Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова

– Приятно знать, что в тебя верят, – пробурчал я. – Но я бы не говорил тебе этого, если бы уже не решил всё для себя. Я всё продумал. И справлюсь. Сначала нужно узнать, что за лихо нападает на деревни. Однажды мы уже видели что-то похожее, но тогда орудовал Истод. Истода больше нет, но я догадываюсь, чьих рук может быть дело.

– Девка-падальщица. – Огарёк сморщил нос.

– Кривись не кривись, а где бы ты был без неё? – осадил я сокола. – С ней-то проще будет разобраться. Быть может, она вовсе не хотела творить такое и сама сейчас напугана. Я найду её и помогу.

– Ты говоришь так, будто жалеешь, что выгнал её.

– А ты говоришь так, будто ревнуешь.

Мне не хотелось ссориться с Огарьком, особенно сейчас, поэтому я тронул его за руку и через силу заглянул в глаза – карие, неправильные. Огарёк отдёрнул руку, но взгляда не отвёл.

– Ивель привела царских бойцов, которые едва меня не убили, это верно. За это я выгнал её из терема – одну, на морозную ночь. Но она вернула тебе глаза. Залечила мои раны, хотя могла бы добить. Я ошибся несколько раз: не поставил дружину у каждой двери, даже когда стало опасно. Привёл в терем врага и не подумал о том, чем это может обернуться. Я поплатился за свои ошибки, но и Ивель сослужила службу.

Я не стал говорить о том, что всерьёз думал, будто совместный с Ивель ребёнок сможет удержать царя от войны. Теперь я понимал, что эта мысль была глупой, но тогда мне казалось, будто я всё делаю правильно. Может, глаза мне застилала простая похоть?

– Допустим, ты убедишь Ивель бросить её ворожбу и не тревожить навий мир, – нехотя согласился Огарёк. – Но что ты сделаешь с Царством и степняками? И главное – как оставишь Горвень? Налетят ведь, как мухи на навоз.

– Со всеми разделаюсь последовательно, не волнуйся. Мне понадобится несколько человек в помощь, я попрошу Нилира отобрать хороших бойцов, но столько, чтоб заставы не пострадали. Но сперва мне нужно созвать к себе князей. Я хочу предложить им сделку.

– Какую? – Огарёк насторожился. Серьги в его ушах качнулись, поблёскивая.

С довольным видом я ухмыльнулся.

– Они оставят меня в покое и не станут оспаривать моё правление. Не будут настаивать на наследнике и бросят искать отпрысков Страстогора. Я избавлю Княжества от напастей в обмен на свой покой.

Ветки в моей груди вновь заскреблись, напоминая, что времени у меня осталось немного. Я понятия не имел, что станет со мной после – останусь я человеком или обернусь лесовым и забуду всю свою жизнь? Я хотел напоследок хоть немного побыть истинным князем, а не тем, у кого шепчутся за спиной.

– Звучит неплохо, но ты не потянешь. Уж прости, Кречет, но пока что все волнения грозят только Холмолесскому, ну разве что Царство – ещё и Средимирному. Мохот, Изгод и Ягмор оставят вас с Пеплицей вдвоём разбираться.

– Но если мы с ней не станем ничего делать, куда пойдут царские и степняки? Верно, дальше, в Чудненское и Солоноводное. Этого никто не захочет.

– Попроси хотя бы привести по войску, – предложил Огарёк. – Нужно дать бой сразу всем врагам. Стравим Царство и степняков на Перешейке. Пускай грызутся.

Я думал, что ему ответить, но тут моё внимание привлёк гул, доносящийся снаружи: будто во дворе надрывались десятки глоток разом. Огарёк тоже насторожился и кивнул:

– Идём.

Мы вышли на площадку второго яруса. Я не сразу понял, что происходит: княжий двор был похож на рынок в базарный день, только в разы шумнее и буйнее. Ворота оказались открытыми настежь, одна створка висела на петле; стрельцы и дружина сновали багровыми пятнами и пытались мирно угомонить людей, но народ безумствовал.

Людское море гудело, кричало, выло, трясло кулаками и вилами, вскидывало руки, сложенные в мольбе, прижимало к груди детей и узлы с пожитками. Лица были искажены яростью, отчаянием, страхом, перепачканы сажей и даже кровью. Они выкрикивали моё имя – оба имени, и соколье, и княжеское, а сливаясь в один бесконечный вой, имена переливались отчаянием, надеждой, мольбой и требованием.

– Что они от тебя хотят? – прошептал Огарёк за моим плечом.

– Чего бы ни хотели, я дам им это, – пообещал я и вскинул руки над головой. Постепенно шум стих, будто унялся ветер, угаснув до едва слышного ропота.

– Если нужда пригнала вас на мой двор, к моим окнам, значит, дело действительно серьёзно. Я вижу горе и злость, так говорите же, что вас привело. Я вас слушаю.

Я говорил чётко и громко, так, чтобы услышали даже у ворот. Люди притихли, стали передавать друг другу мои слова и кивали подбородками, ждали, что скажу дальше. Я воспрял, выпятил грудь: слушают, значит, не выгонять меня пришли и не сжигать терем, а разговаривать и просить.

Огарёк тронул меня за локоть и указал в сторону западной окраины Горвеня. Там что-то горело, расстилая чёрный дым по лиловому небу.

– Измучили нас твои друзья-степняки, князь! – выкрикнул дородный мужик с бородой до пояса – староста городка Чернёнки. В прошлую Морь Истод выжег Чернёнки дотла, выставив всё так, будто виноват был Трегор и его скоморошья ватага. За пять зим городок вновь вырос из пепла, как упрямый гриб из-под листвы.

– Чем же измучили? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Поднялся ужасный гвалт: каждый хотел высказаться, верил, что его беда страшнее и весомее, но как бы я ни хотел выслушать каждого, а всё-таки не мог. Пришлось мне снова поднять руки и трижды гулко ударить ладонью о ладонь.

– Продолжай ты один, – велел я старосте Чернёнок, когда народ недовольно поутих.

– Благодарю, князь, – бросил он резко и сложил руки на могучей груди. – Спрашиваешь, чем измучили? А ты сам выйди из терема да пройдись вокруг. Давно ли из Горвеня выезжал?

Огарёк позади меня издал шипящий звук. Таким нетерпеливым, как он, не бывать князьями, это уж точно. Я тревожно сглотнул, уголком глаза продолжая наблюдать за столпом чёрного дыма. Запах постепенно доползал и до терема.

«Кавелир, – вспомнилось мне очень вовремя. – Его зовут Кавелир».

– Я нередко выезжаю со двора и даже езжу по Холмолесскому. Я видел и казнил степняцких воинов, которые возомнили себя выше и свободнее наших людей. Мне жаль, что вам приходится терпеть лишения и горе, но я обещаю, что это не продлится долго.

Поднялся такой шум, что своё последнее слово не слышал даже я сам. Кто-то даже метнул нож: клинок вонзился в деревянный карниз терема чуть ниже наших с Огарьком ног и застрял там. Я заметил багряные кафтаны дружинников, ломанувшиеся через толпу в сторону метавшего, но люди не просто шумели: поднялась такая буча, что я боялся, как бы они не раздавили друг друга.