Свет надежды (СИ) - Леонова Светлана

- Я много чего замечаю, девочка, - тихо произнес он, осторожно дотронувшись до ее ушибленного виска. - Так что же произошло? Ведь это уже не в первый раз, так ведь?

- О чем ты говоришь? - все еще пыталась отмахнуться от пугавшей ее темы принцесса. - Я просто была на стене замка, смотрела вдаль.

- Твое сознание уже не в первый раз оставляет тебя, дитя. В Раиньяге ведь произошло то же самое, когда Рагнар выхватил тебя в последний момент из полета вниз со скалы. Что с тобой происходит? Что тревожит тебя?

Он знал ее слишком хорошо. Даже лучше ее самой. И этот теплый бархатный голос с возрастной сипотцой всегда убаюкивал ее спокойствием, располагая к доверительной беседе. Из всех окружавших ее самых близких людей только Вилен мог одним только словом, одним теплым жестом или взглядом заставить ее успокоиться, почувствовать себя в безопасности и без страха поделиться всем тем, что было на душе. Каким неведомым образом это ему удавалось, Айна могла лишь только догадываться.

- Не знаю, Вилен, не знаю, - зашептала она испуганно, словно маленький ребенок, - Мне страшно кому-нибудь об этом рассказать, потому что и самой не под силу понять всего.

- Так расскажи мне, девочка, - мягко и доверительно произнес старик, некрепко сжимая ее ладонь. - Ты знаешь, я умею хранить секреты, они уйдут вместе со мной и ни одна живая душа о них не узнает. Может старый Вилен и сумеет разгадать то, что тебя тревожит. Ну а ежели не получится, то хоть тебе легче на душе станет, поделившись этой тяжестью.

Айна молчала, поддавшись сомнениям. Ее отношения с Виленом всегда были непростыми. Она одновременно и побаивалась его, но в то же время была необыкновенно привязана к нему. С самого детства он был ее заступником и мудрым учителем, раскрывшим многие секреты, умевшим выслушать и дать ценный совет. Его внешняя суровость могла отталкивать, но их беседы были всегда наполнены теплом и доверием. Айна не боялась его, но безмерно уважала. Он, как и Сенира, стал для нее самым родным человеком, единственным, кому была не безразлична ее судьба, хоть порой казалось, что осуждение в глазах старика было куда более страшным наказанием для нее, нежели самый строгий запрет или укор нянюшки. И все же довериться она могла только ему, зная, что именно он ее и поймет.

- Мне иногда мне кажется, что я закрываю глаза и птицей взмываю ввысь, в темное небо. Не знаю, как это объяснить. Как будто мое тело меняет облик, утрачивает тело человека. И в полете я ощущаю все так явственно, что даже ветер и снег, летящие навстречу, вполне реальны и осязаемы. Но когда прихожу в себя, все кажется лишь только сном. Вилен, скажи мне, я схожу с ума? Или я брежу наяву?

- Нет, дитя, - задумчиво произнес старик, отстраненно глядя куда-то в сторону, - не думаю. Возможно твоя душа стремится к свободе, тяготясь в неволе. А быть может...

Он нахмурился, сведя брови вместе, и о чем-то задумался.

- Скажи мне, как часто это с тобой бывало?

- Два раза.

- Тогда, в Раиньяге, и сейчас?

- Да.

- Уверена?

- Да.

Старик усмехнулся в густую седую бороду.

- Да ты никак влюблена, девочка?!

Айна, густо покраснела от такого вольного заключения, и спрятала лицо в ладонях.

- Ну-ну, маленькая моя, - ласково потрепал ее по волосам Вилен, - нечего стыдиться. Человек в чувствах своих, что птица в полете, при хорошей погоде и попутном ветре свободно парит, а поднимется буря - и лететь уже с трудом удается. А ежели уж в клетку посадят, то никакая птица не выживет, воля нужна ей для полета. Тут дело-то нехитрое, в видениях твоих: душа твоя чистая впервые полюбила, а первое чувство, знаешь, крепкое какое, так и рвется на волю, стремится взлететь повыше да нестись навстречу ветру с расправленными крыльями.

- И все-то ты знаешь, Вилен, - сдавленно прошептала в ответ Айна, внимая словам старика.

- Ну, так и прожил я уж немало, - усмехнулся тот.

