Пламя возмездия - Биверли Бирн

– И епископ отправил ее в обитель.

– Да. Ведь он тоже должен был делать все, как она велит. Он знал это, он с самой первой минуты это знал, будто только этого и ждал. Она объяснила ему, что должна стать отшельницей, не жить вместе с другими монахинями, и что ее лицо должно быть всегда закрыто покрывалом. И как только она это сказала, я сразу подумала, ведь тогда никто и никогда не узнает, что у тебя есть сестра-двойняшка.

Ла Бруха тряхнула головой.

– Так как же вы все-таки узнали это, сеньор?

– Волею случая, – повторил он. – Я же вам уже сказал. Это не очень важно. Скажите мне, а что сказал епископ, когда Ньевес ему сказала, что хочет стать отшельницей?

Ла Бруха засмеялась. Это было сипловатое хихиканье.

– Епископ выслушал ее, кивнул головой и сделал все в точности так, как она ему сказала.

И Майкл и Ла Бруха некоторое время сидели молча.

– Вам известно, что стало с Нурьей?

Старуха пожала плечами.

– Разное люди болтают. Правда это или нет, та самая эта Нурья или не она? – Я этого не ведаю, сеньор. Есть такие вещи, сеньор, про которые лучше вообще не знать.

Майкл встал, и она тоже поднялась. Ее седенькая головка едва доходила ему до плеча. Кэррен наклонился и поцеловал ее в обе щеки.

– Спасибо, донья Долорес. Вы мне очень помогли. И я никому не скажу, что я знаю и откуда.

– Меня никто не называл Долорес с самого детства, – прошептала пораженная женщина. – Я знаю – вы хороший человек, сеньор. Я чую в вас доброту. И опасность. Остерегайтесь, сеньор. Я знаю, что вам надо очень сильно остерегаться.

16

Суббота, 10 июля 1898 года

Лондон, 10 часов утра

В это летнее утро Риджент-парк был прекрасен. Было солнечно, летние цветы заполняли здесь буквально все. Расположенные на клумбах строго симметрично эти, яркие фрагменты причудливой мозаики демонстрировали буйство красок на фоне сочной зелени безупречно подстриженного ковра травы.

– Люблю ноготки, – призналась Лила.

– В таком виде, как они растут здесь, я их терпеть не могу, – Шэррик указал тростью с золотым набалдашником на клумбу, где росли ноготки и ярко-красные циннии в окружении лобелий. – Природа не должна быть втиснута в какие-то строгие геометрические формы и задыхаться от чуждой ей симметрии.

– У тебя вкус на редкость, ты предпочитаешь орхидеи или страстоцвет.

– Почему? Самые непритязательные цветы, если к ним относиться с уважением, выглядят чудесно.

В тени большого орехового дерева стояла незанятая скамейка. Лила, взяв лорда Шэррика под руку, подвела его к ней.

– Может быть, присядем? Чтобы не отставать от тебя, мне необходимо превратиться в деревенскую жительницу – олицетворение благоразумия, спокойствия и уравновешенности.

Усевшись, Лила вытянула вперед ногу и стала любоваться лакированным носком своих элегантных туфель. Шэррик увидел, как из-под ее роскошного туалета показалась обтянутая светлым шелком лодыжка и почувствовал волну желания. В присутствии этой женщины он неизменно становился на двадцать, а то и на тридцать лет моложе.

– Ты мне нравишься такая, как есть, – в его голосе зазвучала мечтательность. – Жизнь в деревне… В Глэнкри, например. Это очень красивое место. Изумительное, Лила. Лучше места я не знаю.

Она поняла, что скрывалось за этими словами и ей не хотелось ничем выдавать ту радость, которая охватила ее, стоило ей услышать его слова.

– Я верю, Шэррик, – она старалась говорить непринужденно. – Верю. Может быть когда-нибудь…

– Не когда-нибудь, а очень скоро.

Оба сидели, скрывая друг от друга нахлынувшие на них, не соответствовавшие моменту, чувства. Было жарко, Лила обмахивалась маленьким веером, который она захватила с собой. Шэррик сидел, возложив свою больную ногу на здоровую, облокотившись о спинку и поставив рядом трость.

– Как странно, все же как жарко может быть так далеко на севере, в этом северном Лондоне, – недоумевал он.

– Да, – отозвалась она. И потом, после долгой паузы: – Мне кажется, что и ты, и я пытаемся обойти какую-то неприятную тему разговора. Фергус, я не права? Что случилось?

– Почему что-то должно случиться? По-моему, все идет в полном соответствии с задуманным тобою планом. Разве нет?

– Мне тоже так кажется. И еще кажется, что ты меня хочешь о чем-то спросить или что-то мне сообщить.

