Красная луна - Бенджамин Перси

В университете Беркли протестующие собрались на центральной лужайке. Там же выстроились в линию полицейские в полной боевой экипировке — черных защитных бронежилетах, подчеркивающих мускулатуру блюстителей порядка. Полицейские сжимают дубинки обеими руками, словно доисторические копья. Один подносит ко рту громкоговоритель. Раздается пронзительный писк, а потом громовой голос велит собравшимся немедленно расходиться: все, кто останется, будут арестованы, любое сопротивление будет подавлено. Полицейский опускает громкоговоритель и ждет. Один студент подхватывает с земли рюкзак и бросается наутек. Остальные двадцать с лишним не двигаются с места. На самодельных картонных плакатах написано: «Хватит!», «Все люди равны!», «Долой дерьмовые законы!». Юноши и девушки держатся за руки. Они не трогаются с места, даже когда шеренга полицейских начинает наступать на них.

В Нью-Йорке сотня оппозиционеров разбила палаточный лагерь в Центральном парке, возле зоосада. Среди протестующих есть как ликаны, так и обычные люди: большинству около двадцати, жидкие бородки, шерстяные шапочки, армейские рюкзаки. Они намерены оставаться тут, пока правительство не удовлетворит их требования.

— А какие у вас требования? — спрашивает журналист.

— Отменить законы, которые делают нас гражданами второго сорта.

Журналист просит пояснить, и один из бунтовщиков отвечает:

— Я больше полугода не виделся с семьей, потому что не имею права пользоваться самолетом.

— Мне сказали, что в следующем году я должен подыскать себе новую работу, — добавляет другой.

— Недавно я заказал в баре бургер с пивом, а официант заглянул в мое удостоверение личности и велел проваливать, — говорит третий.

Подъезжают, сверкая красно-синими мигалками, патрульные машины. Протестующие сидят вокруг своего палаточного лагеря, взявшись за руки. Полицейские дают им на раздумье полчаса, а потом надевают защитные очки и, спокойно шагая между палатками, прыскают каждому в лицо ядовитым газом из баллончика. Парк оглашается воплями боли, митингующие падают один за другим.

В городе Оксфорд, что в штате Миссисипи, в тени ратуши собрались две группы: сторонники и противники нового закона. Они толкают друг друга, кричат и плюются. Полицейские расставили между ними пластиковые оранжевые конусы, какие обычно используют при дорожных работах, а теперь стоят неподалеку возле своих машин и любуются, заложив большие пальцы за ремни. Никто из них ничего не предпринимает, даже когда из толпы бросают сначала кирпич, а потом бутылку. Вот в ход пошли кулаки, людское море качнуло в одну сторону, затем в другую; вот какой-то мужчина упал, и его буквально затаптывают; вот полилась кровь.

По некоммерческому телеканалу «Си-си-эн» показывают выступление калифорнийского конгрессмена из Демократической партии. Он произносит речь в палате представителей:

— Совершали ли ликаны беспричинные нападения на людей? Да. Каждый год бывает несколько таких случаев. Обычно это происходит с теми, кто перестал принимать лекарство. Они кого-нибудь кусают. Что же дальше? Разве пострадавший сходит с ума и непременно кусает следующего? А потом начинается цепная реакция? Разумеется, нет. Глупо думать, что мы живем в стране, где в любую секунду на вас из кустов может выскочить одичавший оборотень. Инфицированным требуется помощь. Они борются со своим недугом. Справляются с болезнью и не поддаются разрушительным порывам. Не надо ничего менять. Система превосходно работает. Кучка террористов заставила нас в этом усомниться. Именно в деятельности экстремистов и заключается проблема. Именно их мы должны выследить и призвать к ответу. Следует заняться ими, а не предпринимать такие вот меры, которые не только никак не гарантируют нам безопасность, но, напротив, провоцируют вполне мирных и законопослушных граждан.

Конгрессмен ждет аплодисментов, но в зале полная тишина.

В городе Талса, штат Оклахома, пожилая женщина по имени Мэтти Спенсер составляет на листочке список покупок, надевает свою любимую сиреневую куртку, берет сумочку и открывает дверь гаража. А там стоят они. Миссис Спенсер сжимает в по-старчески распухших пальцах ключи, словно это оружие. Их около двадцати человек. На них черные лыжные маски, но все, судя по виду, мужчины. Неподвижные, как статуи, они замерли на лужайке возле ее дома, на улице, на подъездной дорожке.

Сердце у старушки замирает, лицо вытягивается; сначала она ничего не понимает, а потом на нее снисходит ужасное озарение. Ее передергивает.

