Поединщик поневоле - Григорий Константинович Шаргородский

которая явно вылезла из-под песка. Затем оттуда же чертиками повыскакивали два ряда столбиков поменьше. Между ними змеились разряды и гудели силовые поля. В итоге получилось так, что противоборствующие стороны разделили два ряда неизвестных мне артефактов.

Кто именно прекратил противостояние, стало понятно через секунду, когда в основание центральной колонны врезалось что-то большое и светящееся. Сияющую птицу Жаккара я узнал, лишь когда она почти развеялась. На месте яркой вспышки теперь стоял ректор академии в своем нелепом то ли халате, то ли ночнушке. Но сейчас он нелепым точно не выглядел. От главного чародея хуманов веяло такой мощью и угрозой, что недавно ярившиеся смертельные враги начали быстро остывать. Концентрация энергии разрушения резко пошла на убыль.

– Прекратите это безобразие! – раздраженно потребовал на общем ректор. И вроде говорил не очень громко, но, уверен, услышали не только все разумные на арене, но и те, кто находился на трибунах. – Ор Максимус, Туус-Хоо-Так, приведите спорщиков.

Я не до конца был уверен, что речь идет обо мне, поэтому быстро нашел взглядом вождя. Орк мотнул головой, показывая, что мне нужно проследовать за ним.

Когда мы подошли к нашей части заградительного кордона, силовое поле между двумя столбиками пропало, дав возможность пройти дальше. Со стороны эльфов к центральной колонне шагали два эльфа в хламидах. Что интересно, оставшееся лежать в центре арены тело моего противника уже было прикрыто серебристым полотном. Явно постарался ректор, чтобы лишний раз не раздражать противоборствующие стороны.

Когда представители обеих сторон оказались у колонны, Жаккар тут же перешел к обвинениям. Причем наехал на всех сразу:

– Вы лишились разума и решили разрушить священное равновесие? Забыли, чем это грозит всем нам?!

В ответ на это вождь орков лишь развел руками, показывая, что он тут вообще ни при чем. Эльфы не стали включать дурку, и широкоплечий, стараясь сохранять спокойствие, произнес:

– Мы не могли стерпеть подлого убийства и осквернение священного поединка.

Зря старался. Пробить ректора таким финтом было невозможно. Голос Жаккара стал вкрадчивым и приторно сочувственным:

– Князь, неужели твоего искусства оказалось недостаточно, чтобы понять, кто именно нарушил правила поединка?

Эльф раздраженно зашипел, но спорить не стал.

Действительно, чародеи такого уровня не могли не заметить того, как мой соперник начал плести печать, чтобы грохнуть меня уже после финального гонга. Но ушастые явно не могли оставить последнее слово за кем-то другим. Буквально истекая энергией разрушения и желанием придушить меня голыми руками, второй эльф злобно зашипел:

– Он должен отдать нашу реликвию.

И тут ректор сильно удивил меня. Жаккар ничего не сказал, лишь посмотрел мне в глаза, словно передавая возможность ответить на эту претензию.

Можно было бы вежливо объяснить этим уродцам, что Шип окончательно признал меня и теперь я являюсь его истинным хозяином, но, увы, не сдержался. Наверное, прав был гоблин: залетчик – он и в Африке, и в Женеве залетчик. А может, просто навалился нервный откат.

– Да не вопрос! Забирайте, – нагло ухмыльнулся я.

Затем шагнул на все еще слабо держащих меня ногах вперед, снова провернул палочку в пальцах и протянул эльфу рукоятью вперед. Он даже сделал непроизвольный шаг навстречу, но широкоплечий напарник тут же дернул своего более субтильного соплеменника назад и пристально посмотрел на меня.

– Белый Шип признал хозяином грязного хумана?

Я ответил ему еще более наглой ухмылкой.

– Возьми палочку, и узнаешь.

Он и не подумал вестись на подначку – умная тварь. Или слишком суеверная. Теперь точно не буду убеждать ушастых, что в палочке живет просто энергетическая и сильно урезанная копия древнего мастера, а не его полноценная душа.

Широкоплечий быстро обуздал свои эмоции. Что-то прошипел все еще дергающемуся напарнику и сказал, обращаясь к ректору:

– Я признаю за хуманом право владения Белым Шипом с правом поединка.

– Без права поединка, – тут же резко отреагировал ректор, а орк поддержал его злобным рыком. – Дух древнего сделал свой выбор. А ваши традиции и законы нас, хуманов, вообще не касаются. Этот поединок последний. Нападение на Назария Петрова с целью отобрать палочку будет считаться нарушением равновесия.

От ректора снова повеяло силой и ментальным давлением, а еще густой волной энергии разрушения. Я проникся, и эльфы, похоже, тоже.

Широкоплечий четко сказал:

– Принимаю.

А вот его коллега лишь пробубнил что-то невнятное.

На этом мы и разошлись. Меня, все еще прибывающего в полном офигении, доставили домой под прикрытием бронированных орков. Они же остались охранять дом и дальше. Кое-как придя в себя и успокоив дошедшего почти до истерики Тик-така, я подумал, что не мешало бы поговорить с Бисквитом. Увы, орк на мои звонки не отвечал и лишь через несколько часов явился сам. Охрана его, естественно, пропустила.

Орк притащил с собой тяжеловатый даже для него саквояж. Их многие женевцы предпочитают чемоданам и сумкам. Все еще сохраняя молчание, Бисквит открыл замок и вывалил половину содержимого саквояжа на стол. Это были слитки элькоинов. Очень много слитков. А я-то думал, что сегодня меня удивить уже ничем не получится.

– Откуда столько?

– От букмекера, – настороженно следя за моей реакцией, ответил орк.

Этот финт окончательно заморочил меня. При чем здесь букмекер и элькоины? Но все же важнее было прояснить совсем другой вопрос.

– Так, давай сначала обсудим твое странное поведение. Чего тебя так колбасило? Это связано с пророчеством фор Симеона?

– Да, – все так же угрюмо кивнул Бисквит. – Он предсказал, что поединок закончится смертью одного из вас. При этом заявил, что шансы почти равны.

– Но тебе не хватило духу нарушить приказ гоблина и предупредить меня?

Орк дернулся словно от пощечины и тут же упрямо вскинул голову:

– Фор Симеон сказал, что, если ты узнаешь о пророчестве, твои шансы на выживание сильно снизятся.

– И ты ему поверил?

Это уже, конечно, перебор. Фраза выскочила из меня как пресловутый воробей.

– А ты бы не поверил?

Мозаика сложилось полностью, и правота моего друга стала очевидной. Признавать свои ошибки всегда тяжело, но делать это необходимо:

– Теперь все понятно. Ты молодец, что промолчал, а я не молодец, потому что выместил на тебе свое раздражение. Проехали?

Боже, какой он страшный, когда скалится. Хорошо, что я давно привык и вот эта жуть могла вызвать у меня лишь ответную улыбку.

– Так, с этим разобрались, а теперь поясни, на фига ты ограбил букмекера?

– Никого я не грабил, – возмущенно рыкнул орк. – Это выигрыш по твоей ставке на смерть ушастого. Мне было так хреново от того, что не могу вообще ничего сделать, поэтому сделал хоть что-то.

Логика, конечно, странная, хотя