Воспоминания. От крепостного права до большевиков - Николай Егорович Врангель

довольно скоро ушел со своего поста и из Общества, которому он отдал так много сил и труда, и его назначили морским министром. Насколько он был полезен на этом посту, судить не берусь. В морских кругах на его министерскую деятельность смотрели косо, но что касается РОПИТа, то его уход был для этой организации большой потерей[16]. При его преемнике компания превратилась в посредственную организацию и постепенно потеряла свое значение. В РОПИТе я работал после ухода Чихачева еще лет десять, но ощущение спонтанности и радости из моей деятельности исчезло, моя работа превратилась всего лишь в механическое выполнение требуемого. Воображения она больше не затрагивала, но существование обеспечивала. Свободного времени у меня стало гораздо больше, и помимо работы в РОПИТе я стал интересоваться, а затем заниматься другими независимыми предприятиями, дела которых часто приводили меня в Петербург. Это позволило мне сохранить связь с городом и некоторыми живущими там предпринимателями.

В Петербурге плохо работали

После прихода к власти Александра III началось время реакции, наступило время застоя. Все, кто мог, старались следовать завету князя Мещерского[17]: «Надо где-то поставить точку. У детей кухарок книги надо отобрать, так как читать им совершенно ни к чему»[18]. У правительства, казалось, была одна-единственная цель – превратить Россию в стоячее болото, вернуть ее к тому состоянию, в котором она пребывала в благословенные для многих времена Николая Павловича. Реализовать этот идеал полностью было невозможно, что Александр III, вероятно, понимал, но распоряжения держаться такого курса были, и людей, желавших исполнения этих распоряжений, было более чем достаточно. Темные силы начали бесшумно, избегая, насколько это было возможно, публичности, тайно, как воры в ночи, разбирать и разрушать все, что осталось от предыдущего царствования. Но укрепить самодержавие, а это было единственной целью Александра III, им не удалось, потому что полностью подавить дух людей невозможно (хотя и можно на какое-то время подавить его), так же как и невозможно остановить ход истории[19]. Намерение это осуществить не удалось еще и потому, что природа создала его не самодержцем, а актером на одну-единственную роль – помещика времен Митрофана Скотинина.

Александр III

Ни в характере, ни во внешности между Александром III и его идолом Николаем I не было ничего общего. Николай Павлович был поразительно красивым и выглядел всегда царственно. Он в высшей степени обладал даром завораживать толпу. Он обладал способностью очаровывать и очаровывал, когда ему это было нужно, всех, кого желал очаровать. Царствовать было, как он любил повторять, его занятие, и он исполнял его безукоризненно. Все его намерения и поступки имели одну цель – быть властелином и выглядеть таковым.

Александр III также поражал своей внешностью, но совсем не царственностью осанки и красотой. Он поражал воображение своей громадностью. Чаровать он не умел и даже не пытался, да и не желал развить это необходимое для монарха качество. Власть он воспринимал не как священную обязанность с вытекающей из нее ответственностью, но как данную ему лично привилегию, которая позволяла, не размышляя, следовать своим капризам. Тревожить свой покой он не любил, как и не любил вообще общаться с людьми. Представительствовать, появляться на публике он находил неприятной обязанностью и заперся за десятью замками в Гатчине, подобно принцу в сказочном дворце. Проводил жизнь с людьми праздными, играя на тромбоне, рубя дрова как деспот-принц в старые добрые времена, прерывая свое безделье только тогда, когда надо было отдавать приказания подчиненным, людям, которые жили при нем и так же, как и он, ничего не делали. Несмотря на все это, потомки будут повторять, что Европа никогда так не боялась России, как при Александре III. Я добавлю к этому, что до него Европа никогда так не презирала Россию. Александра III боялись не так, как боятся разумной силы, представляющей угрозу, но как торгующий фарфором купец боится слона, заглянувшего в его лавку. Кто знает, а вдруг ему придет в голову наступить на фарфор.

Даже в самых консервативных кругах характер правления Александра III и его правительство поколебали уверенность в разумности и необходимости самодержавия. Если уважение к самодержавию уже исчезло до революции (пусть в принципе многие все еще верили в него и продолжают верить), больше всех виноват в этом Александр III. До него власть Царя, несмотря на все ошибки, Царем совершаемые, была окружена ореолом.

Есть люди, которые возбуждают к себе интерес сами по себе; есть люди, сами по себе интереса не заслуживающие, но вызывающие его благодаря своему положению. Покойный Александр III относился к последней категории людей. Он был таким бесцветным, что, несмотря на интерес русских людей ко всему, связанному с царской властью, в нем не было даже предмета для шуток. Даже приближенные его не могли, когда их спрашивали, рассказать о нем ничего интересного. Я помню о нем только две истории. Первую слышал от генерала Черевина[20], который сопровождал Царя повсюду, а вторую – от товарища министра путей сообщения, Мясоедова-Иванова[21].

Финский судебный заседатель и русский Царь

Проводя время в финском архипелаге, Царь отправлялся удить рыбу с Черевиным, одеваясь при этом в старый гражданский костюм и старую потрепанную шляпу, которую он за много лет до того привез из Дании. Однажды он удил рядом со старым финном, который внимательно следил за поплавком. Завязался разговор о рыбалке, и добродушный финн сказал на своем не очень хорошем русском, что торговал в России и, после того как заработал денег, купил себе поместье и теперь тихо живет там.

– И ты ничего не делаешь? – спросил Царь.

– Ничего, – сказал старый финн. – Мне и не надо ничего делать, я не должен больше работать. Я теперь судебный заседатель. Ты знаешь, что это такое?

– Ого. Это совсем неплохо.

– Еще бы! – откликнулся финн. – Не каждый может быть судебным заседателем. А у тебя какое положение?

– У меня? Я русский Царь.

– Тоже неплохая работа, – сказал старый финн и продолжал говорить о рыбной ловле, как будто ничего не случилось.

История Мясоедова-Иванова описывает Царя немного получше.

Как Александр III понимал автократию

Однажды Царь пожаловался своему министру, что чувствует себя несчастным всякий раз, когда ему хочется поехать из Царского Села в Петербург и приходится почти час ожидать поезда. Ему объяснили, что для того, чтобы пропустить царский поезд, все остальные поезда должны быть остановлены и что меньше, чем за час, этого исполнить нельзя.

– Если