Как писать в XXI веке? - Наталья Гарбер

Современные большие, коммерческие формы еще могут взять читателя актуальностью героев или навороченностью сюжета. Читателя малых форм этим не проймешь — из-за небольшого объема, в котором слышится и весит каждое слово, мы с вами находимся на стыке с поэзией и высшими смыслами нашей все более странной жизни, требующими современных форм выражения.

Поэтому осмелюсь сказать, что современные шедевры малых форм, двигаясь сквозь язык, колеблют основные понятия «здравого смысла», и в первую очередь — так называемой «реальности», т. е. видимой поверхности вещей и явлений. Писатель Юрий Коваль и поэт Генрих Сапгир когда-то сформулировали для себя писательское кредо, которое, думаю, можно положить в основание современных малых форм: менять жанр как можно чаще, с каждой новой вещью искать новые формы и жанры.

Можно делать это просто: сегодня писать лирические рассказы, а завтра — юмористические. Можно сложнее — сегодня проза, завтра поэзия, затем очерк, перевод, пьеса и т. д., — кому что нравится.

Храбрость называться собой

Твердят, что Байрону я подражал порой.

Но я такой вины не знаю за собой.

Заимствовать стихи меня не приневолишь.

Стакан мой невелик, но пью я из него лишь.

Альфред де Мюссе, французский поэт XIX века, из драматической поэмы «Чаша и уста»

Кто-нибудь всегда смотрит из-за твоего плеча, как ты пишешь.

Мать. Учитель. Шекспир. Бог.

Мартин Эмис, современный английский прозаик и критик, начавший свою карьеру с получения премии Сомерсета Моэма для молодых писателей

Живя в эпоху постмодернизма, когда очень много хорошего и гениального уже написано, издано, прочитано и вошло в культурный генокод страны и мира, стоит сознательно отвергать стандартные формы и банальные темы, строить метафоры современной жизни, соответствующие ей по глубине и сложности содержания, и по нелинейности и «простоте» формы. Изучите традиционные эстетические оси координат в вузе или самостоятельно, поподражайте им достаточно для учебных целей, чтобы не делать случайных ошибок и очевидных нелепостей. А затем оставьте чужие мерки, Бога ради, и пользуйтесь своим «мозжечком». Сегодня вещи и понятия в хорошей литературе на каждой странице сдают экзамен на право называться собой.

Почитайте потрясающего естествоиспытателя, автора концепции биосферы Владимира Вернадского, а также философа-мистика, «учителя танцев» и автора идеи четвертого пути Георгия Гурджиева. Поглядите работы психиатра, прошедшего нацистские концлагеря Виктора Франкла и современного гениального и почти полностью парализованного астрофизика Стивена Хокинга. Вникните в автора идеи креативного разрушения и моделей экономических циклов, захлестывающих нас ныне, экономиста Йозефа Шумпетера. Поинтересуйтесь теорией конкурентных преимуществ стран Гарвардского профессора бизнеса Майкла Портера. Поинтересуйтесь и иной современной наукой и древней культурой, из наиболее близких вам областей, чтобы чувствовать ритм и силу жизни.

Прекратите покупать книжки о том, как перестать беспокоиться и преуспеть: успех — убогая и неподходящая задача для писателей, тут Варламов прав, а тревога — движущая сила творчества — прочтите на эту тему замечательного психолога Ролло Мэя.

Современная проза и поэзия одновременно глубоко мистичны и безыскусны, «в рифму» к достигнутому уровню знания человечества о себе и мире. Литература создает гиперпространство и гиперреализм, за которым вскрываются древние силы природы и традиции наций. Современный автор, как, например, Аркадий Ровнер, ищет мистический смысл существования человечества и глубинные формы причастности высшим силам Вселенной, — и только так и тогда обретает свой собственный творческий путь. Чтобы прийти к себе, нужно пройти через мир, говорил великий психолог Виктор Франкл.

Современный автор обжился в абсурдном социальном мире и не боится продолжать реальные события в следующие из них безумные смыслы, как это делал Кафка и делает Пьецух, взаимозаменяя вымышленное и настоящее, возможное и нереальное в парадоксальном ходе сюжета. Талантливые люди сегодня оставили ложное милосердие ради истинного понимания и пишут без снисхождения и жалости, поэтически «густо» и сюжетно бесстрашно, потому что только так можно пройти через плотные слои непрекращающегося творческого кризиса, коим является жизнь осознанного человека в наше время.

