Век Екатерины Великой - София Волгина

Слово «славу» она произнесла с нажимом и особой интонацией. С каждым ее словом лицо Алексея Орлова все более оживлялось, казалось, что каждое из них для него звучало как одобрение. Под конец он даже решился поднять глаза. Екатерина сразу же отвела взгляд, сказав:

– Теперь же давайте пройдем обедать. Нас ждет княгиня Дашкова.

После переворота 28-го июня 1762 года, естественно, последовали: во-первых, манифест о вступлении на престол императрицы Екатерины II (с приложением присяги на верность подданства); во-вторых, сенатский указ в следствие Именного указа – о переделывании государственных печатей в присутственных местах на имя Ея Величества Екатерины II Алексеевны; в-третьих, волею судьбы, императрица Екатерина Алексеевна воссела на трон и началось ее царствование.

С первого дня, пережив опасные дни переворота и сумев довести до конца свой замысел, она обрела уверенность в том, что сможет достойно руководить государством, кое успела достаточно изучить за годы, прожитые в нем. Она хорошо знала его историю, понимала народ. Екатерина не раз с благодарностью вспоминала свою любимую камер-фрау, Прасковью Никитичну Владиславову, которая просветила ее касательно внутренней жизни русских людей. Посему Екатерина начала свое царствование, не держа зла к врагам и достойно вознаградив своих сподвижников. Как всегда, имея всюду искренних почитателей, она, благодаря им, ведала о всех придворных интригах. Быстро и основательно вникнув в суть самых разных сложных внутренних распрей и скандалов, она умело, без лишних громких разговоров, решала их. Дабы войти во все государственные дела и дать им правильный ход, Екатерина с самого начала своего царствования много и упорно работала – порой до двенадцати часов в сутки, а при необходимости и более. Но одолеть самой накопившиеся за многие годы незавершенные государственные дела было выше ее человеческих сил, и она настойчиво подбирала себе достойных, знающих и надежных помощников.

По ее четкому определению, основой роста благосостояния и мощи страны являлись интересы самой России. Узнав на одном из первых заседаний Сената, что в казне мало денег, она отдала собственные средства, считая, что, раз она принадлежит государству сама, то и принадлежащая ей собственность такожде принадлежит ему. Давно впитав русские представления о том, что общественное благо всегда выше индивидуального, она почитала интересы государства выше, чем интересы отдельной личности, и утверждала: «Где общество выигрывает, тут на партикулярный ущерб не смотрят».

«И что за интерес мне быть государыней нищего государства? – думала она себе. – Нет, я учиню все возможное, дабы не токмо дворяне процветали, но и крестьяне имели приличное жилье, не голодали и были бы одеты во все времена года в приличествующую одежду». Перед глазами у нее вставали нищие люди в лохмотьях на пути императорского кортежа, когда она с Малым двором ехала с государыней Елизаветой Петровной в Киев. Еще тогда у пятнадцатилетней девочки появилась мысль, что такая нищета – позор для всего государства.

Екатерина выделила самые важные принципы своей политики, назвав их «Пятью предметами». В своем дневнике она записала: «Ежели государственный человек ошибается, ежели он рассуждает плохо или принимает ошибочные меры, целый народ испытывает пагубные следствия оного. Надобно часто себя спрашивать: справедливо ли сие начинание? полезно ли? Вот пять предметов, которые надобно всенепременно помнить и добиваться:

1. Надобно просвещать нацию, коей должно управлять.

2. Надобно ввести добрый порядок в государстве, поддерживать общество и заставить его соблюдать законы.

3. Надобно учредить в государстве хорошую и точную полицию.

4. Надобно способствовать расцвету государства и сделать его изобильным.

5. Надобно сделать государство грозным в самом себе и внушающим уважение соседям. Каждый гражданин должон быть воспитан в сознании долга своего перед Высшим Существом, перед собой, перед обществом, и надобно ему преподать некоторые искусства, без коих он почти не может обойтись в повседневной жизни».

Заботясь о внутреннем управлении государством, Екатерина не забывала продумывать и политику касательно значения России среди соседних стран. Она мечтала приобрести для своей страны больше веса в мировой политике, чем та имела до ее вступления на престол. Ей не терпелось поскорее добиться всех намеченных целей, но достичь оного оказалось, как она и предполагала, совсем нелегко. Приходилось вникать даже в детали обычной канцелярской рутины. Среди оной особливо ее поразило на одном из первых заседаний Сената отсутствие реестра городов империи, хотя во все города воеводы назначались именно Сенатом. Не имелось даже карты России, кою рассерженная государыня велела купить, выдав пять рублев и послав за ней сенатского служителя в Академию наук. Казалось – мелочь, но колико бесчисленных подобных мелочей встречалось в начале пути императрицы. Она приложила немало труда, дабы исправить положение дел во многих правительственных и других присутственных местах.

