Красная перчатка - Виталий Гладкий

Конечно же, шпион коменданта и в этот раз затаился где-нибудь поблизости, но в том-то и заключался замысел Истомы. Отправляясь на Крозон, они, как всегда, вооружились, словно на войну, а Истома прихватил еще и арбалет. В этом не было ничего удивительного — в окрестностях Бреста пошаливали разбойники и грабители.

Спустя какое-то время, когда они, налюбовавшись видом, с удовольствием потягивали доброе бургундское, в зарослях у подножья горушки раздались крики и шум драки. Истома хитро осклабился:

— Вишь, как народ озорует… Поди, раздевают кого-то.

— Бывает… — улыбнулся в ответ Вышеня.

Отобедав, они начали спускаться вниз по едва приметной тропинке.

«Друзья» Истомы, ограбив и раздев соглядатая до исподнего, положили его возле большого камня, где и «наткнулись» на него возвращавшиеся с прогулки рыцарь с оруженосцем. Лицо шпиона было в кровоподтеках, он находился без сознания, но дышал — Вышеня удостоверился в этом лично и заторопился в Брест, где, оставив Истому в таверне, отправился по адресу, указанному кормчим Ламбером.

Нужный ему дом располагался на окраине города. Он был небольшим, правда, двухэтажным, с крохотным палисадником, в котором росли цветы, а на заднем дворе высилась премиленькая голубятня, украшенная деревянной резьбой. Вышеня подергал за цепочку дверного звонка и застыл в тревожном ожидании.

Спустя какое-то время дверь дома отворилась и на пороге встал… папаша Жилон! Он приветливо улыбнулся и сказал:

— Я давно вас жду, мессир. Входите, милости прошу…

Глава 17

Казнь

Мал Тинктус шел домой в приподнятом настроении. Как здорово, что в свое время он выручил из беды нынешнего парижского прево Гийома де Гурмона, остановив его взбесившуюся лошадь! Прево оказался настолько порядочным человеком, что не ограничился монеткой за свое спасение (грохнуться с коня на брусчатку — скверная штука; можно и шею свернуть), а взял Тинктуса в свое ведомство и назначил на весьма прибыльную должность тюремного надзирателя в Шатле. Там содержались в основном лица дворянского происхождения. Родственники передавали через Тинктуса деньги на содержание заключенных, и часть монет оседала в руках надзирателя.

А сегодня у него вообще праздник! Недавно мессиру де Лавалю, брошенному за решетку вместе с мятежными бретонскими рыцарями, какая-то добрая душа прислала в Шатл три шездора. Но Мал Тинктус, здраво рассудив, что деньги заключенному уже не понадобятся — завтра рыцарей должны были казнить — со спокойной совестью положил золотые монеты в свой кошелек. Теперь он радовался, что пятеро его детишкек получат гору сладостей, а любимая женушка Жюстин наконец сможет пошить себе новое платье — почти такое, как у придворных дам. Это была ее мечта.

Свой недавно построенный дом Мал Тинктус обожал. Дом получился на загляденье: светлый, просторный, с небольшим садиком. Надзиратель хотел уже дернуть за цепочку с колокольцем, чтобы Жюстин впустила его в дом, как неожиданно заметил, что дверь не заперта. «Ах, эти негодники!», — разозлился Мал Тинктус на детей: они были очень беспечны и забывали, что дверь нужно всегда держать на засове, ведь в Париже за последние годы расплодилось столько убийц, воров и грабителей, что большая виселица в Монфоконе никогда не пустовала.

Тинктус решительно отворил дверь, заглянул на кухню, — никого, но запах приятный; похоже, на обед жена приготовила тушеного кролика. Затем по лестнице (ее дубовые ступеньки и резные перильца были его гордостью) он поднялся на второй этаж и зашел в детскую, где обычно находились Жюстин и дети. Здесь Тинктус застыл в оцепенении, открыв от изумления рот.

Комната оказалась пуста. Если, конечно, не считать некоего господина с очень неприятным, изрытым оспинами лицом. Он сидел развалившись в любимом кресле хозяина дома и задумчиво грыз ногти.

— Кто?.. Как… какого дьвола?! — вскричал Мал Тинктус. — Кто вы и что здесь делаете?!

— Ай-яй-яй… — господин (правда, одетый не очень презентабельно) укоризненно покачал головой. — Разве можно вот так, с порога, не поприветствовав гостя, поднимать крик?

Мал Тинктус, который уже начал кое-что соображать, схватился за свой короткий меч, висевший у пояса, но тут чья-то сильная рука сжала его за запястье и грубый голос прогудел над ухом:

— Ни к чему это, господин надзиратель. Ножик у вас острый, можно и порезаться нечаянно…

Надзиратель попытался вырваться, но хватка у человека, преградившего выход, оказалась поистине железной. Тогда Мал Тинктус, вдруг осознавший, в какой попал переплет, возопил в отчаянии:

— Дети?! Где мои дети и жена?!

— Вот с этого и нужно было начинать, — рассудительно сказал тот, кто сидел в кресле. — Но для начала нам нужно познакомиться поближе. Ваше имя и ваша должность, — это было сказано с нажимом, — нам известны, мсье Тинктус. А меня зовут Жак ле Брюн. Что касается того молодого человека, который стоит позади вас, то его имя вам ничего не скажет. Считайте, что его здесь нет и мы с вами находимся вдвоем.

Жак ле Брюн? Серый Жак! Самый страшный и кровожадный бандит Парижа! Мал Тинктус помертвел. Неужели это конец?… Его пришли убить! Жака ле Брюна, главаря банды, почти никто не знал в лицо, а тут он показался во всей своей красе. Надзирателю захотелось кричать, плакать, просить не лишать его жизни, но он прекрасно понимал, что это всё бесполезно — Серый Жак был беспощаден.

Тинктус собрал в кулак всю свою волю, выпрямился и сказал, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

— Меня можете убить, но семью не трогайте. Иначе Господь вам не простит этого злодеяния.

— Мсье Тинктус, как вы могли подумать, что мы пришли вас убивать?! — искренне удивился Жак ле Брюн. — Зачем? Для этого у нас нет причин.

— Тогда не понимаю…

— А вы присаживайтесь, присаживайтесь, я сейчас все вам объясню. — Серый Жак был сама любезность.

Мал Тинктус сел на скамью — точнее, рухнул на нее, потому что ноги вдруг стали непослушными и не держали тело. Он уставился на главаря банды, как лягушка на удава.

— Я хочу обговорить с вами одно денежное дельце, — непринужденно продолжил Серый Жак. — Ваше ведомство содержит некоего рыцаря, который нам очень интересен. Хотелось бы видеть его на свободе. Вы поможете ему бежать.

— Это невозможно! — вскричал Тинктус.

— При наших возможностях нет ничего невозможного, — скаламбурил Жак ле Брюн. — Я ведь сказал, что дело денежное. — С этими словами он бросил на скамью рядом с хозяином дома кошелек, в котором приятно зазвенели золотые. — Здесь двадцать флоринов. Когда все будет исполнено, вы получите еще столько же. Игра стоит свеч, не правда ли, мсье Тинктус? Вам нужно передать рыцарю записку, а также веревку и два напильника. И этой ночью закрыть глаза и заткнуть уши. Всего лишь. Мы знаем, что рыцаря содержат в одиночной камере. Также нам известно, что прутья решетки в ней тонкие и изрядно проржавевшие. Так что пилить ее узник будет недолго.