Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером - Александр Бородыня

Чекан делал укол, почти не глядя, поршень не прошел еще и трети объема, когда Д.Д. осторожно подвинул руку, игла вышла из вены, и под кожей заметно вспух темно-синий водяной волдырь. Тут же Д.Д. закрыл глаза и выпрямился на кровати.

Он прислушивался одновременно к удаляющимся шагам и к своей подступившей изнутри тяжелой сонливости. Часть лекарства все-таки попала в кровь. На этот раз сознание покинуло его не сразу. Стараясь продержаться как можно дольше, лежал не шевелясь.

Что-то скрипнуло, он открыл глаза. Сквозь возрастающую пелену увидел отворяющуюся дверь палаты. Он даже не был уверен, что это не галлюцинация, что он не принимает желаемое за действительное.

— Пожарник?! Каким образом ты здесь? — спросил он, вглядываясь в детское лицо. — Уходи…

— Нас мама с собой на работу таскает, боится, что мы квартиру подожжем, — сказал один из близнецов. — Знаете, вас бандиты охраняют, на лестнице двое стоят!

— Брат-то где?

— В коридоре на стреме остался.

Ребенок склонился над постелью. Глаза Д.Д. уже зализал черный мрак сна. С трудом шевеля сухими губами, он прошептал:

— Пожалуйста, пойди позвони Лиле, скажи, что я просил ее прийти, любой ценой, скажи, что я должен ее еще раз увидеть, скажи, что, если она не сможет меня растолкать, пусть не боится, пусть колет чем-нибудь покрепче, чтоб только проснулся. Это очень важно. Только отсюда не звони, спустись в холл. Оттуда из автомата позвони Лиле…

Развиваясь, болезнь прибавляла и прибавляла телу ненормальной бодрости. Как молодой зверь, Д.Д. бежал по тундре. Равномерное дыхание, злость во всех мышцах, хлещущий в лицо животворящий воздух… Он не чувствовал голода, не чувствовал жажды, не было никакой усталости. Избыточное поначалу понимание мира было не просто бесплатно полученным озарением, не просто пониманием космических законов, это было — руководство к действию, инструкция по собственному спасению. Теперь он понимал, как нужно рассчитать энергию тела, как впитать воду, содержащуюся в морозном воздухе прямо через легкие. Он управлял своими мышцами, как водитель автомобилем, и шел не останавливаясь.

Направление тоже оказалось нетрудно выбрать, он знал уже и сколько километров нужно пробежать, и что он найдет в конце пути. Знал, что не будет пойман, но не знал еще, что его новое состояние рассчитано лишь на пять дней, не знал, что очень скоро придется платить, что перед ним встанет выбор: собственная смерть в уплату за «космос» или смерть других не повинных ни в чем людей.

Почти сутки он отсыпался, лежа под грубым одеялом. На короткие минуты приходя в сознание, разглядывал хозяев дома, укрывших его. Симпатичная семья: молодой мужик небольшого роста и очень широкий в кости, лохматая рыжая баба лет на пять постарше своего мужа и трое малолетних ребятишек, старшему из которых в лучшем случае было лет семь. Д.Д. ощутил ненависть к этим людям. Теперь, сорок лет спустя, прокручивая события вторично, он ясно понимал, что ненавидеть своих благодетелей расстрелянному и бежавшему зеку было не за что, но тогда, впервые, это чувство было искренним и сильным.

Очнувшись на третьи сутки, он понял — наступила расплата. Теперь, много лет спустя, он знал: перед подобным выбором за последние семьдесят лет вставали миллионы людей, но тогда он оказался один на один со  своим вопросом. Это было единственное, чего он не знал тогда. Он не знал, что не одинок, и был уверен в исключительности своей ситуации. Выбор был невелик: вариант первый — не сопротивляться и честно умереть; вариант второй — передать болезнь этим пятерым, чтобы они понесли ее дальше в мир, передать и забыть, оставить в себе как напоминание только легкое чувство вины; и вариант третий, самый страшный — не дать распространиться болезни, убить этих пятерых и остаться при своей памяти. Теперь, через сорок лет, Д.Д. видел, что трех вариантов не было, их было всего два: не любой человек способен на самоубийство, а здесь выходило в тысячу раз больнее, нежели от отчаяния или по необходимости прикончить самого себя (свою обреченность он тогда воспринимал не как привнесенную извне, но как собственное решение, собственный выбор). Разогнанное болезнью тело не в состоянии принять смерть.

Он опять видел себя: одетый в чужое белье, он сидит на деревянной скамье и смотрит на женщину. Убить было очень трудно. Он разговаривал с мужиком, что-то отвечал детям, жадно ел и все время думал о том, как спасти свою жизнь и одновременно с тем не дать заразе распространиться дальше. Он прокручивал в голове целую Вселенную со всеми ее скрещенными звездами. Теперь, сорок лет спустя, он вглядывался в лица этих людей, лица были добрые.

