До последнего вздоха - Алиса Ковалевская

лучшее из всего, что когда-либо приходило в твою извращённую голову.

Коснулась уголка. Тёмное, искусственно состаренное дерево, в неровных щербинках которого блестело серебро. А в самом углу четыре камня, окружённые бриллиантами. Алекс почесал подбородок.

— Думал насчёт рубинов, но они выглядели слишком дёшево. Изумруды тоже. Вроде яркие, а подумать…

Фотография была сделана в день, когда нас с Теоной выписали из клиники. Крохотный, перевязанный розовой лентой свёрток у меня на руках, рядом Надия, позади – Алекс. Яркое весеннее солнце заливало всё вокруг, отражалось от крыши и стёкол внедорожника, на фоне которого нас сфотографировал Эммануил, в стёклах болтающихся на вороте рубашки Алекса тёмных очков. Только я приподняла руку, Алекс поймал пальцы.

— Камень-дочка, — сказал в самое ухо, поднеся руки к маленькому круглому. – Камень-мама, камень-папа. – А это – Горошинка.

— Теона, — поправила я. – Неправильно после всего называть её Горошинкой. Даже несправедливо.

— Теона, — согласился Алекс. Собрал мои пальцы в кулак и сжал. Потянул, заставив подняться.

— Только… — Я едва успела положить рамку прежде, чем Алекс потащил меня к двери. Через прихожую в спальню, а потом на улицу. Остановился только на секунду.

на улицу.

— Что?

— Эммануила не хватает. И да, ты так и не сказал, с кем Надия.

Вместо ответа Алекс кивнул на разъехавшиеся двери. В комнату мгновенно ворвался шум моря, голоса и смех. Надию я увидела сразу. Она крутилась вокруг Эммануила и, время от время задирая голову, что-то говорила ему.

— Почти всё, — принёс порыв ветра его слова. Что это значило, мне стало ясно уже через секунду: Эм побежал вдоль воды, и змей, оживший, вспорхнул в воздух огромной птицей. Вслед за ним ввысь устремился ещё один, запущенный Вандором.

— У пацана руки из нужного места растут, — приобняв за талию, заключил Алекс.

Я прижалась к нему боком. У змея и правда была кисточка на хвосте. И сам хвост был длинный, собранный из лёгких, отражающих солнце бумажек.

— Надеюсь, — посмотрела на Алекса, — они так блестят не из-за алмазного напыления?

Хмыкнув, Алекс притянул меня ещё ближе.

— Обычные блестяшки, — дотронулся губами до виска. – Но ты подала отличную идею. Надо будет задуматься.

— Задумайся лучше о реабилитационных центрах, которые вы открыли с Акулевским. От этого будет больше пользы.

— С центрами всё в порядке, — шлепок по заду. – Хватит ворчать, — новый шлепок. – От этого, говорят, морщины появляются. Этак станешь похожей на сморщенную аристократку.

Я было попыталась возмутиться. Куда там! Прихватив зубами мочку уха, Алекс легонько прикусил, втянул в рот. По телу мгновенно прошла волна чувственной дрожи.

— Алекс, — тщетно пытаясь высвободиться. – Алекс, мы не…

— Они все заняты, — прикусил снова, щетиной потёрся о мою шею. — Чёрт! — пальцы Алекса вовсю скользили по талии.

— Мама! – окрик Надии привёл в чувства нас обоих. – Мама, папа, идите сюда!

Дочь вовсю махала нам обеими руками. Гневно глянув на ухмыляющегося Алекса, я вышла на берег. Эммануил сразу же подобрался. Словно моё появление заставило его сбросить мальчишеское озорство.

— Мама, Эм его летать заставил! – с восторгом выпалила Надя. Смотри! – подпрыгивая, она тыкала пальцем в небо, на парящего на фоне оранжевого солнца змея с блестящим хвостом. – Смотри, мам! Папа ему глаза нарисовал, а Эммануил научил летать!

— Дай-ка мне, — подошедший Алекс взял ручку змея. Подмигнул. – А то совсем потеряю в глазах дочери авторитет.

Змей сделал в воздухе восьмёрку. Потянув, Алекс заставил его описать маленький круг, за ним побольше. А потом… Уверена, если бы змей оставлял за собой след подобно самолёту, в воздухе появилось бы сердце.

— Вау! – ахнула Надька.

Я обернулась к мужу.

— Если это признание в любви, — так, чтобы слышал только он, — засчитано.

Змей Вандора подпрыгнул и дал крен. Марк вскрикнул, когда тот резко пошёл вниз, но почти у самой воды снова взмыл, подхваченный ветром. Я подставила лицо ласковому солнцу. Разулась и зашла в воду по щиколотки. Закат…

— Красивый закат, правда, — продолжая вырисовывать узоры в небе, Алекс остановился позади. Поймавший порыв ветра змей взмыл, вильнув хвостом. Второй присоединился к нему, показывая себя во всём великолепии, как невеста на выданье.

— А ты так умеешь?

Я обернулась к берегу. Между Марком и Эммануилом дочь однозначно отдавала предпочтение второму. За проведённые в нашем доме месяцы мальчик окреп, возмужал. На фоне ровесников он выглядел настоящим мужчиной.

— Если сегодня такой красивый закат, — развернулась к мужу. Положила ладонь ему на грудь, — представляешь, какой красивый завтра будет рассвет?

— Об этом мы узнаем только завтра.

— Да. И я бы могла сказать тебе, что хочу, чтобы оно наступило скорее, но врать не буду. Ведь перед рассветом есть ещё и ночь…

Ночь для нас с Алексом началась, когда уснули дети. Вернее, Теона. Вволю набегавшаяся по белым барашкам волн и горячему песку Надия размеренно задышала, едва я пожелала ей сладких снов. Эммануил устроился на веранде. Как я ни уговаривала его лечь в гостиной, отказался он наотрез. В некоторых моментах понять его тяжело было даже мне, не говоря уже об Алексе. Решительный, принимающий для себя решение один раз и следующий ему несмотря ни на что, временами он закрывался в себе так резко, что это пугало. Отчасти именно поэтому я разрешила ему лечь на веранде. Благо, ночь была тёплая.

— Уснула? – шепнул Алекс, поймав мой взгляд.

Я кивнула. То ли его это не убедило, то ли папа барс самолично решил проверить потомство – Алекс огромной тенью склонился над колыбелью. Я встала. Опустила ладонь на её край. Повернув голову, Алекс обхватил мою шею.

— Спасибо, Волчонок, — в самые губы.

Поцеловал. Неглубоко, порывисто и дерзко, и шумно вытолкнул воздух через нос.