Месть со вкусом мяты (СИ) - Руслёна

Подружки одевались, разумеется, отдельно от мужчин. Енку раздели догола и напялили сверху хламиду светло-золотистого или просто песочного цвета. Она сердилась и бубнила уже минут двадцать:

— Почему ничего нельзя под низ? Что за извращение??? Я чувствую себя, как… как… В общем, плохо я себя чувствую. Фуууу!

Но те, кого прислали из Храма, были очень настойчивы и вежлив-спокойны:

— Так положено, так надо, не переживайте, никто об этом не узнает.

Люсьена вздохнула и пошла к зеркалу. Сегодня в её спальне (бывшей) зеркал было много: ради такого случая им притащили четыре штуки. Вот около двух она и вертелась. Увидела вдруг, что капюшон прозрачный и большой.

— А не свалится он с головы? Или я его и надевать не буду?

— Наденете, леди, не свалится. Сейчас его прикрепим вот этими зажимами.

Зажимы были под цвет хламиды, и, практически, незаметны.

Тому тоже наряжали. Другие женщины и тоже из Храма. Платье ей очень понравилось, нежные, пастельные тона от сиреневого, до светло травяного первых, весенних ростков, но непонятны были узкие овальные вырезы на спине, из которых торчали лопатки. Она тоже возмущалась:

— Такое красивое платье, испортили же этими дырками!

Женщины мягко улыбались и кивали успокоительно:

— Не переживайте, всё будет в порядке. Вуаль длинная, на время прикроет их.

Причёску сделали тоже только одной Томе. Накрутили локоны и… всё. Но на голове пристроили ободок, явно, не дешёвый, и к нему палантин, развевающийся сзади при ходьбе.

Называть её новым именем никто не торопился, только родители и выговаривали — Тасмариэль. Енка сказала, что привыкать будет не меньше года. Остальные обещали “подтянуться” побыстрее, так как более привычные к таким вывертам языка. Детей тоже нарядили в красивые наряды, похожие на те, что надели взрослые, то есть, разлетайки. Лониэлле тоже сделали локоны, как и у Томы. Ена ворчала ходила, что её совсем не нарядили, прям, никак:

— Ни платья тебе, ни причёски толком.

Но Элька, добрая душа, её успокоила:

— Мам, зато вы поженитесь уже. Скорей бы! — и она, ухватив её за руку, запрыгала на одной ножке. Мэйнард, заглянувший к ним и вошедший с разрешения всех леди, если что, очень важничал, надвинув капюшон на голову. Он ходил, подняв плечи, со значением, шевелил бровями и “делал” суровый взгляд. Томка подошла к подружке и на ухо спросила:

— Ен, глянь, мои уши уже выросли?

Енка засмеялась, но уши пощупала под локонами:

— Нет, всё пока на месте, ушки твои, как были маленькими и аккуратными, так и остались. Но после ритуальной свадьбы всё может быть.

Тома расстроилась:

— Вот никак не хочу длинные — ослиные и, к тому же, волосатые уши.

— Да что ты так переживаешь! У меня хвост вырастет километровый, и то я не расстраиваюсь!

— Почему — хвост? — икнула Томка.

— А ты что, так и не поняла, что я — дракон?

— Ктоооо??? — напрочь забыв уже, что ей говорила Аннарэн.

— Да, да, и мне обещают, что после свадьбы я смогу в него

превращаться.

— Иди ты…

— Это ты пойдёшь, — засмеялась Клубничкина, — а я полечу! Прикинь? Всегда боялась летать на самолётах, а тут придётся самостоятельно летать. Ужас-ужас! Зато ты будешь в буквальном смысле сидеть на шее мужа.

— Ты хочешь сказать, что и Витя будет драконом? — Тома неожиданно заплакала.

— Том, ты чего? Он, что, не говорил?

— Говорииил… А я думала, шууутииит!

— Вот ведь, Горыныч… неубедительно как-то говорил. Не плачь, покатаешься в облаках, может, ещё и понравится.

— Ен, Ен, они же страшные, драконы, — зашептала снова на ухо Томка. — А вдруг, увижу его такой страхолюдиной и разлюблююю…

— Не разлюбишь, это я тебе гарантирую. Тебя магия выбрала ему в жёны, так что всё у вас будет преотлично!

Енка начала расхваливать её платье, образ в целом и Томка вся засветилась, глазки заблестели, губки расплылись в улыбке и настроение поднялось до небес.

