Коридоры памяти - Владимир Алексеевич Кропотин

откуда он доставал зубной порошок, зубную щетку, мыло, полотенце, сапожный крем, но когда все чистили зубы, пуговицы и ботинки, умывались, приводили себя в порядок, все необходимое оказывалось при нем.

Его заметили, когда он уже был в первом взводе. Отменного роста и выправки, он стоял правофланговым и пришелся настолько к месту, что придавал взводу еще более строгий, подтянутый и наглядный вид. Так казалось со стороны. В самом же взводе новичок вызвал настороженно-ревнивое внимание. Если бы он был как все, это куда ни шло. Но как принять такого?! Оказалось, что не ему к ним, а им приходилось привыкать к нему. Заняв место направляющего, первого отличника и спортсмена, он будто демонстрировал перед ними, что то, что требовало от них многолетних усилий и упражнений, на самом деле ни в каких усилиях и упражнениях не нуждалось. И хотя вскоре взвод убедился, что с приходом новичка ничего у них, в общем-то, не изменилось, принять его за ровню они не смели. В новичке одном оказалось все, что было у всех у них вместе, все, чего они хотели, к чему стремились, какими старались стать.

Один Брежнев не замечал Идеального. Но так было, пока тот находился в строю. Случилось, однако, неожиданное. Однажды Идеальный не стал в строй, а остановился рядом с Брежневым. Боковым зрением тот заметил его, но не придал значения. Всегда мог задержаться кто-нибудь из проходивших мимо суворовцев других взводов. Но Идеальный не уходил, и это заставило Брежнева невольно взглянуть на постороннего. Сейчас же тот тоже взглянул на него и оказался незнакомцем. Теперь они оба смотрели друг на друга. Тот же вопрос, что занимал Брежнева, стоял и в глазах незнакомого суворовца. Этого Брежнев не ожидал.

«Откуда взялся?» — подумал он.

Следовало что-то предпринять. Он посмотрел было на незнакомца серьезнее и внимательнее, чем обычно. Прежде этого всегда доставало, чтобы объясниться. Однако на этот раз вышло иначе. Незнакомец вдруг на глазах увеличился и оказался значительно крупнее Брежнева. И не только ростом, не только шириной плеч и комплекцией, но даже взглядом. Вообще Брежнев как бы весь уместился в пришельце. Этого Брежнев ожидал еще меньше и растерялся. Но незнакомец вдруг улыбнулся ему. Улыбнулся доброжелательно, за что-то явно уважая его.

«Пришел перенять опыт, — наконец догадался Брежнев. — Пусть посмотрит».

В самом деле, незнакомец смотрел.

«Они там не умеют себя вести, — подумал Брежнев почему-то о втором взводе. — Вот соединить бы два взвода в один».

Они проходили рядом весь день. Видно было, что во взводе пришедшему нравилось. На следующий день тот снова стоял рядом. Впрочем, он и не уходил. Спал где-то во взводе, вместе с помощниками командиров взводов поднялся за десять минут до общего подъема и заправлял постель, которой Брежнев, однако, не увидел. Когда же Идеальный остался на третий и четвертый дни, это обеспокоило Брежнева. Больше всего беспокоило то, что Чуткий, по-видимому, считал это положение нормальным.

«Кто же из нас настоящий помощник командира взвода?» — спрашивал себя Брежнев, потому что он только лишь собирался командовать, еще ничего не успевал сказать, как эти же самые команды отдавал странный двойник.

Через неделю тот уже делал все сам, а Брежнев только думал. И Чуткий соглашался с этим. Он даже принимал рапорты нового помощника. Тот не только заменил Брежнева, но будто занял его физическое место в пространстве. Но это уже нравилось Брежневу. Особенно нравилось, как образцово вел себя его первый взвод.

Почти одновременно Идеальный объявился и во втором взводе. Возбужденный и деятельный Светланов чрезвычайно обрадовался новому товарищу. Наконец-то баскетбольная команда второго взвода могла на равных играть против баскетболистов третьего взвода! Наконец-то второй взвод мог показать себя!

Тогда же Годовалов обнаружил Идеального и в своем взводе, но не удивился.

— К нам? — спросил он и вкрадчиво, догадливо улыбнулся.

Идеальный кивнул и тоже улыбнулся.

Годовалов мог и не спрашивать. Конечно, только в их взвод могли направить такого суворовца. Новенький явно производил впечатление. Хотя все у него, не только тело, но движения, жесты и взгляд, было крупным, представлялось, что он мог действовать так же легко и умело, как самый маленький и сноровистый человек. Дима видел, как внутренне подтянулись Руднев и Попенченко, самый длинный во взводе Зигзагов показался совсем тонким, а уважительный сибиряк Кедров будто опал телом и превратился в невидного подростка. Что-то неуловимо изменилось. Возникла новая расстановка. Диме тоже стало не по себе. Таких крупных сверстников он еще не встречал. Но следующие впечатления уже не были столь разительными. Прошло еще немного времени, и оказалось уже возможным сравнивать новенького с Рудневым, Попенченко. Еще неизвестно, кто был кто. Как-то покажет себя новичок на деле?

Насторожился Ястребков.

— А почему его к нам? — подумал он вслух. — Еще один выскочка!

— Верно, родители у него шишки, — решил Гривнев.

Но держался новенький молодцом. Самое удивительное оказалось то, что он, очевидно, не догадывался, каким его видели. От него исходило странное обаяние равенства всех и каждого. У Гривнева даже возникла мысль, что если уж такой во всех отношениях видный сверстник находил интерес в их суворовской жизни, тем значительнее она должна быть для других. Думал, однако, Гривнев не столько в пользу Идеального, сколько в пользу суворовской жизни. Переваливаясь с ноги на ногу небольшим, но увесистым телом, удовлетворенно вращая выпуклыми глазами, он в первую же свободную минуту подошел к новому товарищу и протянул цепкую руку. Пожатие Идеального оказалось необычно внушительным, а улыбка широкой. Но произошла заминка. Гривнев еще цепко держал руку Идеального и, чего-то ожидая, улыбался, а Идеальный перестал было улыбаться, рука его ослабела до ватности, но затем пожатие снова стало внушительным, и сам он опять простовато заулыбался.

С первого взгляда новенький понравился Уткину. Тем особенно понравился, что был тверд, всех уважал и этим походил на него.

За своего принял Идеального и недоверчивый Хватов.

— Айда, — сказал он, — в столовую за сухарями.

Настороженность Ястребкова тоже скоро прошла.

— Объясни, как играть, — попросил Идеальный.

Ястребков показал. Раскрученную пальцами ошичку метали в лежавшую на асфальте ошичку соперника. Тот, кто промахивался, отдавал свою ошичку. Побеждал и тот, от чьей ошички ошичка соперника отлетала дальше. Расстояние измерялось ступнями.

Ястребков сводил его на подсобное хозяйство за баней, где в подвальном помещении сваливали кости.

Идеальный никого не задевал. С ним можно было посидеть на лавке под кленом или искупаться в бассейне, при этом, хотя он здорово плавал и весело брызгался, вода почему-то никому не попадала ни в рот, ни в нос, ни в