Ночные откровения - Томас Шерри

Вот почему успешные расследования приносили столь малое удовлетворение: они лишний раз напоминали о том, чего нельзя было осуществить в собственной жизни.

Вот почему Вир так злился на Фредди: отчасти из зависти. Ко времени разговора с леди Джейн отца не было в живых уже три месяца, но одержимость юноши местью день ото дня только возрастала. Он не понимал, как младший брат смог переступить через ужасное открытие и пойти дальше, в то время как сам Вир застрял между двумя ночами: гибели матери и смерти отца.

Тринадцать лет… Тринадцать лет в погоне за недостижимым, в то время как юность уходила, честолюбивые устремления забывались, и одиночество затягивало его все глубже и глубже…

Легкое всхрапывание вернуло внимание Вира к спутнице. Миссис Дуглас, поерзав, дремала дальше. По дороге на станцию она робко призналась, что как-то видела маркиза в одном из навеянных лауданумом сновидений. Ничего, когда-нибудь, наведя порядок в собственной жизни, он расскажет женщине правду и попросит прощения за то, что напугал ее.

Спутница опять пошевелилась. Вир всмотрелся в расслабленные черты: щеки по-прежнему бледные, но уже не восковые, хрупкая шея больше не кажется тонкой, как спичка. Когда он впервые увидел миссис Дуглас, та выглядела совершенно уничтоженной. А оказалось, что ей, как покоящемуся семечку, требовалось только немного тепла, чтобы прорасти.

Маркиз вновь повернулся к окну. Может, и его душа не так необратимо изломана, как он полагает?

На этот раз Вир не воспользовался собственным ключом от дома Фредди, а позвонил в дверь.

Маркиза провели в кабинет, где брат изучал железнодорожное расписание, водя пальцем по колонкам в поисках нужной строки. Подняв глаза, Фредерик уронил справочник.

— Пенни! А я как раз собирался к тебе! — бросившись к гостю, он взволнованно обнял его. — Явись ты четвертью часа позже, я бы уже отправился на Паддингтонский вокзал. Сегодня утром до меня дошли невероятные слухи: будто дядя леди Вир сбежал из тюрьмы, похитил тебя, и тебе пришлось сражаться за свою жизнь. Так что же случилось?

На кончике языка уже вертелись слова: «Что за чушь? Неужели люди в наше время разучились сплетничать? Мне пришлось сражаться за свою жизнь?! Да я повалил этого мозгляка одним пальцем…» — и лицо само собой принимало выражение непрошибаемого самодовольства.

Искушение прибегнуть к виртуозно исполняемой роли болвана было неимоверным. Фредди ведь ничего другого не ожидает — он давно привык к Виру-идиоту. Они по-прежнему любящие братья — зачем что-то менять?

Маркиз пересек кабинет, налил себе изрядную порцию коньяка и одним махом осушил бокал.

— То, что ты слышал — это моя выдумка, — решился он. — На самом деле, мистер Дуглас похитил свою супругу. Освободив ее, мы с Элиссандой решили, что женщине будет лучше отправиться домой и отдохнуть, а не вести разговоры с полицией. Поэтому я доставил похитителя в полицейский участок и рассказал эту байку.

Фредди моргнул, затем еще, и еще раз.

— А-а-а… и что — все в порядке?

— У маркизы пара синяков — несколько дней не сможет принимать визитеров. Миссис Дуглас натерпелась страху, но сегодня приехала со мной и сейчас отдыхает в «Савое». Мистер Дуглас — что ж, этот мертв. Посчитал, что предпочтительнее наглотаться цианида, чем пытать счастья в суде.

Брат внимательно слушал. Когда Вир закончил объяснения, Фредди еще некоторое время не сводил с него глаз, затем недоуменно встряхнул головой:

— А с тобой, Пенни, все хорошо?

— Ты же видишь, я в порядке.

— Ну, да, цел и невредим. Но ты сам на себя не похож…

— Я всегда был таким, как сейчас, — глубоко вдохнул маркиз. — Правда в том, что большую часть этих тринадцати лет я не выглядел самим собой.

— Ты действительно говоришь то, что говоришь? — протер глаза брат.

— А что, по-твоему, я сказал? — Вир полагал, что выразился как нельзя яснее, но Фредди реагировал вразрез с ожиданиями.

— Секундочку, — достав карманную энциклопедию, Фредерик открыл ее на первой попавшейся странице. — Когда произошла первая плебейская сецессия[57]?

— В 494 году до Рождества Христова.

— Господи… — пробормотал Фредди. Он перелистнул книгу на другой раздел и поднял на брата взгляд, полный такой отчаянной надежды, что у того внутри все сжалось. — А как звали жен Генриха Восьмого?

— Екатерина Арагонская, Анна Болейн, Джейн Сеймур, Анна Клевская, Екатерина Говард и Екатерина Парр, — замедляясь с каждым словом, произнес Вир. Он мог перечислить имена гораздо быстрее, но почему-то страшился заканчивать ответ.

Фредерик отложил томик.

— Поддерживаешь ли ты борьбу женщин за избирательное право?

— Новая Зеландия предоставила женщинам неограниченные избирательные права в девяносто третьем. Южная Австралия сделала то же самое и разрешила женщинам баллотироваться в парламент в девяносто пятом. Насколько мне известно, ни на одну из этих стран небо не обрушилось.

— Ты выздоровел, — прошептал Фредди, по лицу которого струились слезы. — Боже милостивый, Пенни, ты исцелился! — стиснул он брата в объятьях. — О, Пенни, ты не представляешь, как мне тебя не хватало!

По щекам Вира тоже покатились слезы: радости за брата, стыда за себя, сожаления за потерянные годы. Маркиз отстранился.

— Мы должны сообщить новость всем и немедленно, — не замечал Фредерик его страданий. — Плохо, что сезон уже закончился. Боже, на следующий год это повергнет всех в настоящий шок. Но мы можем отправиться в свои клубы и сделать там объявление. Ты ведь не собираешься прямо сейчас уезжать из города? Анжелика гостит у своей кузины в Дербишире, но завтра должна вернуться. Она будет в восторге. Говорю тебе, в восторге! — брат столь поспешно выпаливал слова, что они наскакивали друг на друга. — Я позвоню миссис Чарльз — полагаю, в доме найдется пара бутылок шампанского. Это надо отметить! Это надо отпраздновать, как следует!

Фредерик потянулся к звонку, но Вир перехватил его руку. Однако слова, которые следовало произнести, застряли в горле, словно мокрый цемент. Маркиз готовился столкнуться с яростью, но не с такой всепоглощающей радостью. Дальнейшее признание уничтожит сияющее в глазах брата счастье.

Но выбора нет. Если позволить себе сейчас смалодушничать, между братьями встанет еще одна большая ложь, нагроможденная поверх многих других.

Отняв ладонь от руки Фредди, маркиз сжал кулаки.

— Ты меня неправильно понял. Я не выздоровел, потому что не был болен — не от чего исцеляться. Не было никакого сотрясения. Я носил личину идиота по собственному выбору.