У мужчин свои были нюансы. Одеться, они оделись, поржали насчёт того, что пришлось раздеться для этого сначала, потом поигрались с капюшонами, потолкались и принялись наставлять Вову, который крутился тут же, с любопытством их разглядывая: пощупал ткань, поинтересовался, почём матерьяльчик, похихикал, съел почти все бутерброды, что лежали на подносе, был уличён в содеянном и поставлен перед Грингом.

— Слушай сюда, малец, свадьба — это тебе не просто так. Один раз и на всю жизнь, понятно?

Он охотно кивнул, поняв, что за бутерброды наказывать не будут.

— И ты тут тоже не просто так будешь. На невест накинут покрывала с длинным шлейфом, это уже около Храма. Так вот, ты возьмёшь тот, что будет на моей Аннарэн. Мы — самые старшие с ней, тебе и нести его. А детишки распределятся по другим парам. Зайдёте с нами в Храм, а что делать дальше — вам скажут жрецы. Всё понятно?

Вова никак не ожидал такой подставы, но отказаться уже не мог, видел, что все на взводе, несмотря на то, что посмеивались и толкались. Кивнул:

— Всё сделаю в лучшем виде, шеф! — он козырнул и получил лёгкий подзатыльник, чисто символический. Гринг покачал головой и сказал добродушно:

— Сам же знаешь, к пустой голове руку не прикладывают.

И Вова не обиделся. Мог бы, но не стал. На душе было так же празднично, как и вокруг.

— А мы как туда попадём, на каретах или порталами? — на всякий случай спросил он.

— Портал откроем, ехать долго. Да и босиком же будем.

— Уф, хорошо, а то трястись в ваших колымагах одно мучение.

Все засмеялись:

— Ничего, мы не жалуемся, это ты просто сидеть не умеешь. У нас даже дети это могут. Спокойно сидят.

— Научится, какие его годы, — хмыкнул Горыныч. Он заметно побледнел, чего за ним не водилось раньше. Петрус тоже нервничал, но хмурил брови по привычке, ходил насупленный, смеялся неохотно.

— Как думаешь, кому доверить шлейф Йены, Мэйнарду или Лониэлле? — спросил он у Виторуса.

— Не знаю, честно. Сами они ещё не решили?

— А им сказали вообще об этом? Вова, не поищешь Мэйнарда?

— Ага, поищу. Сюда привести?

— Да, скажи, по срочному делу.

Вовка убежал. Он промчался пулей по широким коридорам и, наткнувшись на Лизбет, спросил на ходу:

— Не видела Мэя?

— Видела, — пискнула она, — он в спальне у миледи с сестрой своей вместе.

— Да? А где эта спальня? Или нет, позови его ты, я в женскую спальню не пойду. Скажи, отец его зовёт по срочному делу!

— Хорошо, — снова пропищала девушка и посеменила на третий этаж.

Через минуты две к нему уже прискакал мальчишка, то и дело меняя ноги, то на правой, то на левой, и уже вдвоём побежали к мужчинам.

Встретили их на пороге, так как все ждали их и то и дело

выглядывали.

— Мэй, сынок, вам с Лоникой предстоит нести шлейфы — один мамин, второй нашей гостьи — феи Томы. Я тебя, как мужчину, спрашиваю, как думаешь, какой доверить Лонике?

Мэй, не задумываясь ни на минуту, сразу ответил:

— Леди Томы.

— Почему? — поднял брови отец. Все с любопытством ждали, что он ответит.

— Потому что она в красивом платье. Лонька его уже всё общупала. Так что — пусть его несёт, Томин.

— Резонно, — кивнул Петрус, — молодец.

Сыну достался в награду оставшийся бутерброд и он, довольный, уселся с ним на краешке стула.

Вова разглядывал барона с графьями в разноцветных балахонах и мысленно представлял себе своего отца… или мать. Да ни в жизнь они так не нарядились бы! А эти — совершенно серьёзно всё это надели, расхаживают с важным видом и рассуждают о каких-то легендах, традициях и ещё непонятно о чём.

— Бароша, как думаешь, — снова шутит нервно тот, которого то и дело называют Горынычем, — полетим?

— Не знаю, графинчик, — гудит в ответ “бароша”, - кто и как, а ты точно слетаешь у меня и прямо сейчас. Вот и окно открыто.

— Прости, я, когда нервничаю, себя не контролирую. Да и тебе Хойвелл не позволит, — попытался схохмить “графин”, но тут же снова поменял цвет лица. Вообще оно у него менялось с бледно зелёного до красного и обратно.