Первым он убил мужика, в сенях, топором, вонзил тяжелое лезвие глубоко в переносицу. Тот даже не крикнул.

Женщина пятилась, глядя испуганными глазами, пока не уперлась спиной в стену избы. Он запомнил, как она перед самой смертью убрала с глаз волосы, запомнил ее взгляд. Она тоже умерла быстро.

Детей Д.Д. не стал рубить, а по одному задушил.

Третий вырвался, и за ним пришлось бежать по снегу. Нагнал, свалил ударом кулака и воткнул лицом вниз. Надавил и нажимал до тех пор, пока тело не перестало дергаться. Когда он перевернул теплый труп, на лице мальчика сияло блаженство. Он умер счастливым в первой стадии заражения, успев осознать мир таким, как он есть, огромным, но не успев его принять.

Д.Д. показалось, что опять колют в руку, но он не очнулся. Картинка перед глазами свернулась и погасла. Он услышал отдаленный голос, но не разобрал слов. Он представлял, по порядку восстанавливал в памяти, как после избавления от болезни тогда, в пятьдесят третьем, потерял способности, как немного позже понял: некоторое чутье сохранилось — способность к внутреннему расчету, пригодному как в драке, так и в крупном деле. В основном он занимался наводкой.

Через несколько лет Д.Д. обнаружил в себе какую-то неестественную неприязнь к людям, к любым людям. Однажды он поймал себя на мысли, что хотел бы покончить разом со всеми существующими людьми. Не то что возвышенные идеи или низменные страсти, обычная человеческая логика, простые жизненные стимулы раздражали Д.Д. Самое простое, самое естественное казалось бессмыслицей.

«Нетерпимость? — спрашивал он себя. — Вовсе нет. Скорее неприятие самой формы биологического существования. Человек по определению не разумен. Это всего лишь маленькая примитивная схема. С точки зрения холодного разума, род людской — это пятно от томатного сока на черном бархате вселенной».

Он ненавидел человечество. Он хотел его уничтожить, но это не было желанием убивать, это было желанием прекратить.

Взять на себя

Мысль его еще работала, выстраивая окончательную логическую конструкцию, мысль еще занимала сознание, а перед глазами Д.Д., давно уже открытыми, опять проступали очертания больничной палаты.

«Не нужно даже принимать решения. Я ведь знаю, чего хочу. Я всегда могу отступить. Но если играть дальше, от меня ничего не зависит, — подумал Д.Д. — Как карта ляжет».

Опять очнувшись и увидев себя лежащим на кровати, он попробовал пошевелиться и не смог. Он даже не мог подвинуть голову. Рядом кто-то стоял. По дыханию нетрудно было догадаться, кто это.

— Это ты? — спросил он и тут же потребовал: — Девочка, сделай мне еще один укол. Я должен подняться на ноги…

— Вам нельзя с вашим сердцем…

— Не важно, коли! Я уже старенький, если умру, не страшно, много хуже будет, если мы с тобой дело до конца не доведем. Коли! Ты можешь достать лекарство?

— Конечно, могу… Конечно, я сделаю вам укол, если вы так считаете. Но я ни за что не отвечаю… Это очень опасно…

Он так и не видел лица Лили. Прошло какое-то время, девушка ненадолго отлучилась, вернулась, присела рядом. Жгут перетянул руку выше локтя, и игла опять вошла в вену.

— Я не отвечаю за вашу жизнь! — сказала Лиля.

— Я сам… Сам за все отвечу!..

Лекарство проникло в кровь и быстро разбежалось внутри тела. Ощутив возможность двигаться, Д.Д. сел на кровати и спустил ноги вниз.

Укол подействовал таким образом, что он чувствовал себя опять достаточно бодрым. Вопрос, надолго ли?

— Ну вот и хорошо! Можно идти.

— Куда идти?! — испугалась Лиля.

— Слушай-ка, ты в этой больнице работала?

— Работала, да.

— Значит, ты все здесь должна знать. Прошу тебя, не задавай лишних вопросов. Поверь, я делаю все правильно. Сейчас мы с тобой пойдем в операционную, но очень осторожненько, так, чтобы нас по дороге никто не заметил.

Покачиваясь на еще слабых ногах, Д.Д. вышел из палаты.

В коридоре пусто. Он слабо освещен редкими ночниками. В палате не нашлось не то что пижамы, а даже белья. Д.Д. хотел взять простыню и завернуться в нее, но передумал. Вынужденная нагота даже подбадривала старика.