Современный автор привычен к непредсказуемости славы, смертности и забвению всего тварного мира, а уж собственного творчества — и подавно. Он знает, что последним словом писателя является молчание, что поэзия не в слове, а только в связи слов, вблизи и выше их. Он признает сны такой же реальностью, как та, которую видит, открыв глаза, и видит, что везде, как писал Валерий Шубинский:

А там какие-то чудные существа,Сбежавшие от древнего юнната,Рычат — и рык походит на слова,Которые и понимать не надо.…И ржавый шланг, и облысевший кот,И дяденька с зонтом, что вышел к остановке, —Все обретет свой смысл, добудь лишь код,И слепится в слова, как черточки в шифровке.А если этот смысл к утру сгорит дотла,Хоть звуки голые ты выведешь из ада,И подберешь им вновь значенья и тела,Хотя тебе и знать-то их не надо.

Современный поэт — контактер с иными мирами из 95 % неведомого нам окружающего мира, и, укрощая «пленительное зло» поверхностных заблуждений, он спокойно и мучительно ждет, пока пройдут века и народным массам станет известным то невидимое им, что он чувствует всегда и непосредственно созерцает в моменты Богоданного вдохновения. Как говорил Маяковский, «у нас в запасе вечность».

Эксперименты с формой делают прозу и поэзию несколько «филологической», и вместе с ними, подобно Пастернаку, мы движемся от сложных форм юношеской поэзии к неизбывной простоте поэзии старости. Ищущий решений в науке параллельно и одновременно с искусством постмодерна стирает границы между научной прозой и лирическим стихотворением, оба становятся сюжетной эссеистикой с собственными ритмами, и автор, а за ним и читатель дают право любому творческому тексту быть настоящей литературой. Мы живем среди реальных персонажей и вымышленных героев с легкостью, которой почти не замечаем, — и приехав в Пушкинские горы, называем Тригорское «усадьбой Лариных», от которой по совершенно реальной дороге проезжаем к Пушкину в Михайловское, где слушаем, как он беседовал с Онегиным…

В итоге, например, рассказы Николая Байтова, лауреата премии Андрея Белого в области прозы в 2011 году, отличающиеся изощренным интеллектуализмом, ибо их сюжеты строятся на явных или неявных отсылках к проблемам философии и культурологии XX века, а особенно — к вопросам диалектики подлинного и фиктивного. В итоге тексты Байтова сочетают игру документальных и художественных вкраплений, и вы не можете определить, где правда, а где вымысел. Стихи его не менее сложны, полны аллитераций и необычных видов рифм, а текст являет собой одновременно культурологический эксперимент над самим собой и реальностью XXI века:

Тупо смотрю: предо мной условно-конкретнытостеров, ростеров, блендеров новые бренды.Бледные призраки стаями сходятся в войско.Буря набрякла. Того гляди грянет геройство.Если, поэт, ты не посыльный генштаба,если пакет от маршала Витгенштейнатотчас нам не вручил — тогда я не знаю…Худо, наверно: расправа будет мгновенна.Некогда мыслить. Бегут стремительно тучи.Каждая следующая предыдущей жутче.Буря, как ягода, соком черным набрякла.Скоро в глаза нам молния брызнет яркои осияет с точностью до сантиметрасканнеров, скутеров, миксеров быстрые бренды.В бой квадроциклы, построясь ассортиментом,ринутся гневно. Расправа будет мгновенна.

Оставьте утлые представления о реальности, господа. Не только во времена Бальзака «Евгения Гранде» и образ утраченных иллюзий были реальней многих настоящих людей и событий — так было всегда. История самого писателя делает его не менее литературным былинным героем, чем порожденные им персонажи. Авторский голос способен связать живого человека, пишущего эти строки, с давно погибшим Андреем Платоновым, частенько упоминаемым как предтечу современной малой прозы, и Даниилом Хармсом, к которому восходят многие вершины современной поэзии. Автор, находящийся по Бродскому в зависимости от языка, — такое же порождение процесса развития человечества, как и его литературные творения. Роман о розе так же возможен сегодня, как «роман» с психоанализом, войной, смертью и документом.