Над гнездом кукушки - Кен Кизи

мелкий черный и забыл закрыть за ней дверь (получил потом по первое число), и девушка прошла летящей походкой мимо сестринской будки, откуда все медсестры пытались заморозить ее ледяными взглядами, и вошла в дневную палату, обогнав врача. Врач, шедший в сестринскую будку с какими-то бумагами, взглянул на девушку, снова на бумаги, снова на девушку, и полез в карман за пенсне, обеими руками.

Войдя в палату, она остановилась посередине и увидела, что со всех сторон на нее пялятся сорок мужиков в зеленой форме – и такая тишина, что слышно, как бурлит в животе, а со стороны хроников хлюпают катетеры.

С минуту она стояла и искала взглядом Макмёрфи, а мы все пожирали ее глазами. Над головой у нее, под самым потолком, висело облачко сизого дыма; похоже, это агрегаты перегорели по всему отделению, не сумев настроиться на ее волну, – сняли с нее электронные показания и пришли к выводу, что она настолько сюда не вписывается, что просто перегорели, как бы покончив с собой.

На ней была белая майка, как у Макмёрфи, только намного меньше, белые теннисные туфли и джинсы, превращенные ножницами в шортики, чтобы ничто не стесняло ее резвых ног, – и этой одежды было явно маловато, учитывая то, что под ней скрывалось. Наверняка немало мужчин видели ее гораздо менее одетой, но сейчас ей вдруг стало неловко, и она занервничала, как школьница на сцене. Все разглядывали ее и молчали. Мартини, стоявший к ней ближе всех, прошептал, что различает годы на монетах у нее в джинсах, трещавших по швам.

Первым нарушил тишину Билли Биббит – он ничего не сказал, а только издал низкий, почти мучительный присвист, описавший наше общее впечатление лучше любых слов. Девушка засмеялась и сказала ему «большое спасибо», отчего Билли так покраснел, что и она с ним покраснела и снова засмеялась. После этого все ожили. Все острые окружили ее и стали разом что-то говорить. Врач дергал Хардинга за лацкан и спрашивал, кто это такая. Наконец Макмёрфи встал с кресла, протиснулся к ней сквозь толпу, и девушка бросилась ему на шею.

– Чертяка ты, Макмёрфи, – сказала она и снова покраснела, смутившись.

Когда она краснела, ей можно было дать семнадцать, никак не больше.

Макмёрфи всем представил ее, и она каждому пожала руку. Дойдя до Билли, она снова сказала ему спасибо за свист. Затем из будки выскользнула Старшая Сестра и спросила Макмёрфи с улыбкой, как он думает усадить десять человек в одну машину, а он спросил, нельзя ли ему позаимствовать машину у кого-нибудь из персонала и самому сесть за руль, на что сестра, оправдывая наши опасения, процитировала правило, запрещающее это. Она сказала, что, если не будет второго водителя, который распишется за нашу безопасность, половине команды придется остаться. На это Макмёрфи сказал, что потеряет полтинник, если выплатит по десятке всем, кто не поедет.

– В таком случае, – сказала сестра, – поездку придется отменить, а все деньги вернуть пациентам.

– Но я уже заплатил за баркас; лодочник уже положил себе в карман семьдесят моих баксов!

– Семьдесят долларов? Вот как? А я думала, вы сказали пациентам, что вам нужно собрать сотню долларов, плюс добавить десять своих, мистер Макмёрфи.

– Я включил стоимость бензина туда и обратно.

– Неужели бензин обойдется вам в тридцать долларов?

Она расплылась в улыбке, глядя на него с выжидающим видом. Тогда он всплеснул руками и поднял глаза к потолку.

– Ёлы-палы, вы всегда начеку, мисс окружной прокурор. Ну да; я думал оставить себе остатки. Сомневаюсь, чтобы кто-то из ребят был против. Я рассчитывал слегка возместить свои хлопоты по…

– Но ваш план не сработал, – сказала сестра, продолжая ему улыбаться. – Иногда ваши финансовые спекуляции проваливаются, Рэндл, хотя вообще-то, как я заметила, у вас дела идут более чем успешно. – Она задумалась о чем-то, и я понял, что мы еще услышим об этом на собрании. – Да. Каждый острый в отделении в то или иное время выписал вам расписку под какое-нибудь ваше дельце, так что вряд ли вас разорит одна неудача, как считаете?

На этом она замолчала. Она увидела, что Макмёрфи ее больше не слушает, а вместо этого смотрит на врача. А врач прожигал взглядом маечку девушки. По лицу Макмёрфи разлилась довольная улыбка, и он, сдвинув кепку на затылок, подошел к врачу и положил руку ему на плечо, отчего тот вздрогнул.

– Ей-богу, доктор Спайви, вы когда-нибудь видели, как чавыча наживку заглатывает? Одно из самых лютых зрелищ на всех семи морях. Ну-ка, Кэнди, лапочка, расскажи-ка доктору о глубоководной рыбалке и всяком таком…

Макмёрфи вдвоем с девушкой обработал врача за пару минут, и вот он уже закрыл свой кабинет и вернулся к нам, на ходу запихивая бумаги в портфель.

– Бо́льшую часть бумажной работы я могу сделать и на море, – объяснил он сестре, миновав ее с такой прытью, что она ничего не успела ответить, а за ним потянулась остальная команда, уже не так быстро, ухмыляясь сестре, стоявшей у двери в сестринскую будку.

Остальные острые, которые не ехали на рыбалку, собрались у двери в дневную палату и говорили нам не привозить нечищеную рыбу, а Эллис отцепился от стены, пожал руку Билли Биббиту и сказал ему быть ловцом человеков.

На это Билли, проводив взглядом девушку, сверкавшую медными заклепками на джинсах, сказал Эллису, что его волнует только один человек, точнее одна. Он нагнал нас у выхода, мелкий черный открыл перед нами дверь, и мы очутились на воле.

Солнце проглядывало сквозь облака, освещая