Пламя возмездия - Биверли Бирн

– Я не думаю, что у нас возникнут сложности с выплатой, – довольно резко сказал Норман. – Но, не подумайте, пожалуйста, что я не способен оценить ваш поступок, – добавил он. – Я его очень ценю – это очень важное для нас предупреждение. Я этого вам никогда не забуду. Конечно, мы еще раз должны проверить законность этого требования.

– Понимаю ваши сомнения, – сказал Хаммерсмит. – На вашем месте у меня возникли бы те же мысли. Но может быть, несколько прояснит существующее положение вещей, если еще раз напомню вам, что эта облигация находится в нашем ведении на счету у мистера Кэррена и поясню, как она там оказалась.

– Слушаю вас.

– Миссис Лила Кэррен тоже является клиентом вашего банка. Она имеет дела с Ротшильдом и Барингом, но она стала и клиентом Кауттса, вернувшись из Испании шестнадцать лет назад.

– К делу, к делу, старина.

– Дело в том, что она имела с собой эту облигацию и затем решила поместить ее в наш банк на хранение. Около шести месяцев тому назад она пришла к нам и перевела ее на имя своего сына.

Своего сына, своего, сына, своего сына…

И теперь, когда Норман стоял и смотрел на герань под окном, эти слова непрерывно звучали в его ушах. Сын Лилы Кэррен, молодой человек, лишенный своим отцом наследства, и его мать решила вернуть ему это наследство. Сын Лилы Кэррен.

Все эти разрозненные кусочки непонятной головоломки постепенно складывались в общую картину. Именно Майкл Кэррен был ключом к этой загадке, которая началась месяц назад. И до сих пор он, Норман ее не замечал. Неудивительно, что он искал вслепую. Он не ввел Майкла Кэррена в это уравнение, и это стало фатальной ошибкой.

Норману не составило труда задать себе следующий вопрос: «Что собирался Майкл Кэррен делать с этими деньгами?» Но ответить на него не мог.

Сан-Хуан

10 часов утра

– Очень хорошо, что ты направил ко мне этого сеньора Розу.

Бэт и Майкл сидели во внутреннем дворике гостиницы, на той же скамейке под пальмой, где Бэт несколько дней назад сидела с Розой.

– Я подумал, что тебе мог понадобиться человек, который говорил бы по-английски, – объяснял Майкл. – Ну, и как он тебе?

Бэт энергично обмахивалась веером. День был ужасно жаркий и душный, было влажно, небо затягивали темные тучи. Чувствовалось приближение грозы, хотя местные уверяли, что для гроз еще рановато, в это время их почти не бывает на острове.

– Мне он очень понравился, мы очень хорошо пообщались. Интереснейший человек.

– Интересный человек? – удивился Майкл. – Вот уж не думал, что ты найдешь Розу интересным человеком. Полезным – это еще можно понять, но не более.

– Нет, ты ошибаешься, он действительно много знает. Мы долго беседовали тогда во вторник, когда он пришел навестить меня. А вчера я решила навестить его.

Майкл в изумлении уставился на нее:

– Как же ты его нашла? Где? Что тебя заставило?

– Я нашла его в таверне, в той, которая называется «Эль Галло». Он мне сказал, чтобы в случае, если мне понадобиться с ним встретиться, я кого-нибудь послала туда.

– Понятно. И ты послала за ним Тилли или Бриггса?

Бэт покачала головой.

– А вот и нет, я пошла сама.

– Что? Сама? Бог ты мой, да они там в этой таверне шеи повыворачивали.

– Никто ничего не выворачивал. Все прошло очень и очень спокойно. Дело в том, что я отправилась к нему сразу после ленча и там никого, кроме бармена, не было. Этого Педро. Ты ведь знаешь – он сын Розы.

«Да. Боже, вот так сюрприз! Решимости ей не занимать», – подумал Майкл. Сейчас перед ним предстала та часть натуры Бэт, которая была для него как белое пятно на карте в период их тайных встреч.

– А о чем вы беседовали с сеньором Розой в этой таверне?

– А мы оттуда ушли. Он меня отвел к скалам, к тем, за фортом, не за тем, где мы были, не за резиденцией губернатора, а за другим, они называют его Эль Морро. Там никого не было вообще. Ни души. Очень уединенное местечко, там так хорошо.

– Понятно. Хотя ты и не ответила на мой вопрос. Или, может быть у тебя нет таких намерений выкладывать мне все, например, зачем ты искала встречи с Розой и о чем вы говорили.

Она резко закрыла веер, все равно от него не было толку в этой жаре.

– Да нет, я собиралась тебе рассказать об этом. Просто думаю, все ли ты поймешь?

– Давай попытаемся, – тихо сказал Майкл.

В нем росло беспокойство. Он понимал, что это беспокойство не имело под собой никакой почвы, не о чем ему было сейчас беспокоиться. Но он хорошо представлял себе Бэт, прогуливающуюся по Сан-Хуану в одиночестве, привлекавшую внимание, сующую свой очаровательный носик куда не следует.

