Ящик водки - Альфред Кох

Самое страшное то и дело случалось. Мать в такие дни приходила домой просто никакая, только говорила: «Очень был тяжелый ребенок. Не удалось спасти». Медицинским цинизмом там и не пахло. Ну могут такие стрессы проходить бесследно? Они жизнь удлиняют, что ли?

Кстати, вот еще вспомнил: в платяном шкафу целая полка была занята конфетами и шампанским – от благодарных родителей счастливых пациентов.

– А где ты работал в 88-м? В Калуге?

– Нет. Из Калуги я же уволился. И стал работать на московские газеты. Гонорары в них были не в пример лучше калужских. Ну и вообще это было более достойным занятием.

Комментарий Свинаренко

В 88-м работать было интересно. Газетам дали небывалые послабления. Но, конечно, до известных пределов. И все еще в рамках господствующей идеологии. Помню, послали меня в Баку, написать про подпольную торговлю дефицитом. Есть у них в городе такой квартал Кубинка, в нем все и происходило. Ничего ужасного там не случалось, это был – если описывать ситуацию в сегодняшних терминах – обычный оптовый рынок. Ну «Мальборо», «Хайнекен», водка днем и ночью, турецкие кожаны… Банально. Ну за анашой туда еще приезжали и за девками – подумаешь! Но тогда это была страшная экзотика – во как! В открытую! Все дозволено! И под самым носом у советской власти! Я написал про это веселую заметку. Пафос ее был в том, что вот все всё знают, а никто никого не ловит. Ездил я и в рейды по отлову проституток. Менты жаловались – еще и это на них взвалили. А раньше мусульманки в проституции замечены не были. «А теперь почему же?» – спрашиваю. Мне отвечали: «Проклятый вещизм во всем виноват, девок губит». В общем, за эту заметку и сегодня не стыдно – я как бы описывал ростки рынка. И даже намекал на коррупцию – так, мягко. Я там написал, что все менты, с которыми я разговаривал, курили «Мальборо», которое в Баку стоило раза в два дороже, чем в Москве, то есть рублей пять. Никак не по милицейской зарплате. И я всех спрашивал: откуда курево? А они, конечно: брат подарил, товарищ угостил…

Еще, помню, ездил в Ростов. Писал про драматический поворот в судьбе одного комсомольского функционера: он из секретарей райкома ушел в официанты. Я пошел к нему обедать, он мне подносил пиво, и я его расспрашивал, ловко ли у него тут идет строительство коммунизма. Он в целом резонно мне отвечал, что любой труд почетен. А еще я его доставал таким вопросом: «Как же так, ты вон сколько народу загнал служить в армию, а теперь от нее косишь?» Но голос совести мне в нем пробудить не удалось: чего с комсомольского работника взять?

А вот в пару командировок, куда я стремился, съездить не удалось. По причине моих невысоких морально-политических качеств. Я собрался в Афганистан и про все договорился с Минобороны, с какими-то полковниками там – мы с ними дружили и выпивали, – но вдруг они стали со мной очень холодно разговаривать и даже бросали трубки. Все сорвалось. Отгадка простая: никак не могло обойтись без запроса в КГБ, а там, видно, вспомнили про мой скромный вклад в самиздат.

И с «узбекским делом» я пролетел, которое тогда гремело. На этот раз все испортила Генпрокуратура СССР. Я туда пришел на очередную беседу по поездке – с опозданием и в состоянии тяжелейшего похмелья. И им в таком виде не понравился. Не взяли меня в Ташкент. А напился я накануне со знакомым немцем, который впервые приехал в Союз и остановился у меня на правах мужа моей бывшей немецкой подруги, – молочный, типа, брат. Я к встрече припас пару бутылок водки, мы ее всю выпили, и я из вежливости спросил: «Еще хочешь?» Он отвечает: «Naturlich, Игорь Николаич!» Я достал портвейн. Опять мало! Сходил к соседу за самогонкой, взял взаймы. После одеколон пили. Я думал: ну до чего крепкий попался немец, даром что такой щуплый, мне уж тяжело, а ему все давай и давай. Положил я его на раскладушке, спим… Ночью просыпаюсь от страшных звуков – думал, начинается извержение вулкана: все выпитое и съеденное полезло у человека из всех дыр. И он бормотал, буквально как Чехов перед смертью, который почему-то на иностранном сказал нам прощальные слова, дословно: «Ich sterbe» («Я умираю».) Но он не умер, удалось человека откачать и выходить, хотя шансы у него были небольшие. Ну вот. Умирающего я спас ценой командировки в Узбекистан. Потом, кстати, я немца спросил: «А ты что, серьезно бухаешь вообще?» – «Не, – говорит, – два пива плюс сто водки – и я готов». – «А на хера ж ты требовал добавить?» – «А я не требовал, я просто из вежливости тебе врал, что еще хочу. Я думал, что в России такой обычай: нельзя отказываться, если наливают… Sancta simplicitas!»

Я и сам тогда чуть не помер.

Комментарий Свинаренко

Дефицит

В 88-м начался дефицит вообще на все. Мы, журналисты, переживали его вместе с народом, но все же несколько иначе. В редакционных отделах иногда выдавали талоны на ширпотреб, как-то досталось и мне. И вот в назначенный день приезжаю я на закрытый обувной склад… Передо мной стояла задача – купить жене зимние сапоги (если кто помнит такую проблему). В коридоре очередь выстроилась – вся редакция, начиная с замзавотделами и ниже. Стоял я полдня, а когда уперся в прилавок, оказалось, что женские сапоги мужчинам положены только начиная с уровня старшего корреспондента. Пришлось взять себе мокасины с кисточками.

Кроме сапог, бывали и так называемые продуктовые заказы из колбасы и самый дешевый в мире растворимый кофе – в коричневых банках, они и сейчас встречаются в киосках. Духовная пища тоже была квотирована. Помню закрытые показы: какой-нибудь «Регтайм» Формана. Тогда я неделю ходил под впечатлением. А недавно взял кассету, лег на диван, начал смотреть: нет, вяло! Не катит. В чем дело? Может, в том, что мы были измучены фильмами про заводы и колхозы, про девушек, которые не дают, и правильных непьющих парней, которые молча курят, выразительно глядя вдаль. На таком дохлом фоне всякий фильм, где человек не жалобу нес в партком, а стрелял из ружья по пидарасам, которые насрали ему в автомобиль, обречен был на статус шедевра, на благодарное внимание и долгую память.

– А еще надо отметить такое событие: в 88-м я женился.

– Не имея соответственно ни кола ни хера.

– Ну. Женился на теперешней жене и поселился у нее в коммуналке.

– А, ты из-за жилья женился! Был элемент меркантильности в твоем браке! Ты, когда женился, учитывал факт наличия жилья? Вот я когда женился, был чистый эксперимент. У меня не было жилья, и у нее не было.

– «Мои оправдания здесь были бы неуместны и несколько искусственны. Да и статья посвящена несколько другой теме»… Это я цитирую твой пассаж из газетной полемики с Авеном. Ты хочешь, чтоб я исправил ситуацию? Стоит только развестись – и справедливость восстановится! Ха-ха. Но если разбирать тему серьезно, то простыми ответами типа да/нет отделаться не удастся. Придется мне тут занять твое время и прибегнуть к развернутым объяснениям и примерам. Чтоб ты понял ситуацию.