Пламенеющие храмы - Александр Николаевич Маханько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мсье Жозеф, где же вы? – наконец собравшись, громко позвал Кальвин.
– Сию минуту, мэтр! – тут же послышалось откуда-то из глубины двора и через пару мгновений Жозеф предстал перед Кальвином. Очевидно, что последнюю часть разговора с Анатолем он не слышал. Иначе у него был бы сейчас совсем другой вид.
– Дорогой Жозеф, с удовольствием хочу сказать вам, что нахожу вашу деятельность на посту начальника тюремного замка весьма успешной и полезной. Предприятие, вверенное вашему попечению, находится в полном порядке. Никаких изъянов мною не замечено. Думаю, ваше усердие будет по достоинству оценено городским Советом. По крайней меря я не вижу к этому никаких препятствий.
– Благодарю вас, мэтр! – всё, что смог произнести Жозеф в ответ. Услышанное настолько удивило его, можно сказать ошарашило, что других слов он просто не смог вспомнить. Сам Кальвин похвалил его! Признаться, мгновение назад Жозеф готовился совсем к иному исходу.
– Ну что вы! А, впрочем, дорогой Жозеф, сделайте мне одно одолжение.
– Всегда к вашим услугам, мэтр!
– Составьте мне список всех, с кем наиболее часто общается подследственный Сервэ. Или с кем он общался за всё время пребывания здесь. Думаю, вам как внимательному и рачительному хозяину, это не составит труда. Список направьте в мою канцелярию, я жду его завтра к утру. Также прошу каждую неделю направлять мне отчёт обо всём, что касается подследственного Сервэ. О его состоянии, просьбах, словом, обо всём. Будет просить книги, бумагу и чернила – давайте всё.
– Всё будет исполнено в лучшем виде! А сейчас, мэтр, не угодно ли отужинать в моём кабинете?
– Благодарю вас, дорогой Жозеф! Но я должен немедленно вернуться в ратушу.
Попрощавшись лёгким поклоном, Кальвин забрался наконец в свою карету. Дверца с вензелем «К» захлопнулась, возница хлестнул лошадей и беспокойная кавалькада покинула тюремный замок столь стремительно, что часовые у ворот едва успели отдать «На караул!»
«Значит ему всё-таки нужен этот Сервэ! – глядя в след, подумал Жозеф, – ну да Бог вам судья!»
Глава 14
Октябрь 1553 г.
г. Женева, Швейцарский союз
Дождь, снова дождь. Льёт не переставая. Который уж день? Третий? Четвёртый?
Никакого просвета. То ли в наказание, то ли в назидание Солнце словно забыло о Женеве. Небо же бесстрастное и серое то низвергает на город упругие струи воды, то даёт ему передышку и укутывает ненадолго холодными облаками мелкой мороси, чтобы после, снова собравшись с силами, обрушить на его крыши потоки сырости. И нет в этом цикле места ни свету, ни теплу. Как нет и надежды. Унылейшая картина.
Одно хорошо – стараниями небес город хоть немного очистится от пластов грязи и зловонных нечистот, скопившихся на улицах за последние недели и месяцы.
Потоки воды, низвергнувшись с неба, крикливо и беспокойно пронесутся по мостовым и исчезнут в Роне, унеся с собой все мерзости физического существования человека на Земле. Жаль, что потоки эти не в силах отмыть ни души человеческие, ни помыслы.
Кальвин отстранился от окна. Этот вечер мало чем отличался от всех остальных. Чёрная громада городской ратуши, полумрак кабинета, едва горящий камин, и стол, заваленный кипами исписанных листов. Письма, донесения, отчёты. Указания, проекты, разъяснения. Новые тезисы к догматам «Наставления». Проповеди и отповеди. В этих бумагах было всё, что определяло ход событий в прошлом, настоящем и будущем в самой Женеве с её окрестностями, в Швейцарском союзе и в остальной Европе. Управление городским хозяйством, наполнение казны, сбор налогов, соблюдение правил торговли. Интриги отдельных персон и целых семейств за возможность влиять и обогащаться. Соперничество в этом же занятии городов, стран и их монархов. Самое же главное – повсеместное утверждение и продвижение евангельской доктрины веры. И конечно же отпор недалёким противникам вроде доморощенных либертинов и патриотов, агентов Рима или заблудших недругов-одиночек. Вся эта суета никак не могла обойтись без его, Жана Кальвина, призора. Он, Кальвин, был не только проповедником Слова Христова и не только главой церкви не самого большого города, каковым была Женева. Однажды призванный сюда, он дал Женеве новую веру, а с ней и новый уклад жизни. Благодаря его, Кальвина, стараниям Женева расцвела. Год за годом, шаг за шагом он стал первым лицом и непререкаемым авторитетом во всём. Менялись имена и лица в городских советах и генеральном собрании, переназначались синдики и прочие чиновники, лишь он один оставался бессменным вождём и стражем города, хотя не был даже его гражданином. Сам же он считал своим первейшим долгом блюсти чистоту своей веры и церковную дисциплину. В сём деле он был твёрд и непоколебим. Все средства для этого, первое из которых Консистория, были созданы им же и действовали безукоризненно. Отстаивая свои принципы, он не знал ни снисхождения, ни пощады к кому бы то не было, даже к немногочисленным друзьям.
Неблаговоление природы в виде сумрака и непрекращаю-щегося который день дождя никак не могли повлиять ни на его, Кальвина, настроение, ни на желание действовать. Дел было множество, но самых безотлагательных на сегодня было два: очередной заговор, затеянный либертинами, и судебный процесс над Сервэ. Откладывать решение этих дел до установления хорошей погоды было бы непозволительной роскошью. Время было слишком дорого.
Кальвин переворошил угли, подкинул в камин полено и вернулся за стол. Вообще-то чистить и топить камины, зажигать и менять свечи и делать прочую работу в канцелярии должен был назначенный слуга. Однако в часы напряженной работы Кальвин не терпел ничьего присутствия. Всё, что ему было нужно, он делал сам, лишь изредка прибегая к помощи своего бессменного помощника и секретаря мэтра Мореля.
«Что ж, дорогой мсье Перрен, на этот раз вы слишком увлеклись. До сего дня ваши шалости ещё можно было терпеть и то только из уважения к вашему былому авторитету и заслугам. Да и авторитет свой вы давно растранжирили на мелкие пакости и глупые выходки против города и Консистории. И вы сами, и