– Кое-что я хочу тебе сообщить, ты права. Франсиско решил отойти от дел. Он не выдержал. И причем, все произошло именно так, как и предрекала твоя золовка. Двое суток назад он отстучал в Лондон телеграмму, в которой умолял прислать кого-нибудь в Кордову ему на замену.

– Фергус! Почему ты мне об этом сразу не сказал?

– Я пытался встретиться с тобой вчера, но ты отбилась от меня, сославшись на визиты к парикмахерам и портнихам.

– Но я не знала, что ты искал меня по этому поводу. Ты ведь ничего не сказал… – она замолчала.

Шэррик все еще сомневался в ее способностях, делал он это, скорее, для очистки совести, эту недоверчивость она в нем и любила и ненавидела.

– Как на это реагировал Норман и остальные? Тебе что-нибудь известно?

– Внешне Норман оставался таким же хладнокровным, как и всегда. Остальные сновали туда-сюда в отчаянье заламывая руки и ожидая указании от него.

Лила коротко усмехнулась.

– Извини, я не к тому. Не могу удержаться, представляю себе, как этот несчастный Франсиско отбивался от тучи этих обезумевших баб, одновременно пожелавших выгрести все свои песеты из банка.

– Добавь к этому еще и русских. Как ты думаешь, он расстроился по поводу изъятия ими золота из банка в Кордове? – сыронизировал лорд.

– Ничего себе расстроился! Да он рассудка лишился от этого. Но добили его, несомненно, женщины. Еще Хуан Луис смог бы с ними справиться, в это я могу поверить, а вот Франсиско…

– Сколько же ты на него натравила этих женщин? Пятьдесят?

– Да, около того. Я послала двадцати разным сеньорам по телеграмме с сообщением о том, что бал состоится двадцать шестого. Это был шифр – они знали, что от этого числа следует отнять двадцать и получить искомую дату.

– Таким образом, в этот день, а именно шестого, все до единой они должны были явиться в банк и затребовать свои деньги?

– Да, и, кроме того, каждая из них должна была рассказать об этом своей приятельнице, а та, в свою очередь, еще кому-нибудь. Представляешь? Что мол, у «Банко Мендоза» трудности, может случиться так, что вы, дескать, своих денег не увидите и так далее.

– Как ты считаешь, некоторые из этих сеньор могли убедить своих мужей поступить так же? Ведь вклады их мужей, я думаю, побольше?

– Без сомнения, могли попытаться и, наверняка, поделились с ними своими опасениями. Но ты не знаешь мужчин-испанцев, Фергус. Они не очень склонны сразу сорваться с места и предпринимать какие-либо действия лишь потому, что какая-нибудь женщина что-то сказала. И они, если бы пожелали это проверить, сразу убедились бы в том, что все это женские сплетни. И нет никаких признаков того, что мужская часть вкладчиков последует за женской. Нет, я не думаю, что Кордова действительно охвачена паникой. Это всего лишь бабьи страсти. Правда, их оказалось достаточно, чтобы свалить Франсиско.

– Стало быть, ты защитила Кордову?

– Естественно. Зачем Майклу сталкиваться с такими сложностями, когда он возьмет на себя банк? Зачем рубить сук, на котором сидишь? Для чего окунаться по доброй воле в кризис?

– А как он вообще думает справляться с банком? – поинтересовался Шэррик, будто эта мысль лишь сейчас посетила его. – Если я не ошибаюсь, у него ведь нет никакого опыта банковской деятельности?

– Лишь только то, что я могла объяснить ему в последние годы. Ему приходилось быть в курсе всех моих операций, когда я имела дело с банками. Для него этого достаточно. Майкл ведь очень умен. Весь этот замысел с кофейными плантациями принадлежит целиком ему, это его идея.

– Очень умен, возможно. Это неудивительно, если имеешь такой пример перед глазами.

Шэррик протянул к ней руку и положил свою ладонь на ее.

– Однако он будет вынужден обратиться за помощью, дорогая моя.

– Ничего, осилит, – по ее тону чувствовалось, что она обороняется. – Майкл был рожден для того, чтобы стать у руля в Кордове – это его предназначение. Вот увидишь, он все освоит очень быстро.

Ей не хотелось продолжать разговор в таком русле.

– Что решил Норман с той самой телеграммой Франсиско?

– Он отправил туда своего Чарльза. Вчера вечером тот сел на поезд в Кале, а оттуда отправится в Испанию в персональном вагоне. По моим расчетам, он должен уже скоро прибыть в Кордову.

Лила подняла голову и внимательно посмотрела на него.

– Ты неплохо осведомлен о всех деталях. Я и не знала, что у тебя такие хорошие подходы к Мендоза.

– Это могло сильно осложниться после этого случая с Тимоти. Тебе ведь известно об этом происшествии?