Марш 30-го года - Антон Макаренко

На стенах портреты, диаграммы соцсоревнования, портреты ударников. Комната совета командиров уютна, и нигде дешевых украшений, накленных

кое-как бумажек. Все сделано солидно#8. Вечер. Горят электрические настольные лампы и потолочный свет. Жученко

сидит за своим столом.

Ш в е д о в (входит): Мы сейчас кончаем, Жучок.

Ж у ч е н к о : Совет после ужина сделаем.

Ш в е д о в : Добре.

С о б ч е н к о (в повязке дежурного): Как с ужином? После комсомольского или после совета?

Ж у ч е н к о : Как только комсомольское кончится, давай ужин.

С о б ч е н к о : Только вот беда: инженеры и конструкторы будут ожидать, пока мы поужинаем?

Ж у ч е н к о : Да чудак какой! Пригласи их поужинать...

С о б ч е н к о : Правильно... А здорово сегодня!

Ж у ч е н к о : Ты, Шведов, молодец. Сегодня комсомол взял завод в руки...

Ш в е д о в : Да... Сколько сегодня машинок?

Ж у ч е н к о : Тридцать шесть.

Ш в е д о в : Хорошо. До пятидесяти близко. Вот тебе и ласточкин хвост.

Ж у ч е н к о : С воровством плохо. Ничего в руках нет.

С о б ч е н к о : Забегай подозревает в краже масла Федьку и Ваньку Синенького.

Ж у ч е н к о : Не может быть...

С о б ч е н к о : А вот я уверен, что на совете и вороство откроется. У пацанов есть какие-то намеки.

Ш в е д о в : Ну, идем на собрание, а то там Клюкин уже парится.

Шведов вышел. В дверях Воробьев и Наташа.

В о р о б ь е в : Жучок, задержись на минуту.

Ж у ч е н к о : Ну добре.

С о б ч е н к о : А эти влюбленные все ходят.

В о р о б ь е в : Вот подожди, Санька, и ты влюбишься когда-нибудь.

С о б ч е н к о : Чтобы я такую глупость мог на своем лице размазать? Да никогда в жизни. На тебя вот смотреть жалко. Что твоя физиономия показывает, так и хочется плюнуть.

В о р о б ь е в : А что?

Н а т а ш а : Смотри ты какой! А что она показывает?

С о б ч е н к о : Да ты посмотри на него. Разве можно при всех такое показывать? Написано прямо: Наташа лучше всех, лучше солнца и месяца. Я на месте Алексея Степановича не поехал бы. Стоит, ты понимаешь, какой-нибудь телеграфный столб, а ему померещится, что это "ах, Наташа". Он и влепится всем радиатором.

В о р о б ь е в (хватает Собченнко в обьятия и валит его на диван): Будешь вякать?

С о б ч е н к о : Да брось, ну тебя, зайдут сюда. (В дверях.) Все-таки, Жучок, ты с ним осторожнее. С ним только по телефону можно разговаривать. (Ушел.)

Ж у ч е н к о : А вид у вас в самом деле... на шесть диезов.

В о р о б ь е в : Подумай, Жучок, кончаются наши страдания. Ты только помоги.

Ж у ч е н к о : Да чем тебе помогать?

В о р о б ь е в : Самое главное, чтобы Наташу не мучили. Она этих ваших командиров боится, как шофер пьяного...

Ж у ч е н к о : А ты сам приходи в совет, я дам тебе слово. Да ничего такого страшного и не будет. Против вас только Зырянский. Это уже известно.

В о р о б ь е в : Самое главное, Наташа, ты не бойся. Мы такого ничего плохого не сделали.

Уходят все. Пауза.

Входят Крейцер, Захаров, Дмитриевский и Троян. Крейцер и Троян усаживаются на широком диване. Захаров разбирается в бумагах на столе. Дмитриевский ходит по комнате. Закуривают.

К р е й ц е р : Здесь можно и покурить... Ну, я доволен. Молодцы комсомольцы. Замечательно правильная у них постановка. Хорошая молодежь...

З а х а р о в : Да, горизонты проясняются...

К р е й ц е р : Проясняются горизонты, Николай Павлович? А?

Т р о я н : Наши горизонты всегда были ясными, Александр Осипович. Это, знаете (улыбается), на дороге пыль. Бывает, подымаются вихри такие...

К р е й ц е р : Вы прелесть, Николай Павлович, честное слово. Ну а все-таки еще и сейчас у вас есть темные тучки, места разные.

Т р о я н : Да нет. Ничего особенного нет, темного такого. А если и есть, так и причины более или менее известны. (Улыбается.) Надо немножко ножиком... ланцетом. Потом перевязочку - и все.

К р е й ц е р (смеется): Это хорошо. А разве раньше нельзя было... ланцетиком?

Т р о я н (улыбается): Видите ли, всякая причина... она должна, так сказать, назреть...

К р е й ц е р : Это не революционная теория.

Т р о я н : Нет, почему, революционная. Накопление изменений, количество и качество и так далее... Диалектика.

К р е й ц е р : А я вот не могу ждать. Всегда это хочется раньше ампутацию проделать... И, сколько я знаю, помогает...

Т р о я н : Возможно. Это уже дело практики. Вы, так сказать, опытный хирург, а я только философ, да и то беспартийный. Практика, она немножко дальше видит в отдельных случаях.

