Век Екатерины Великой - София Волгина

После миропомазания государыня Екатерина Алексеевна вышла на Дворцовую площадь. Гвардейцы с императрицей еще не отправились в дорогу, как в Зимний дворец прибыл канцлер Михаил Воронцов, коему велено было императором Петром испросить императрицу, по какой причине она не в Петергофе. Канцлеру все объяснили, и он, к удивлению Екатерины, без заминки принес ей присягу. То же произошло с прибывшими от императора чуть позже графом Иваном Шуваловым и князем Трубецким. Странно было Екатерине: все они принесли присягу безо всякого сопротивления. Печально известный бывший Великий инквизитор Александр Иванович Шувалов пытался убедить гвардейцев сохранить верность Петру, однако, поняв бесполезность своих попыток, бросился к ногам императрицы, моля ее о милости. Екатерина пожалела ненавистного Шувалова. Разослав курьеров и приняв все меры предосторожности, около десяти часов вечера новопровозглашенная государыня изъявила желание надеть на себя одежду поудобнее. Рядом с ней находился молодой гвардеец Талызин в форме Преображенского полка. Их комплекция была схожа, и он с превеликой радостью предложил Екатерине свой мундир. Вернувшись во дворец, она переоделась, распустила под треуголкой свои длинные локоны. На Дворцовой площади ей подвели под узды ее серого Брильянта под красным седлом, шитым золотым орнаментом. Когда она, в гвардейском мундире с голубой лентой ордена Святого Андрея Первозванного, легко вскочила на коня и, привстав, уперлась на серебряные стремена серебряными же шпорами и приветственно помахала войску, все затаили дыхание. Императрица Екатерина была воистину неотразима. Громогласное «Vivat!» прогремело десятки раз.

Екатерина взялась за поводья. Ей подали шпагу, но на ней не оказалось темляка. Она оглянулась в поисках помощи. В ту же минуту один из гвардейцев подлетел к ней на лошади, снял со своей шпаги темляк и с поклоном подал ей. Императрица, с улыбкой окинув взглядом его мощную фигуру, отметила правильные черты лица и пышную шевелюру, прекрасно заменявшую парик, и сказала:

– Благодарю вас…

– Вахмистр Григорий Потемкин, – представился гвардеец. – Рад служить вам, государыня-матушка!

– Посмотрите, Григорий Григорьевич, какие роскошные волосы у сего вахмистра, лучше даже, чем мои! – весело заметила она подъехавшему Орлову.

Екатерина навесила темляк Потемкина на свою шпагу и пустила коня вперед, но лошадь вахмистра не отходила от коня императрицы, положив голову ему на шею. Потемкин, пришпорив свою лошадь, дал возможность новоиспеченной государыне двинуться вперед. Как раз в тот момент появилась, наконец, ее восторженная подруга – Екатерина Романовна Дашкова. Начало событий оного дня она проспала, пусть и приложила немало усилий в подготовке свержения императора Петра Третьего. Узнав от своих людей о событиях в городе, она примчалась поддержать любимую подругу. Они обнялись. Императрица тут же передала Дашковой орден Святой Екатерины, пожаловав ее в статс-дамы. Екатерина Романовна поздравила императрицу с восшествием на престол. Не мешкая, княгиня Воронцова также переоделась в гвардейский мундир, который для нее снял с себя молодой офицер Пушкин. Сев на его коня, она пристроилась рядом с императрицей. Солдатские и офицерские взгляды сопровождали их обеих всю дорогу.

По совету Кирилла Григорьевича Разумовского, императрица Екатерина велела объявить себя полковником всех четырех полков, что снова вызвало искренний восторг и крики радости среди солдат. Она оглядывала внимательным взглядом солдат и гвардейцев, которые сбрасывали с себя ненавистные прусские мундиры и переодевались в старые, привезенные на подводах со складов, темно-зеленые просторные петровские мундиры. Екатерина объехала выстроившиеся на площади полки и приказала им пройти мимо фасада дворца, сама же вернулась в Зимний дворец. Распахнув окно, она высоко подняла бокал вина. Она даже немного пожалела, что таковой момент в ее жизни более не повторится. Дашкова, стоявшая рядом, сказала, любуясь ею:

– Все в ваших руках, Ваше Величество Екатерина Алексеевна! Смело вперед – и все получится, как вы того желали!

Простояв с бокалом в руке несколько минут, дабы все видели, как она пьет за их успех и здоровье, Екатерина удалилась. Проходящие полки ревели «Ура!» и, весело разворачиваясь и перестраиваясь в походные колонны, направлялись к Петергофу. Екатерина распорядилась оставить несколько человек от каждого полка для охраны сына, оставленного под покровительством пятерых сенаторов в Зимнем дворце.

Площадь еще не опустела, когда Екатерина вновь вскочила на коня и, обогнав колонну, повела ее вперед. В нескольких верстах от города к колонне примкнул трехтысячный казачий полк. К ним присоединялись все новые роты, эскадроны и батальоны. На ночь войска разбили бивак, а изнеможенные императрица с Екатериной Дашковой заночевали в придорожной гостинице «Красный кабачок», улегшись валетом на втором этаже в единственной свободной кровати. Поднялись в пять утра и паки отправились в путь. По всем большим дорогам расставили пикеты, и время от времени императрице приводили лазутчиков. Предусмотрительный Алексей Григорьевич Орлов напомнил о Кронштадте, куда мог податься в случае опасности император. Срочно туда направили адмирала Талызина.

