Переплет - Бриджет Коллинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне нужно в уборную. Женские дела.
Альта выскользнула во двор. Я повернулся и проводил ее взглядом: сестра ступала по мощеному камнем двору, придерживая полы накидки, чтобы к ним не пристала солома.
Я мог бы окликнуть ее, но не стал. Вернулся к себе в комнату.
Не дожидаясь, пока небо посветлеет, я оделся и приготовился. Затем бесшумно спустился по лестнице и вышел во двор. Луна уже ушла, но звезды светили ярко. Мне было трудно дышать. Я вышел на дорогу, бросился бежать и бежал до самого перекрестка.
Вначале в предрассветном полумраке я увидел лишь тусклый свет лампы в непроглядной тьме; а приблизившись, различил контуры лошади и повозки. Хотел было окликнуть Люциана по имени, но тишина окутывала все вокруг колдовскими чарами, и я побоялся их нарушить. Я видел его – он стоял у головы лошади и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, укутавшись в плащ; его лицо скрывал капюшон.
Я глупо улыбнулся во весь рот и бросился к нему.
– Люциан! Люциан!
С бешено бьющимся сердцем потянулся к нему, и…
Это был не он.
Эйкр стоял рядом с лошадью; его лицо наполовину скрывал капюшон. В повозке сидел еще один человек; он устало, скучающе зевнул, и у меня по спине пробежал холодок, а потом я увидел ее…
Альту.
Она спала. Хотя нет. Лицо находилось на свету но на лбу залегла тень; глаз заплыл, а между носом и ртом запеклась струйка крови. Я открыл было рот, но внутри все сжалось; а когда попытался заговорить, то не смог издать ни звука, из груди вырвался сухой хрип, подобный свисту раздуваемых мехов.
– Делай, как я скажу, и она не пострадает. – Эйкр откинул капюшон. Долгое время ни он, ни я не двигались; потом я понял, что он показывает на повозку. Он хотел, чтобы я сел в нее. Наконец он сказал: – Не усложняй, сынок.
– Где Люциан?
Он фыркнул.
– Люциан? Да ты не слишком догадлив, парень, а?
Как я сразу не понял. Я должен был догадаться.
На удивление спокойным голосом я произнес:
– Как вам удалось выманить Альту из дома?
– Так же, как и тебя, парнишка. Прибежала как миленькая, даже раньше, чем ты.
Второй мужчина в повозке визгливо хихикнул, и я аж подскочил.
– А девица не робкого десятка. Мужу ее не поздоровится.
– Не смейте так о ней говорить!
Эйкр щелкнул пальцами.
– Довольно, – промолвил он. – Садись в повозку, Эмметт. Путь неблизкий.
Я взглянул на Альту, затем заставил себя посмотреть на него. Он блефовал. Они не осмелятся причинить ей больше вреда, чем уже причинили. Одно дело – оплеуха; а вот что-то посерьезнее – уже преступление.
– Никуда я с вами не поеду.
– Время переговоров закончилось, парнишка.
– Я никуда не поеду.
– Райт, где тут у нас мешок?
Эйкр заглянул в повозку и вытащил мешок. У меня внутри все перевернулось.
– Так вот, мой юный друг. Я верю, что людям нужно давать второй шанс. Сейчас я покажу тебе всю серьезность своих намерений, а поскольку я добрый человек, то начну не с твоей сестры. Ты понял?
В мешке что-то шевелилось. Эйкр высоко поднял его, и я увидел очертания морды и лап, царапающих мешковину. Мешок заскулил: отчаянно, одиноко, как может скулить лишь терьер.
– Нет, – выпалил я, – нет, умоляю, нет!
– Вот уж не думал, что молодой Дарне способен кого-то полюбить, но, видимо, один крысеныш-переросток легко проникается симпатией к другому, – заметил Эйкр. – Райт поймал этого гаденыша вчера, когда тот пытался покусать его за ноги. Напомни, как его зовут? Тузиком?
– Нет…
– Нет? Впрочем, это уже неважно. Райт, окажи нам честь.
– Вы не можете… прошу, не делайте этого. Умоляю…
Эйкр швырнул мешок в повозку. Раздался глухой стук; Клякса взвизгнула. Я бросился вперед, но не успел перемахнуть через борт повозки: Эйкр схватил меня за руку и заломил ее за спину.
– Продолжай, – велел он своему подельнику.
– Нет! Клякса, нет…
Второй мужчина – Райт – выпрямился во весь свой великанский рост. Рядом с ним лежала дубина; он поднял ее и ухватил покрепче. Он улыбнулся, кивнув Эйкру, как музыкант, готовый сыграть свою партию, замахнулся и ударил дубиной по мешку. Один удар. Два. Три.
Я кричал. Я так сильно отбивался, что Эйкр чуть не выпустил меня, но, зашипев сквозь зубы, усилил хватку и оттащил меня прочь. Я упал на колени, и меня вырвало; в голове было пусто, лишь плечо пронзила жгучая боль. Когда боль прошла, все звуки утихли: не слышалось больше ударов и собачьего визга, лишь ветер шелестел листьями. Мое лицо было мокрым от слез. С нижней губы свисали нити слюны и рвоты.
– Вставай. – Чья-то нога пнула меня под ребра. Райт выбил из меня весь воздух, и я стал хвататься за землю, будто бы это помогло мне дышать; затем мои легкие снова заработали, и я поднялся на ноги. Эйкр кивнул в сторону повозки.
– Забирайся.
Я потянулся и оперся о колесо, с туповатым любопытством заметив, как трясутся мои ноги. Все тело подрагивало, словно я ехал по ухабистой дороге. Обошел повозку сзади: Райт опустил перегородку. Забрался внутрь и рухнул на сиденье. Если бы я посмотрел влево, то увидел бы внизу окровавленный мешок; тот лежал так неподвижно, что я почти готов был убедить себя, что они блефовали. Но я слышал лай Кляксы и отчаянное душераздирающее поскуливание, когда она узнала мой голос.
Я моргал, и мир расплывался перед глазами. Влага катилась по подбородку и промачивала воротник. Но мне не казалось, что я плачу; я будто растворялся изнутри.
– Теперь слушай, – промолвил Эйкр и вздохнул, словно худшее осталось позади. – Мы поедем в дом переплетчицы, и когда доберемся, скажешь, что хочешь забыть о Люциане Дарне. Потом мы вернемся, и вы с сестрой будете в полном порядке. Никто вас больше не потревожит. Что скажешь?
Райт, сидевший напротив, глуповато и зловеще улыбнулся и похлопал Альту по колену.
– Хорошо, – ответил я.
– А когда переплетчица спросит, скажи, что сам захотел, понятно? Хоть словечком обмолвишься про нас или Дарне-старшего, и будет… даже говорить не хочу, что тогда будет.
– Понял.
Он, кажется, хотел добавить что-то еще, но потом цокнул языком, и лошадь пошла.
Рассвело. Яркое небо на востоке слепило глаза. Я опустил голову и уставился на прыгающие тени. По дощатому полу повозки текла красная струйка, подбираясь все ближе к моим ногам. Я смотрел на нее и думал: вспомню ли я Кляксу после того, как мне сотрут память? Или ее заберут у меня, как и
