла мою руку, поцеловала костяшки пальцев и заплакала. Я уж не знаю, было ли это от раскаяния в том, что она пыталась украсть моего бойфренда, или из сострадания к моей боли, или она оплакивала нашу дружбу, которую непоправимо разрушила, но я сама отчаянно нуждалась в утешении, и я приняла его.

Соскользнув с дивана, я села на пол рядом с Викторией, позволила ей обнять меня, и мы заплакали вместе.

Когда мы отплакались, я закурила и заметила, что Ганс расхаживает туда-сюда вдоль дивана, грызя ноготь на большом пальце. Он казался несчастным, потерянным и абсолютно бесполезным.

– Почему бы тебе не отвезти ее домой? Мне надо собираться, – сказала я.

Ганс взглянул на меня, нахмурив брови.

– В смысле, собираться? Что ты хочешь взять?

– Ну, свое барахло. Я уезжаю. И отказываюсь от аренды, так что можешь делать с этой квартирой, что хочешь. Мне насрать.

– Ты уверена, что тебе не нужна помощь? – по его тону, которым он произнес слово «помощь», я поняла, что он имел в виду «присмотр». Глаза Ганса обежали комнату, перебирая, что в ней принадлежало ему.

– Я уверена, что хочу, чтобы ты убрался отсюда на хер, – отрезала я.

Как только Ганс с Викторией отвалили, я взяла телефон, позвонила Джейсону и сказала, что мне надо одолжить его большую машину.

Единственное, о чем я жалею, так это о том, что не увидела лицо Ганса, когда он вернулся домой и обнаружил, что у него больше нет простыней, подушек, ламп и лампочек, занавески в душе, шампуня, зубной пасты, туалетной бумаги, кастрюль, сковородок, тарелок, вилок и ложек, еды и пульта от телевизора.

Сукин сын.

44

Я с застрявшим где-то в глотке сердцем въехала на стоянку позади тату-салона «Терминус». Жуткого грузовика Рыцаря было не видно, но на его месте стоял сияющий хромом мотоцикл-чоппер. Было очень странно представить себе, что Рыцарь теперь ездит на чем-то таком маленьком вместо такого большого. Интересно, подумала я, что еще изменилось с нашей последней встречи?

С той жуткой ночи прошло уже больше года. Я больше года старалась оберегать себя. Я не отвечала на его звонки, сменила работу и даже переехала. Я сумела избавиться от абьюзера, но одно тяжелое расставание – и вот она я, снова принесла ему себя на серебряном блюде.

«Может, он стал другим?» – думала я, обходя здание вокруг.

«Пожалуйста, вернись в машину», – умоляло все мое нутро.

«Может, в этот раз он не будет меня мучить?»

«Уходи. Сейчас же. Пока еще не поздно».

«Интересно, какое тату он мне нарисовал?»

«Интересно, сколько осталось до того, как ты зальешься кровью и слезами?»

«А что, если картинка мне не понравится?»

«А это неважно, потому что ты все равно сдохнешь».

«Господи. Я что, вспотела? Почему я вспотела? Это же чертов декабрь».

«Потому что тебя сейчас убьют, тупая сука! Быстро убирайся отсюда!»

Я остановилась перед потрескавшимися ступеньками, ведущими к парадной двери. Тату-салон «Терминус» находился в старом кирпичном здании в Литтл Файв Пойнтс – забавном квартальчике художников в Восточной Атланте, прибежище всевозможных странностей и чудес. И грязи. И опасностей. Там тусовались все панки, готы, хиппи, металлисты, скейтеры, рокеры и скинхеды. Там я проводила раньше все ночи с пятницы на субботу, свернувшись в объятиях Рыцаря на диване в комнате отдыха «Терминуса». Там мне приходилось не однажды опасаться за собственную жизнь. Там Рыцарь познакомил меня со своими демонами.

Но я все же вернулась туда.

Контраст темноты снаружи с ярким светом внутри был таким, что я могла увидеть через окно все, что происходило в салоне. И первым, кого я увидела, был Рыцарь.

Он сидел на вертящемся стуле лицом к окну и работал над лодыжкой какого-то скейтера, лежавшего в его кресле. Он выглядел совсем другим. Он отрастил свои белые волосы и зачесал их назад. Мне так нравилось трогать его мягкую стрижку под ноль. А теперь волосы казались такими жирными, что я бы не стала их касаться. На нем была одежда байкеров – мотоциклетные ботинки, черные джинсы, черная майка «Харли-Дэвидсон» и красная бандана на голове – вместо его обычных бойцовских ботинок и камуфляжа. Его кожа была обветренной, он выглядел старше своих лет, и обе его руки были полностью покрыты татуировками.

Пока он не взглянул в окно и не прищурился на меня своими прозрачно-голубыми глазами, я даже не была уверена, что это он. Но тут я едва не отпрыгнула в страхе, пока не сообразила, что он не может меня увидеть.

Рыцарь щурился на собственное отражение.

Я взглянула за него, на пустое место, где раньше стояло его старое кресло. То, в котором он делал мне пирсинг. То, которое он в психотическом приступе выдрал из пола и разодрал на кусочки своим ножом-бабочкой. Я глянула в коридор, ведущий к пожарной лестнице, с которой он меня однажды спустил. Лестница выходила в проход, где произошло слишком много пьяных злобных драк, чтобы помнить их все.

Прошло уже больше года