– Расскажи мне, как все было, – холодно сказал он.

– Понятно. Ты на меня сердишься.

– Нет, разумеется, я на тебя не сержусь.

– Не нет, а да – ты на меня злишься.

– Бэт! Ради Христа! Извини меня, прошу прощения за свои слова. Но ты иногда бываешь несносна.

– Буду стараться такой не быть. – Она помолчала.

Потом решилась.

– Мистер Роза и я рассуждали об иудаизме. Он – сын Израиля, ты знаешь об этом?

– Еврей, – поправил Майкл. – Все эти эвфемизмы – слегка прикрытые оскорбления. Он – еврей, это просто и ясно. Да, я знаю об этом.

– Ведь твоя мать тоже еврейка, нет?

– Да. Мои бабушка и дедушка – родители Лилы были евреи. Хорошо. А к чему все эти выяснения?

– Майкл, ты устал, раздражен. Не следовало мне заводить этот разговор сейчас.

Он действительно очень устал. Из Понсе вернулся вчера к вечеру с твердым намерением как можно скорее увидеться с Нурьей. Но вначале следовало убедиться, что и с Бэт было все в порядке, затем выкупаться и сменить одежду. Но когда он пришел в гостиницу, там его ждали записки: одна от епископа, другая – от Люса. Оба этих человека желали видеть его по срочному делу. Он выкинул из головы Нурью, а Бэт заявил, что они встретятся только утром. Его Преподобие тоже потерпит. А вот Люса выпускать из-под контроля не следовало, он вполне мог запаниковать и наделать глупостей, Майкл решил встретиться с ним.

Весь вечер, несмотря на усталость, он просидел у Люса в его квартире над банком, рассказывая о своей поездке. Ему удалось не только рассеять его всевозможные страхи, но и заставить Люса чуть ли не плясать от радости по поводу удачного исхода дел, и восторгаться тем, как ловко Майкл обтяпал эту сделку. Они говорили о том, какие они теперь богатые. Во всяком случае, Майкл. Да и Люсу должно было хватить на беззаботную старость.

Перед уходом Майкл заплатил ему эквивалент в песетах на сумму пятнадцать тысяч фунтов. В счет причитающейся суммы. А остальные деньги – всего Майкл пообещал ему заплатить восемьдесят три тысячи фунтов стерлингов – Люс должен был получить после того, как миллион будет переведен от Кауттса.

А переведен он будет либо, когда на горе рак свистнет, либо после дождичка в четверг, ухмыльнулся про себя Майкл, представив себе переполох, царящий сейчас в Лондоне.

Но в эту минуту Майкл не думал о Люсе. Он вспомнил о нем лишь как об источнике своей усталости. Он взглянул на Бэт.

– Может быть это и правда не горит, но раз ты уж начала, то договаривай.

– Хорошо, Майкл, я и правда сейчас понять не могу, как это я не догадалась сама? Ведь каждому известно, что Мендоза… – она замолчала.

Не было необходимости переспрашивать, все и так было ясно, но он все-таки спросил ее:

– Что Мендоза?

– Они тоже евреи. Во всяком случае, были, пока лорд Уэстлэйк не перешел в христианство.

– Некоторые из них и до сих пор ими остаются.

Майкл говорил это спокойным ровным голосом, стараясь ничем не выдавать кипевшую в нем злость, причем ему было за эту злость стыдно. Почему эта тема вызывала в нем такое раздражение?

– У меня среди Мендоза есть двоюродные братья, которые и не думают переходить в христианство.

– Я думаю, что Джемми и Генри и мой свекор изображают из себя христиан. И Тим тоже.

– Я что-то не понимаю. Ты имеешь в виду, что втайне они остаются евреями? В тайниках души, если можно так выразиться.

– Нет, не это. Они евреями не остаются. Это все обман, основанный на голом расчете. Все Мендоза, которых я знаю, ни в кого и ни во что, кроме себя, не верят.

– Включая и меня?

– Еще не знаю, – прошептала она. – Именно это я и хочу выяснить, но сейчас пока не знаю.

Он больше не мог этого терпеть. Частица того бешенства, которое он испытывал, была изложена в словах.

– А почему ты никогда не спросила об этом у меня самого, а предпочла обсуждать семейные дела с посторонним человеком?

– Я не могла спросить у тебя.

– Что значит «не могла»?

– Это значит, что я знала твою реакцию, знала, что ты будешь реагировать… Вот точно так же, как и сейчас реагируешь. Я знала, что тебя это взбесит, но ты будешь делать вид, что со всем соглашаешься. Ты – закрытый человек, Майкл Кэррен. Ты можешь быть открытым, я один раз почувствовала это, когда мы… когда мы были в постели, – она буквально выдохнула последние слова и мгновенно залилась краской.