Жена завоевателя - Крис Кеннеди

— Что? — Его голос звучал глухо, резко и недоверчиво.

Она кивнула.

— И ты заглядывала внутрь, Гвиневра? — В голосе и словах его прозвучало еще большее недоверие.

— Конечно.

Он стремительно подался вперед:

— Как же ты это сделала?

Она пожала плечами:

— Это было всего однажды, когда я была ребенком. Я нашла эту шкатулку и играла с ней. И вдруг нижнее ее отделение открылось. Отец ужаснулся, когда застал меня за этим занятием. Он пригрозил мне, и я никогда больше не видела этой вещи до его смерти. — Она осторожно сглотнула: — После этого, в те ужасные дни, когда Марк всюду преследовал меня, когда мародерствовал в округе, он намекнул на существование сокровищ. И на брак. Я испытала все возможные средства, чтобы открыть шкатулку. Не знаю почему, но мне это казалось важным. А также важным, чтобы Марк не узнал о ее существовании.

Я даже попыталась открыть ее раскаленной кочергой, но и это не помогло. Ты можешь видеть, что она осталась не-опаленной.

А потом однажды ночью, когда я чувствовала себя очень несчастной, я дотронулась до нее… Она ведь такая красивая… И вдруг я вспомнила, что сделала ребенком. Я приложила к ней пальцы вот так. — Она распластала пальцы, показывая, и они оказались внутри шкатулки. — Я пощупала внутри, нажала и…

Крышка потайного отделения отскочила.

Алекс с шумом вдохнул. Гвин подняла глаза. Гриффин смотрел на нее.

— Неповиновение имеет свои маленькие преимущества, — сказала она печально.

Что-то вроде мимолетной улыбки промелькнуло на его лице.

— Должен признаться, я никогда не считал неповиновение таким уж большим грехом, каким считает его церковь.

И в это мгновение что-то от прежнего Гриффина проступило в его лице, и в этой унылой комнате будто повеяло свежим ветром.

— Я тоже думаю, что это так.

Он казался ей ослепительным, будто от него исходил яркий свет. Он казался ей безупречным даже при всех своих заблуждениях. Лицо, перечеркнутое шрамом, греховное тело и великодушное сердце. От всего этого у нее занялся дух.

И на все это у нее уже не было прав.

— Значит, тебе было нужно именно это? — спросила она, стараясь сделать свой голос бесстрастным. — Узнать, что там, в нижнем отделении?

Улыбка его потускнела.

— Да.

Его большой палец скользнул под край крышки и откинул ее. Все трое подались вперед. По причине, которую она не могла бы объяснить, Гвин даже перестала дышать, когда он поднял крышку и открылось внутреннее отделение шкатулки.

— Опять документы, — сказал он хрипло и закрыл глаза. — Этого здесь нет.

Алекс выругался и отпрянул к стене. Подошвы его сапог заскрипели, давя мелкие камешки, когда он повернулся и заходил по комнате. Изумленная, Гвин переводила взгляд с одного на другого.

— В чем дело?

— Третий ключ.

— Третий ключ?

— Нам нужен еще один ключ.

В его словах была холодная и тупая убежденность, но сердце Гвин отчаянно забилось. Она подалась вперед.

— У меня есть ключ. Маленький золотой ключик.

Серые глаза Гриффина широко раскрылись и были устремлены на нее, а взгляд его будто прочерчивал огненную дорожку между ними, как лесной пожар. Она кивнула, чувствуя головокружение, и протянула руку к неприглядному мешочку, зашитому в ее нижних юбках.

Каждое утро она совершала этот ритуал, заново пришивала мешочек к своим юбкам, стараясь выполнить последнюю волю отца. В складках ее коричневой юбки скрывался крошечный ключик, который отец вложил в ее руку, лежа на смертном одре. Он был скрыт, чтобы не было заметно его яркое сияние и чтобы защитить его от посягательств.

Потому что он сверкал как солнце.

Дрожащими пальцами она высвободила его из складок своих юбок и вложила в мозолистую ладонь Гриффина.

Его глаза еще некоторое время продолжали удерживать ее взгляд, потом он сжал его в пальцах. Он схватил два ключа, уже лежавших на столе — черный и серебристый — и сложил вместе. С удивительным щелчком они соединились друг с другом, и в их центр он вложил третий ключик, золотой. Получилась трехцветная головоломка. Серебристый ключик вошел в покоробившийся железный, и это походило на серебристый край темного грозового облака. Ее ключик, помещенный в центр, засверкал как конец радуги.

— Боже милостивый! — пробормотал Алекс.

— Как красиво, — выдохнула Гвин. Гриффин испустил долгий вздох.

— А теперь? — спросила Гвин, поднимая на него глаза. — Что теперь?

Гриффин покачал головой:

— Понятия не имею.

Она указала на шкатулку, в тайном отделении которой были видны свитки:

— Что это такое?

Они медленно переключили внимание, на свитки. Гриффин взял один из них в руки.

— Тонкий пергамент, — сказал он.

Дорогой. Но следующий свиток, взятый из шкатулки, вызвал у нее потрясенный вздох.

— Это медь? — спросила она едва слышно, потому что в горле у нее пересохло. — Что это такое?

На лице Гриффина читалось изумление.

— Карты.

— Карты?

Он взял несколько листков тонкого пергамента и несколько тонких листов металла, похожего на бронзу. Она непонимающе смотрела на них.

— Что это за карты?

— Карты сокровищ, — пробормотал Алекс.

Гвин склонилась над столом. Она могла различить причудливые линии и каракули на некоторых документах, которые вполне могли означать конец земельного массива или начало водных путей. Уловила изображения мифических животных, яркие живые краски и надписи, от которых, казалось, исходил запах пыли, росы, целебных трав и древних тайн.

Гвин посмотрела на Гриффина, склонившегося над свитками. Губы его беззвучно шевелились: он читал латинский текст, начертание которого она узнала, потому что помнила, как выглядели манускрипты монахов.

Она ощутила нечто странное в спине, что могла бы назвать предвкушением судьбы, и это ощущение заполнило все ее тело свежестью и новизной и отчасти страхом.

— Что все это значит? — спросила она шепотом.

— Это означает, что он наследник Карла Великого, — послышался голос Алекса из тени.

Она подняла голову и посмотрела на них:

— И что это будет значить для него?

Гриффин поднял голову и посмотрел на нее, удерживая ее взгляд, но его взгляд оставался непроницаемым.

Теперь Гвин увидела в нем подлинное величие, скрытое, но ощутимое, и у нее захватило дух.

— Это означает привилегию и бремя, потому что он должен охранять тысячелетние сокровища, — произнес Александр голосом, способным быть услышанным армией Генриха, как если бы она находилась на расстоянии трех лье отсюда. — Это означает, что, пока есть потребность биться за Господа — что ведет к славе, но порождает и алчность, — эта потребность есть средство защиты подлинных сокровищ наших душ. Это означает, что кровь Гриффина несет в себе пурпур королей и что он Хранитель святынь.