Круглый год с литературой. Квартал второй - Геннадий Красухин

– Агранову? – спрашивал я.

– Горькому! – возглашал Светлов. И продолжал: – А Горький кому пожимал?

– Горький, – отвечал я, – кому только не пожимал руку!

– Ленину, – говорил Светлов.

– Сталину! – говорил ему я.

– Да, – морщился Михаил Аркадьевич. – Ах! – он уходил в себя: – Каким только мерзавцам мы не жали руки! – Но, – он ненадолго как бы выныривал из поглощающего его алкогольного дурмана, – про Ленина ты помни. Через меня ты пожимаешь руку Ленину.

Это и тогда не заставляло меня благоговеть, а сейчас я об этом вспоминаю с усмешкой.

Но Светлов держался за свои юношеские ценности.

Почему он вообще обратил на меня внимание? Потому что после той встречи у В. Урина он меня окликнул в фойе ЦДЛ после того, как поначалу, не узнавая, кивнул на моё: «Здравствуйте, Михаил Аркадьевич», а потом уже в спину: «Молодой человек, подойдите».

Я подошёл.

– Какие стихи Светлова вам нравятся? «Гренаду» и «Итальянца» прошу не называть.

Я ответил. Светлов удивился: «И можете прочесть наизусть?». Я прочёл. «Пошли!» – сказал Светлов. И мы в первый раз уселись с ним на высокие табуреты бара. «Сеня, – позвал Светлов, – высокого человека с большим горбатым носом. – Сядь, послушай». И рядом с ним сел, как потом я узнал, поэт Семён Сорин.

– Читайте снова, – сказал мне Светлов. – А ты, – обратился он к Сорину, – угадай автора.

– Читайте, – мне.

И я прочёл:

День сегодня был короткий,Тучи в сумерки уплыли,Солнце тихою походкойПодошло к своей могиле.Вот, неслышно вырастаяПеред жадными глазами,Ночь большая, ночь густаяПриближается к Рязани.Шевелится над осокойМесяц бледно-желтоватый.На крюке звезды высокойОн повесился когда-то.И, согнувшись в ожиданьеЧьей-то помощи напрасной,От начала мирозданьяДо сих пор висит, несчастный…Далеко в пространствах позднихЭтой ночью вспомнят сноваАтлантические звёздыИностранца молодого.Ах, недаром, не напрасноЗвёздам сверху показалось,Что ещё тогда ужасноГолова на нём качалась…Ночь пойдёт обходом зорким,Всё окинет чёрным взглядом,Обернётся над Нью-ЙоркомИ заснёт над Ленинградом.Город, шумно встретив отдых,Веселился в час прощальный…На пиру среди весёлыхЕсть всегда один печальный.И когда родное телоПриняла земля сырая,Над пивной не потускнелаКраска жёлто-голубая.Но родную душу этуВспомнят нежными словамиТам, где новые поэтыЗашумели головами.

– Не узнаю, – сказал Сорин.

– Тогда уходи, – согнал его с табурета Михаил Аркадьевич. – Ты сегодня рюмку не заслужил! Светлова не узнал! Его хрестоматийное стихотворение «Есенину»! Ах, не хрестоматийное? – улыбнулся он в ответ на ворчание Сорина. – Ну, тогда тем более уходи.

А вспомнил я всё это в связи с днём рождения Михаила Аркадьевича. Он родился 17 июня 1903 года (умер 28 сентября 1964-го).

Судьба Леонида Ивановича Добычина, родившегося 17 июня 1894 года, более чем странна. Родился в небольшом городе Люцин (ныне Лудза). Детство провёл в Двинске, куда переехала семья. Учился в Двинском реальном училище, потом в Санкт-Петербурге.

В 1918 году семья Добычина переехала в Брянск, где будущий писатель работал мелким служащим. Начал писать. Впервые напечатал рассказы в 1924 году в ленинградском журнале «Русский современник». В Ленинграде же издал две книги рассказов «Встреча с Лиз» (1927) и «Портрет» (1931). Задыхался в провинциальной жизни. Стремился в Ленинград. Оказался в нём в 1933-м. Комнату на Мойке ему выделил Союз писателей. В 1935 году напечатал роман «Город Эн», где описал Двинск начала двадцатого века и своё детство в нём.

Но в марте 1936 года в ленинградском отделении Союза писателей началась дискуссия, носившая погромное название «О борьбе с формализмом и натурализмом». К удивлению Добычина, его роман «Город Эн» был разнесён в пух и прах главным редактором журнала «Литературный Ленинград» Ефимом Добиным и критиком Наумом Берковским. Наум Яковлевич Берковский в будущем станет крупнейшим литературоведом, специалистом по западной литературе. Но в то время, увы, он был вульгарным критиком, заявившим в той дискуссии, что «профиль добычинской прозы – это профиль смерти».

