Коридоры памяти - Владимир Алексеевич Кропотин

им худшими. Оба готовы были вынести любые неприятности, лишь бы все оставалось по-прежнему. Страшили экзамены. Пронесет ли на этот раз? Неужели даже на последние места нужно иметь право? Проносило. До очередных экзаменов можно было жить. Конечно, приходилось все время находиться вместе со взводом и даже выступать в соревнованиях, но это не беспокоило. Уже одно то, что они испытывали на своих последних местах, говорило им о каком-то благополучии в жизни. Что могло быть лучше, когда все их сверстники впереди, когда никто не отстает?

Как-то Дима оказался в каптерке старшины и понял, что еще нравилось им.

— Принимай, старшина! — говорил Матийцев или Блажко и закрывал за собой дверь.

— Сейчас, подожди, — отвечал Безуглов, отсчитывая свежие простыни розовощекому суворовцу четвертого взвода. — Простыни все.

Он разогнул длинное узкое тело и выпрямился. По обыкновению задержав руку на маленькой голове и пригладив короткие мышиного цвета слежавшиеся волосы, он посмотрел на прибывших как на приятелей. Те устроились на узлах с бельем и стали ждать. В каптерке пахло влажным чистым бельем, мылом, потом и мочой. Запахи не были неприятны, они даже нравились, но не сами по себе, а тем, что напоминали о необходимой стороне жизни. Розовощекий суворовец теперь сдавал грязные трусы, майки и пользованные полотенца. Он брал их тугими, будто надутыми воздухом, пальцами, встряхивал и по штуке бросал на расстеленную простынь.

— Все, — сказал старшина.

— Давай, — обратился он теперь к сидевшим, а розовощекий суворовец, прислонившись к полке с чистым бельем, стал ждать. Его глаза стали чужими, когда в каптерку вошел с узлом суворовец первого взвода.

— Здравия желаю, товарищ старшина! — бойко приветствовал он.

Блажко, Матийцев и розовощекий уставились в сторону.

Наконец суворовец первого взвода ушел, а они переглянулись. Теперь можно было посидеть, поговорить или, запершись, даже покурить. Широко расставив худые ноги, на один из узлов тут же присел старшина. Через полчаса вся группа, Безуглов впереди, шла в прачечную училища с узлами ротного белья.

И все же согласиться с тем, как вели себя бывшие второгодники, было трудно. Трудно было представить, что и он, Дима, тоже мог бы так жить и ощущать себя.

«Да что это он в самом деле!» — однажды не выдержал он.

Блажко дрался. Вернее, он только изображал драку, поднимая длинные руки и невпопад размахивая ими. Но даже изображать сопротивление, казалось, не хотелось ему. Потом он вытирал разбитый до крови нос на большом прокопченном лице.

— Ты чего на него смотришь? — подошел к нему и спросил его Дима. — Врезал бы как следует.

Он обиделся за Блажко больше, чем тот.

— Ты же сильнее его, — сказал Дима. — И он не прав.

Блажко стоял безучастный, вдруг виновато и признательно улыбнулся, но так вяло, что было видно, что он в самом деле не мог и не хотел совершать над собой какие-либо усилия.

— Ты соберись. Ты же здоровый, крепкий парень, — настаивал Дима, не веря, что можно было быть таким сильным и таким слабым. — Ты посмотри, какие у тебя руки, а грудь всем грудям грудь!

Блажко стоял и молчал, виновато улыбаясь, и ничего не мог поделать с собой.

Глава десятая

Из училища выехали рано, но в городе уже разворачивался воскресный день. С карабинами, в шинельных скатках сидели на машинах плотно друг к другу, смотрели на всюду поблескивавшую и искрившуюся зелень, на тени немноголюдных улиц. Быстро набиравший тепло свежий воздух охватывал их. За городом машины дружно помчались по прямой асфальтированной дороге, сразу зашумело, затрепетало в ушах, тугой воздушный поток сушил глаза и лица под фуражками с опущенными ремешками. Потом они свернули на земляную дорогу, медленно въехали в лес и остановились среди деревьев.

В лесу было просторно и тихо. Веявшее с ярко освещенной солнцем поляны тепло обещало жаркий день. Их уже ждало начальство во главе с крупным и внушительно спокойным полковником Ботвиным, красные полотнища старта и финиша, судейский столик, деятельные лица преподавателей физкультуры, врач и медицинская сестра в белом халате.

— Еще успеем устать, — сказал Высотин, скинул скатку наземь, а карабин прислонил к стволу высокого дерева.

— Давайте составим карабины, — предложил Хватов и тоже снял скатку.

Карабины с откинутыми штыками составили в пирамиды, в каждой по четыре карабина.

— Сядем, — сказал Высотин и всех оглядел.

Сели на траву, едва смягчавшую твердость земли. Руки держали на коленях. Смотрели друг на друга, на начальство неподалеку от судейского столика, на другие взводы, стоявшие у своих деревьев.

— Почему сели? — спросил вернувшийся Голубев.

— Отдыхаем, товарищ старший лейтенант, — за всех ответил Высотин.

— Когда пойдем? — спросил Руднев.

— Минут через двадцать, — ответил Голубев.

— Еще можно отдохнуть, — сказал Хватов.

Оттого, что его взвод сидел, а остальные стояли, Голубев чувствовал себя неуверенно.

— А куда спешить? — не понравился Уткину взгляд командира взвода.

Но теперь и Голубеву не понравился неодобрительный взгляд Уткина, его сходившееся к носу заостренное лицо.

— Вставайте, вставайте, — заторопил Голубев. — Почему расстегнули воротники? Всем застегнуть!

— На марш-бросках можно расстегивать гимнастерку на две верхние пуговицы, — сказал Хватов и уставился в сторону.

Он первый расстегнул воротник.

— Когда пойдете, тогда и расстегнете, — уже решительно сказал Голубев. — Вставайте. Всем встать!

Поднимались, застегивали воротники, стояли кто где. Неподалеку беспорядочно толпился второй взвод. Строй четвертого взвода тоже распался. А первый уже выстроился под красным полотнищем старта.

— Марш! — крикнул преподаватель физкультуры в синем спортивном костюме и резко опустил красный флажок. На его короткой широкой шее вздулись толстые, как веревки, вены.

Первый взвод побежал, а преподаватель, искательно улыбаясь мешковатым лицом и чрезвычайно подвижными глазами, направился к полковнику Ботвину, рядом с которым вытянувшимся полукругом в разрешенных позах стояли несколько офицеров.

— Подлизывается, — заметил Ястребков. — Без масла готов.

Ботвин благосклонно кивнул, а лица офицеров посветлели и стали заинтересованными. Потом Ботвин еще раз так же благосклонно кивнул, и небольшой плотный синий костюм вернулся на старт.

Второй взвод, как и первый, сразу побежал. Побежал еще быстрее и решительнее, а чернявый беспокойный Светланов бежал сбоку и уже в чем-то всех убеждал.

Они всегда начинали первые. Бежали, как на зарядке, мелким и частым шагом, поднимая низенькую пыль. Но бежать так было нельзя. Другие взводы наверняка побегут быстрее.

— Быстрее, — сказал Брежнев.

Дружно прибавили шагу, но получилось, пожалуй, слишком быстро.

— Чуть медленнее, — сказал Брежнев, прислушиваясь к тому, как чувствовало его тело.

Теперь, когда бег чуть замедлили, стало явно лучше.

Так было всегда. Если хорошо становилось телу, все остальное тоже было хорошо. Он не помнил, когда впервые ощутил себя как тело, но с тех