Красная луна - Бенджамин Перси

Экскурсию для них проводит Мейсон. Коренастый американец в сером костюме, настолько изжеванном на спине, что ткань напоминает смятую фольгу. Из ноздри у него торчит пучок жестких черных волос. Мейсон говорит и одновременно яростно жестикулирует.

Сначала они проходят через бизнес-центр — лабиринт, составленный из узких коридоров и квадратных кабинетов с бетонными стенами и без дверей. Там мужчины с землистыми лицами и в черных галстуках что-то выстукивают на клавиатурах компьютеров, раскладывают бумажки, пьют чай из одноразовых стаканчиков. Мейсон старается идти спиной вперед и лицом к своим слушателям и, задевая спиной за косяки, рассказывает о добыче урана, о процессе очистки. Содержание вещества в руде низкое, поэтому необходимо обрабатывать большие объемы. Ударяя кулаком по раскрытой ладони, Мейсон говорит, что в Волчьей Республике на данный момент добывается двадцать процентов всего урана в мире.

— Двадцать процентов. Десять тысяч тонн. И довольно значительная часть его извлекается именно здесь, из этой самой земли у нас под ногами. Гигантские объемы.

Мейсон рассказывает, как руду перемалывают и превращают в мельчайшие частицы, а потом при помощи химического выщелачивания добывают из нее уран, вернее урановый концентрат — порошок, известный на рынке как U3O8, окись урана.

— Именно его круглые сутки вывозят отсюда на поездах.

Чейзу уже известны эти подробности: ему в деталях описали работу шахты и заставили вызубрить все основные положения, касающиеся атомной энергетики. Атомная энергетика — ключевой элемент в электроснабжении Соединенных Штатов в следующем столетии. Поэтому Уильямс слушает вполуха и больше заботится о том, как он выглядит со стороны: нельзя сутулиться, нужно втянуть живот. Журналисты постоянно щелкают фотоаппаратами, вспышки продолжают мелькать, даже когда он закрывает глаза.

Кафельный пол в одном из коридоров мокрый, Мейсон просит их идти осторожно, и экскурсия буквально проскальзывает за угол. А там стоит наряженный в черный комбинезон черноволосый уборщик, на шее у него растет опухоль размером с кочан цветной капусты. При виде них он крайне удивляется, хватает швабру и, ссутулившись, прижимается к стене. Глаза его перебегают с Мейсона на Чейза. Он извиняется. Страшно извиняется.

Экскурсия выходит на улицу, на обзорную площадку, и люди прикрывают глаза от необычайно яркого солнца. С площадки убран снег. Отсюда видны карьеры, один наполовину заполнен пожелтевшим льдом, а другой сужается книзу и напоминает перевернутую пирамиду — его вырезают в земле слой за слоем. Оглушительно грохочет динамит. Рычат моторы погрузчиков и землеройных машин. В их кабинах сидят наряженные в металлические костюмы рабочие, а воздух поступает к ним через сложнейшие системы фильтрации, которые защищают от радиации и пыли.

— Ну, не на сто процентов, конечно, но все-таки защищают, — поясняет Мейсон.

Они снова заходят в здание и топают ногами, чтобы согреться. Затем надевают защитные очки и желтые каски. Пришла пора посмотреть, как перерабатывается руда. Экскурсанты шагают по металлическим мосткам, спускаются и поднимаются по лесенкам, проходят мимо машин-измельчителей, на которых каждая царапина, каждая гайка расцвечена ярко-оранжевой ржавчиной. На стенах повсюду висят счетчики Гейгера и детекторы-индикаторы радона; они дружно тикают, будто часы отсчитывают мгновения, оставшиеся до апокалипсиса.

Группа опускается на нижний уровень. В трясущемся лифте стены изрисованы, а пол облеплен жвачкой. Внизу темно, из входных шахт тянет холодом и плесенью, будто где-то там под землей спит огромное чудовище. Повсюду огромные трубы, которые вытягивают зараженный воздух и закачивают с поверхности чистый, отфильтрованный. Они так гудят, что Мейсону приходится громко кричать. Он рассказывает о затопленных шахтах, рудных жилах, горизонтальных горных выработках. О разных видах тоннелей — гезенках и восстающих горных выработках.

Мимо проходит шахтер с горящим на каске фонарем. Он улыбается им почерневшими зубами, что-то говорит Чейзу по-русски и протягивает ему руку. Уильямс ее пожимает. Вокруг тут же смыкается кольцо телохранителей. Чейзу прекрасно известно: все работники рудника каждый месяц сдают анализ, если люпекс в крови не обнаружен — человека немедленно увольняют.

— Не волнуйтесь, — говорит Уильямс своим охранникам и принимает красивую позу для фотоснимка. — Слишком уж вы у меня бдительные.

Все забираются обратно в лифт.