- Вот как у тебя получается говорить так? Вроде и несерьезно, но так складно и ладно. Будто и сам такое пережил, прочувствовал. Скажи, а ты когда-нибудь любил? Была у тебя семья?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Ловко ты старика решила подловить, - усмехнулся он, но все же ответил на интересовавший ее вопрос. - Да, любил. И ощущения твои мне вполне понятны. Быть может, и не столь уж красочны они, как твои. Только полет мой оборвался слишком уж быстро.

- Почему? - с замиранием спросила Айна, понимая, что в этот самый момент впервые за все их время знакомства старик обнажал перед нею душу.

- Война, - пространно ответил Вилен, а голос его уже утратил краски и живость, потух, и столько боли в нем теперь звучало.

- Ее убили?

- Да.

- Как это ужасно, - прошептала Айна. Боги свели трех совершенно чужих друг другу людей, но объединяла их одна единственная боль - боль потери, и пусть Айна была еще совсем маленькой и ничего не понимала, но и она оказалась в той же самой печали утраты, лишенная родной матери и брошенная отцом. - Вилен, у тебя есть семья?

- Ты моя семья, - он крепче прижал к себе принцессу и, не удержавшись, поцеловал ее в макушку, так, как всегда это делал давным-давно, когда она еще совсем маленькой бегала вокруг него. - Ты и Сенира.

- Но где-то же ты жил раньше? - не унималась девушка, чувствуя, что другого такого момента, чтобы узнать о своем старике побольше, не представится. - У тебя есть другие родственники?

- Их никого уже не осталось. Мои края стали совершенно пустынными, все, кто мог остаться в живых, давно уже ушли в другие земли.

- А где ты родился? Где твой дом?

- В землях Моргаша. Но я охотник, и дом мой - это лес. Я бывал и тут, в землях Зангры, и в соседних землях. А вот сейчас стар стал слишком для скитаний. А как увидел тебя, мое маленькое Солнце, так и вовсе остался.

Он глухо рассмеялся, и Айна улыбнулась ему в ответ. Давненько он не звал ее так. Солнце. Маленькой девочкой, когда качал на коленях или сидел возле ее кровати, когда она болела, и напевал старинные песни.

- Ты часто ее вспоминаешь?

Вилену не нужно было спрашивать, чтобы понять, о ком сейчас говорила принцесса.

- Каждый день. Для меня она жива. Она здесь, - он положил руку на сердце, и лицо его в этот момент впервые преобразилось теплом и радостью, - всегда со мной.

- И ты никогда больше никого не любил?

- В моем роду все однолюбы. Если мы любим, то до конца дней своих, до последнего вздоха.

- Как красиво ты говоришь... Это так прекрасно, но и печально одновременно.

- Будет уже обо мне толковать, - вскинулся Вилен, - нам нужно что-то с тобой решать. Твои полеты вызывают слишком много вопросов и толков среди людей. До меня уже дошло несколько слухов, мол, ты и с высокой стены решила спрыгнуть, чтобы избежать ссылки, и, дескать, ты неизлечимо больна... Слухи будут всегда ходить, пока время не вычеркнет нас из их памяти. Нам с тобой нужно научиться контролировать эти видения.

- Вилен, - вздохнула Айна и нежно обняла старика, - ты даже не представляешь, как для меня это важно, что ты мне веришь, что не думаешь, будто я какая-то...

- Ты нормальная. И не смей даже думать как-то иначе. У каждого из нас за пазухой свой камень, свои недостатки. В Раиньяге нам даже проще будет справиться со всем этим. А мальчишку этого, мужа своего, выбрось из головы. Он не желает тебя, Айна. А ты от своей неразделенной любви будешь лишь страдать. Твои безответные чувства причинят тебе еще больше боли, чем приносят мне мои воспоминания.

* * *

Ивар задерживал отъезд принцессы, отыскивая очередные причины. Поначалу ссылался на то, что отряд Рагнара забрал в дальний поход большую часть продовольственного запаса и теперь остаток был более, чем скуден. Затем захромала лошадь Айны, и старик объяснил, что отправляться в дальнюю дорогу верхом на ней было просто неразумно, следовало дать животному отдохнуть, а других свободных и послушных не так легко отыскать. К тому же каждая свободная пара рук была очень нужна тут, в городе, и отъезд на долгое время был бы крайне нежелателен. Пришлось смириться с этой неприятностью и ждать подходящего времени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})