Растерянный Добычин вышел на трибуну, произнёс всего одну фразу: «К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться», но дальше говорить не смог. Рыдания сотрясали его. Он вышел из зала, и больше никто его не видел. Полагают, что он покончил самоубийством, бросившись в Неву 28 марта 1936 года.

«Город Эн» вновь появился в печати только с началом перестройки.

Вика, как рекомендовался он сам и как звали его все друзья и знакомые, – Виктор Платонович Некрасов родился 17 июня 1911 года. Жил в Киеве, окончил архитектурный факультет Киевского строительного института и параллельно обучался в театральной студии при театре. Работал актёром и театральным художником.

На фронте Великой Отечественной был полковым инженером и заместителем командира сапёрного батальона, участник Сталинградской битвы, демобилизован в звании капитана в начале 1945-го после ранения в Польше.

В 1946 журнал «Знамя» публикует его повесть «В окопах Сталинграда». Резко отличающаяся своей суровой правдой от множества слащавых или бездушных произведений о войне, повесть понравилась Сталину. Виктор Некрасов получил Сталинскую премию 2 степени. Он стал не просто членом Союза писателей, но председатель Союза писателей Украины Александр Корнейчук сделал молодого лауреата своим заместителем. Перед Виктором Платоновичем открылись сияющие номенклатурные перспективы.

Но демократичный, бескорыстный, любящий людей, правдивый со всеми и с самим собой Вика на номенклатурной должности пробыл недолго. Подал в отставку.

Его книга «В окопах Сталинграда» переведена на 36 языков мира. По мотивам повести и по сценарию Некрасова в 1956 году режиссёр Александр Иванов снял фильм «Солдаты», где одну из первых своих ролей сыграл Иннокентий Смоктуновский.

Однако в хрущёвское время произведения Виктора Некрасова всё чаще приходятся не ко двору. Его повесть «Кира Георгиевна», напечатанная в «Новом мире» (1959), вызывает шквал партийной критики. Он выступает со статьями, призывающими увековечить память десятков тысяч евреев, уничтоженных гитлеровцами в Бабьем Яру. Его обвиняют в «организации массовых сионистских сборищ», прорабатывают, указывают, что не только евреи лежат в этом безымянном массовом захоронении. На что Некрасов отвечает фразой, облетевшей всю страну: «Да, немцы расстреливали советских граждан. Но только евреи погибли за что, что они евреи!»

В 1967 году в «Новом мире» печатается очерк Некрасова «Дом Турбиных», где впервые назван адрес киевского дома семьи Михаила Булгакова. Через полгода корреспондент «Литературной газеты» в Киеве Григорий Кипнис повёл меня, приехавшего в Киев, по этому адресу. Меня поразила огромная людская река, как бы стекающая с холма, ведущая по Андреевскому спуску к дому № 13. «И так каждый день», – сказал Гриша. Тем не менее, государственный музей в доме официально открыли только в 1989 году.

В 1960 году Виктор Платонович побывал за границей в Италии, США и Франции. Описал свои впечатления в очерке «По обе стороны океана». И снова не попал в идеологическую струю: писал о зарубежной жизни и о людях, с которыми встречался, не через губу, как было тогда принято, а с живым неподдельным человеческим интересом к тому, что видел. Последовал идеологический окрик: «Известия» печатает статью Мэлора Стуруа «Турист с тросточкой», где писатель обвинён в «низкопоклонстве перед Западом».

На знаменитых встречах Хрущёва с интеллигенцией партийный вождь громит Виктора Некрасова за его очерки, напечатанные в «Новом мире». Волна партийной критики обрушивается на писателя, вступившего на фронте в компартию. Партком киевской организации Союза писателей объявляет ему выговор.

После снятия Хрущёва циркулируют слухи о готовящейся реабилитации Сталина. Она не удалась благодаря энергичному протесту 25 деятелей культуры и науки, направивших в 1966 году резкое письмо новому генсеку Брежневу. Среди авторов письма – В.П. Некрасов. (И ведь остановили в то время реабилитацию! Не дали восторжествовать сталинистам. Не то что сейчас, когда Путин согласился с неким ветераном, и Сталинград благополучно без протестов может быть возвращён на карту! Да и памятники тирану ставятся нынче беспрепятственно!) В 1969 году киевский партком Союза писателей вновь рассматривает персональное дело Виктора Некрасова. На этот раз ему ставят в вину либеральные высказывания. Новый выговор. 21 мая Киевский горком КПУ исключает Некрасова из партии. А спустя полгода на квартире Некрасова госбезопасность проводит обыск. Изымаются рукописи и литература, ходившая в самиздате или изданная за границей. Над Виктором Платоновичем сгущаются тучи.