— Что вам нужно? — интересуется она дрожащим голосом.

— Мы видели твою фамилию. В списке на сайте, — говорит один из них.

— Джоэль? — спрашивает женщина, угадав его по голосу и по фигуре. — Джоэль Роулингс, это ты? Ты же знаешь меня с детства, правда?

Мужчина отступает и оглядывается вокруг.

— Вот вы явились сюда, — продолжает Мэтти, потрясая ключами, — угрожаете мне, но что это меняет? — Ответом ей служит молчание. — Ну? — требовательно вопрошает она после длинной паузы.

Эти ребята и сами не знают, зачем пришли. Наверное, чтобы сорвать на ком-нибудь злость. Но вот она стоит перед ними, эта старушка с круглым лицом, ямочкой на подбородке, и, похоже, как раз сейчас они поняли, что им нужна все-таки не она.

— Вот глупцы, — возмущается Мэтти, делает шаг назад и нажимает на кнопку. Дверь гаража опускается очень медленно, но никто из незваных гостей так и не бросается на женщину.

Позже, уже после того как расходятся студенты в колледже Уильяма Арчера, после того как в шесть часов по телевизору показывают новости и всем доставляют свежие газеты, на холм, где расположен университет, въезжает колонна пикапов. Ревут двигатели, гудят клаксоны, мигают фары. Из окон автомобилей летят яйца и пивные банки. Машины проносятся через кампус, на резких поворотах от шин поднимается синий дымок; они заезжают на мостовую, оставляют колеи на газонах, сгоняют студентов с дорожек, а потом так же внезапно уезжают. В воздухе, словно запах пороха, остается висеть вонь от выхлопных газов.

Клэр наблюдает за всем этим с террасы возле главного здания. Пустые столики обросли сосульками, в центре каждого — черная дырка, там раньше крепились зонтики, но их уже давно свернули и спрятали до следующего лета. Они с Мэтью, держа в руках бумажные стаканчики с кофе, вышли посмотреть, что там за шум, и теперь видят, как по кампусу носятся «додж-рэмы» и «форды» с огромными колесами, с прожекторами на крышах. Кофе уже давно остыл и сделался горьким.

Потом Мэтью и Клэр возвращаются внутрь за вещами. Пора идти в общежитие. Но девушка хочет сперва забежать на почту. В здании почти никого нет — им попадаются навстречу только несколько перешептывающихся студентов в футболках с надписью «ЛЮДИ». Шаги эхом отдаются в пустых, облицованных мрамором коридорах.

Клэр опускается на колени возле своего ящика, набирает код и открывает дверцу. На потолке со знакомым стрекотом, словно гигантское насекомое, мигает лампа дневного света. Задумавшись, девушка не сразу замечает в ящике сложенный пополам конверт. Когда она вынимает его, коричневая бумага рвется. Клэр сует палец в получившуюся дыру и вскрывает конверт. Та же марка, снова взятое в кавычки имя адресата «Хоуп Робинсон», буквы будто высечены ножом. Там что-то объемное. Девушка вынимает прозрачный пакет с застежкой и не сразу понимает, что это внутри — красное и такое знакомое.

А потом до нее доходит. И она кричит.

Глава 48

У Патрика нет выбора: приходится делать, как велят. И он бредет вместе со всеми по покрытому ледяной коркой снегу, временами проваливаясь в сугробы по пояс. Они идут уже около часа. Вокруг все искрится от солнца, пейзаж ослепительно-белый. Ноги ноют, плечо болит. Несмотря на холод, Патрик весь горит. Он постоянно останавливается, зачерпывает пригоршню снега и отправляет ее себе в рот.

Сегодня утром, когда восходящее солнце освещало небо розовыми лучами, отец позвал его по имени. Ликаны отобрали у него пистолет и обыскали. А он все так и стоял, как пень. Мужчины выпотрошили, освежевали и разделали убитого лося. Голову отсекли и бросили в сторону. На все это ушло больше часа. Они с отцом сидели рядом на поваленном дереве и смотрели друг на друга, просто смотрели. Отец сначала улыбался, радуясь встрече, но потом улыбка сползла с его лица, а вместо нее появилось ошарашенное и подавленное выражение, как у родителя, который смотрит на собственного ребенка, лежащего в гробу.

— Все это время я так хотел тебя увидеть, — сказал он, — а теперь жалею о том, что ты здесь.

От туши шел пар, и поляна, закапанная кровью, стала похожа на ярко-алый пруд. На снегу валялись исходящие паром внутренности: багровые, зеленые, красные. На них тут же с карканьем слетелось воронье. Птицы черными тенями кружили у них над головами.