Все оное съедало время и здоровье как физическое, так и душевное – тем паче, что не обошлось без борьбы с политическими противниками и постоянной угрозой переворотов и заговоров. Следствие и разоблачение преступников было, по строгому указу императрицы Екатерины Алексеевны, последовательным и незаметным – подобным делам почти не давалось огласки. Екатерина хвалила себя за то, что восемнадцать лет жизни в России она прожила недаром, научившись дипломатической выдержке и умению руководить.

За окнами шел затянувшийся двухдневный дождь. Екатерина любила подобную ненастную погоду. Сидя в теплом кабинете, она иногда, как в сию минуту, поднималась и подходила к окну, прислушивалась к шуму дождя, смотрела на движущиеся кареты, повозки, всадников, спешащих людей. Ей тоже хотелось туда – пусть даже и промокнуть. Было бы так приятно потом прийти, сбросить мокрое платье, сходить в горячую баню, сменить одежду. Дождь ее успокаивал, под его звуки она легко засыпала и хорошо высыпалась. Утром чувствовала себя свежей и помолодевшей.

Григорий Григорьевич Орлов вошел в кабинет императрицы в неурочный час. Вид у него был взволнованный, и Екатерина, увидев его удрученное лицо, обеспокоенно спросила:

– Что-то случилось? В городе? С детьми?

Орлов, приложившись к ее руке и усевшись в кресло, доложил:

– Корабли с петровскими голштинцами затонули. Себе представить невозможно!

– Ах, Боже правый! – ахнула государыня. – Все любимые солдаты Петра!

Орлов угрюмо заметил:

– Видать, скучно ему там, на небесах, без них стало, вот и забрал к себе.

Екатерина подошла, села рядом, взяла его за руку, погладила ее.

– Что же, шторм был?

– Шторм, – нехотя ответил Григорий.

– Никто не спасал?

– С Ревельского берега видна была катастрофа, но комендант вместо мер по спасению послал сюда запрос, мол, что предпринять.

Пораженная известием, Екатерина на мгновенье закрыла глаза рукой.

– В своем ли уме тот комендант? Что подумает о нас весь мир!

Встав, она быстрым шагом прошла в конец комнаты и, повернувшись кругом, подошла к Григорию. На лице проступили пятна – знак большого гнева. Руки ее раскатывали и закатывали кружевные рукава шелкового платья персикового цвета.

Орлов, видя ее состояние, неловко встал, чуть не опрокинув легкий низкий стол из орехового дерева.

– Сей же час отправить приказ уволить сего коменданта, – жестко сказала императрица. – Знать его имени более не желаю.

Орлов позвонил в колокольчик. Вошел статс-секретарь Адам Олсуфьев. Орлов повторил приказ Екатерины и тот незамедлительно бросился его выполнять.

Екатерина долго не могла прийти в себя.

– Ужели никто не спасся?

– Сказывают, человек тридцать доплыли до берега.

Екатерина вдруг горько усмехнулась:

– Знаешь, Гриша, не удивлюсь я, коли среди спасшихся окажется мой любимец Брокдорф.

Орлов мягко притянул ее к себе.

– Коли окажется так, зоренька моя, токмо скажи, и я его одним пальцем пришибу.

– Пусть себе живет! Даже интересно было бы… и довольно об оном! У меня полно других забот.

– Ежели могу помочь, приказывай, – предложил себя фаворит.

– Ты многое можешь сделать для меня, милый, но стать секретарем – дело не для тебя. А вот, кстати, можешь советом помочь, сие тебе не трудно. Ты разбираешься в людях.

Орлов гордо улыбнулся, прижал ее крепче, поцеловал в плечо.

Екатерина никогда не реагировала на нежности, когда голова ее была занята государственной работой.

– Ты ведь знаешь, Гришенька, – говорила императрица, освободившись из его объятий, – дела не терпят разгильдяйства. Мои секретари должны много чего уметь делать: быть исполнительными, точными, грамотными и умными. Работы, сам видишь, – показала она на стол, заваленный бумагами, – непочатый край.