По пути, в Сергиевской пустыне, им встретился князь Александр Голицын с письмом от императора Петра с намерением отречься. Екатерина отпустила его без ответа. Ее беспокоило то, что она была совершенно не в курсе касательно происходящего в Кронштадте. Успел ли адмирал Талызин вовремя предупредить и привести к присяге гарнизон? Она не знала и не могла быть уверена в благополучном исходе.

Позже прибыл генерал Михаил Измайлов со льстивыми письмами от императора Петра. Узнав, что в Петербурге произошел переворот, он заметался между Петергофом, Ораниенбаумом и Кронштадтом, но обнаружил, что все пути перекрыты и решил капитулировать.

Видя, что императрица уже прочла письмо, Измайлов, придержав болтающийся палаш, бросился к ногам Екатерина и обратился к ней, подобострастно заглядывая в глаза:

– Ваше Величество, полагаете ли вы меня честным человеком?

«Странный вопрос», – подумала Екатерина.

– Да, – ответила она.

– Император предлагает отречься. Я вам доставлю самого Петра Федоровича после того, как он отречется – совершенно добровольно. Мне не составит труда избавить отечество от гражданской войны.

Екатерина с недоверием посмотрела ему в лицо.

– Что ж, генерал, возлагаю на вас оное поручение. Надеюсь, удача будет сопутствовать вам.

Измайлов отдал честь.

– Будет исполнено, Ваше Величество!

Вскочив на коня, он быстро скрылся из виду.

«Дай-то Бог обойтись без гражданской войны», – подумала императрица и мысленно перекрестила Измайлова. В висках стучало беспрестанно: «Настанет, настанет еще время, когда на меня все будут смотреть, как на спасительницу страны! Кто сравнится со мной в политическом такте и знании людей? Кто лучше меня сможет действовать последовательно и разумно? Кто? Мне токмо лишь надобно решиться на крайний шаг, последнюю меру. И пусть мне поможет моя решимость, проницательность и всемогущий Бог». Екатерина перекинулась парой слов с Орловым и Разумовским, скакавших рядом. Потом, пришпорив серого Брильянта, обогнала их и снова погрузилась в свои мысли.

«Тем паче, – размышляла она, – Петр остался один, с ним только лишь одна Воронцова и ее брат Семен. У Петра нет друзей, нет партии. Нет никакой программы – даже на шаг вперед. Нет у него и хоть каких-либо идей. А его фавориты Волков, Мельгунов, Глебов – ничтожно маленькая команда, кучка людей, с коими можно обойтись со снисхождением. Нет, не должно случиться гражданской войне, не бывать кровопролитию! Подобное начало царствования будет бесславным».

В Ораниенбаум, следом за генералом Измайловым, она отправила Григория Орлова и Григория Потемкина с отрядом гвардейцев, дабы акт об отречении был подписан в их присутствии.

Утром, получив ошеломляющее известие о захвате власти, после небольшой заминки старый фельдмаршал Миних посоветовал императору плыть из Петергофа в Кронштадт. Исчезновение императрицы парализовало Петра Федоровича, мгновенно почувствовавшего в оном конец для себя. Он не раз задумывался над чрезмерной терпеливостью своей жены по отношению к нему – с ее-то умом и смелостью. Он кожей ощущал, что рано или поздно она не выдержит и выкинет нечто из ряда вон выходящее, и вот тогда в ответ он рассчитается с ней за все! Разве мог он подумать, что она осмелится на переворот? И как ловко все устроила, шельма! Она недосягаема. Ах, коли б можно было все вернуть назад, хоть на денек!

Усталый, внутренне выпотрошенный, Петр Федорович вяло выслушал Миниха, но предпринимать ничего не захотел. Он плохо себя чувствовал и никак не мог поверить, что жена могла решиться на столь безрассудно смелые действия. Нет, он знал, что она на многое способна, но на предательство? Нет! Для него сие стало огромной неожиданностью. Он приказал своим голштинцам окопаться недалеко от Зверинца и принять бой, буде появятся мятежные войска. Но через время, узнав, что на Петергоф идет больше десятка тысяч гвардейцев, в десять вечера он приказал всем рассесться по шлюпкам и плыть в Кронштадт. Прибыли они туда в час ночи, но кронштадтцы не впустили их, понеже уже принесли присягу верности Екатерине, и грозили пушечной пальбой, ежели шлюпки приблизятся к крепости. Пришлось предельно изнуренным императору и его придворным возвращаться назад. Император валился с ног и желал одного: дабы его оставили в покое, пускай Миних и предлагал теперь двигаться на запад к войскам, ожидавшим императора для нападения на Данию. В три часа ночи Петр и его измученное окружение вернулись в Ораниенбаум, наводненный голштинцами. Петру было жаль своих верных солдат, и он, решив принять удар на себя, отправил их по квартирам. Сам прошел во дворец в свою любимую японскую залу. Там и застал его посланный Екатериной капитан гусарского отряда, Василий Суворов. Он прибыл туда одновременно с генералом Измайловым. Солдаты капитана собрали оружие, арестовали наиболее опасных офицеров, а сам Суворов возглавил работы в Ораниенбаумском дворце, где составлялась точная опись находившихся там денег и драгоценностей.