— А правда, — с усмешкой спрашивает Мейсон, наклонившись поближе к Чейзу, — что вы один раз запустили сырой фрикаделькой в демонстранта-вегетарианца? После экскурсии на мясоперерабатывающий завод?

— Нет, не правда. Это был не вегетарианец, а девушка-вегетарианка.

Мейсон смеется, и Чейзу очень хочется рассмеяться вместе с ним, но смех застревает в горле. Он вспоминает, как скатал шарик из сырого фарша и кинул его, но воспоминания эти будто чужие. Уже не в первый раз Чейз думает, что он здорово поглупел за последнее время. Распахиваются двери лифта, они выходят на решетчатые мостки, внизу под ними виднеются точно такие же и еще одни. Уильямс опускает голову, и на мгновение его охватывает растерянность: на чем это он стоит?

Экскурсия продолжается. Потом в какой-то момент Нил вручает ему телефон, и Чейз отходит в укромный уголок. В трубке уже частит голос Буйвола. Программа «Шестьдесят минут» добивается предсмертного интервью с Джереми Сейбером. А еще журналисты хотят заснять казнь.

— Не хватало еще, чтобы он им что-нибудь наговорил напоследок. Этот тип и так уже причинил достаточно вреда. А если позволить журналюгам заснять казнь — это вообще будет катастрофа. Именно телекамеры создают мучеников. И растравляют фанатиков. Если бы не кадры, на которых был заснят Родни Кинг, не случилось бы в свое время никаких беспорядков в Лос-Анджелесе.

Чейз соглашается. Хорошо, все это так, но ему-то что делать с Джереми Сейбером?

— Заткнуть ему рот кляпом, макнуть в Миссисипи, отрезать язык и этими же самыми ножницами отхватить мужское достоинство. Сломать ему шею, затолкать поганца в гроб, залить бетоном, выстрелить им из пушки, и пусть разлетится на тысячу кусочков.

— Буйвол, зачем ты позвонил?

— Мне нужно, чтобы к завтрашнему дню ты записал аудиообращение к нации. Расписал бы, как опасно предоставлять террористу возможность высказываться через СМИ. Дескать, бешеного пса нужно запереть подальше от остальных. — Август вздыхает сквозь треск помех. — А так, просто проверяю, как там у тебя дела.

— Небось соскучился по мне?

— Да иди ты.

— Голос у тебя что-то грустный.

— Слишком многое поставлено на кон. И я, возможно, единственный, кто это понимает.

Пресс-конференция должна пройти в комнате со скошенным потолком, тремя бетонными стенами и одной стеклянной, выходящей на заснеженное поле и кусок ограды. Сквозь окна струится тусклый зимний свет. В каждом углу стоит по пластиковому фикусу. Складные алюминиевые стулья выстроились в пять рядов перед возвышением.

До начала осталось пятнадцать минут. В комнате висят два флага — США и Волчьей Республики. Журналисты уже проверили микрофоны и расставили у дальней стены штативы. Надушенные и прилизанные дипломаты и чиновники в темно-синих костюмах уже начали прибывать. Чейз говорит, что ему нужно выйти на секундочку. Отлить, давешняя чашка кофе просится наружу.

— Я вас проведу, — отвечает один из менеджеров, широкоплечий детина с торчащей в разные стороны бородой.

— Да не волнуйтесь. Я свой член и сам могу достать из штанов.

Иногда Чейз понимает, что пошутил, только когда слышит чей-нибудь гогот. Вот и сейчас его сопровождает смущенный смех. По коридору он идет в уборную. Желтый кафель, на потолке две голые лампочки, раковина, кабинка и писсуар. Все покрыто ниточками плесени. Уильямс расстегивает молнию и выпускает в писсуар струю ядовито-оранжевой мочи. Этот люпекс прямо хуже спаржи.

Речь будет прокручиваться на телесуфлере, но он не очень любит читать с экрана и потому всегда старается запомнить все по максимуму. Вот и сейчас Чейз вспоминает ключевые фразы: «стратегическое планирование в энергетике», «уран — золото нового века». Он даже не поворачивает голову, когда сзади приоткрывается дверь. Стряхивает последние капли, застегивает штаны и тут только замечает отражающуюся в глянцевой кафельной плитке фигуру, надвигающуюся на него с растопыренными руками.

Чейз стремительно поворачивается, и в это мгновение нападающий бросается ему на грудь. Образы стремительно мелькают перед Уильямсом, словно колода карт: черная шерсть, щелкающие окровавленные зубы, изогнувшийся потолок, нестерпимо сияющие лампочки. Когтистые лапы, огромная опухоль на шее. Неожиданно посреди всего этого всплывает воспоминание: мокрый кафельный пол, уборщик со шваброй в руках отходит к стене и пропускает их вперед. Чейз падает, падение кажется бесконечно долгим. Каким-то образом он успевает на лету выкрикнуть: «Я один из вас!» А потом голова ударяется о пол, и сознание меркнет.