Д м и т р и е в с к и й : Я, пожалуй, согласен с Николаем Павловичем. Необходимо ланцетиком действовать. И сегодня же произвести повальный обыск.

К р е й ц е р : Повальный обыск? Что вы!

Д м и т р и е в с к и й : Да, повальный, в спальнях у коммунаров. Я уверен, что найдете много интересного. Вы посудите: каждый день кражи. Разве это завод?

З а х а р о в : Вы считаете возможным оскорбить двести коммунаров. Из-за чего?

К р е й ц е р : А вот мы спросим Николая Павловича. Вы тоже имели в виду повальный обыск, когда говорили о ланцете?

Т р о я н : Повальный обыск это не ланцетом, а столовым ножом и притом по здоровому месту.

Д м и т р и е в с к и й : Вы меня чрезвычайно поражаете, Николай Павлович, чрезвычайно поражаете. Я не могу допустить, чтобы вы не пониали, что кражи у нас - бытовое явление. Все случаи известны. Крадут все. Несколько дней назад украли флакон дорого масла прямо из станкового шкафчика у Забегая. Наконец, сегодня у Белоконя украли часы прямо из кармана, как в трамвае. Надо все же решить, будем мы бороться с воровтсвом или примиримся с тем, что наш завод строится на воровской рабочей силе...

К р е й ц е р :Эх, зачем вы так: "На воровской рабочей силе"? Значит, вы очень далеки от коммунаров, какие же они воры?

Д м и т р и е в с к и й : Я привожу факты, а вы хотите их не видеть. Рекомендуете мне стать ближе к коммунарам. Если это поможет искоренению воровства, дело, конечно, хорошее. Но ведь согласитесь, это не моя задача, я не воспитатель, а главный инженер завода, а не воспитатель.

К р е й ц е р : Хорошо. Допустим, крадут. Произведем повальный обыск, все сделаем. Давайте все-таки о другом. Пятидесяти машинок нет? С выключателем засыпались, вывозит Одарюк, автомат прикончили, да и, кроме того, много разных анекдотов: штативы, пружины, бокелит и прочее. Вы это как будто смазываете, Георгий Васильевич.

Вошел Блюм.

Д м и т р и е в с к и й : Новое производство без таких случаев не может быть. Везде так бывает.

К р е й ц е р : Как это везде бывает? У моего соседа горб, почему у меня должен быть горб?

Д м и т р и е в с к и й : У одного горб, у другого нога короче.

К р е й ц е р : С какой стати! А у меня вот все правильно, и у Трояна, и у Захарова, и у вас. Зачем так много калек? Ничего подобного. Правда же, Соломон Маркович?

Б л ю м : Я не слышал вашего разговора. Но я понимаю, что георгию Васильевичу нужны калеки. Я как заведующий снабжением могу достать, но я думаю, что у нас и так довольно. Вот вам Григорьев. Это же калека...

К р е й ц е р : У него нога короче?

Б л ю м : Если бы нога... У него и совесть короткая и голова тоже недомерок. А скоро ему коммунары печенки поотбивают - к вашему сведению...

Д м и т р и е в с к и й : При вашем участии, вероятно.

Б л ю м : Я, что вы думаете? Я его два раза тоже ударю. И буду очень рад. Вы его лучше уберите, а то его побьют, и будет скандал. Это же не человек, а наследие прошлого.

Т р о я н : Думаю, что при известном напряжении можно найти много людей, так сказать, с правильными ногами.

К р е й ц е р : И без горба?

Т р о я н : Да... горб тоже... не обязателен.

Б л ю м : А как же с Григорьевым? Я уже не могу на него смотреть. Разве можно в серьезном производстве иметь такой агрегат? Какой это эпохи, скажите мне, пожайлуста?

Д м и т р и е в с к и й : С каких пор вы стали интересоваться эпохами? Вы сами - какой эпохи?

Б л ю м : Ну, скажем, и я тоже - эпохи... эпохи Александра второго, это тоже неплохо... так у меня уже все части новые, только сердце у меня старое, так теперь же сердце уже не имеет значения...

С о б ч е н к о (входит): Товарищи, прошу в столовую... Чай и все такое.

К р е й ц е р : Санчо, отчего у нас в коммуне так много воров развелось?

С о б ч е н к о : А сколько у нас воров?

К р е й ц е р : Говорят, много.

С о б ч е н к о : Если и есть у нас вор, то, может быть, один, ну, пускай - два. А больше нет. Скоро он все равно засыпется. Скоро ему совет командиров (показывает, как откручивают голову)... и кончено. Пойдем чай пить.

К р е й ц е р : Что это такое? (Повторяет жест.)

С о б ч е н к о : Это?.. Ну, так... поговорить по-товарищески.

К р е й ц е р (направляясь к выходу, обнимает Собченко за плечи): Ох, знаю, как вы нежно умеете разговаривать...

З а х а р о в : Что же, товарищи, приглашают, пожайлуста.

Б л ю м : Они-таки умеют разговаривать...

Все вышли. Вошла Ночевная и устало опустилась на диван. Входит Григорьев, закуривает.

Молчание.

Г р и г о р ь е в : Ваша фамилия - Ночевная?