Стрижи - Фернандо Арамбуру

Он положил свою огромную лапищу мне на плечо, что означало большую честь, приблизил желтые усы к моему уху и шепотом спросил, не могу ли я припугнуть того парня, который гнобит нашего Раулито.

– Разузнай, кто он такой, и дай ему пару затрещин. Чтобы в штаны наложил.

На следующий день я открыл для себя одно обстоятельство, которого папа знать не мог. На беду, у того мальчишки тоже имелся брат, и учился он на класс старше меня. И брат этот был, между прочим, парнем плечистым и крепким, так что я, хорошенько оценив ситуацию, попросил пойти вместе со мной двух надежных одноклассников – втроем мы выглядели повнушительнее. Я решил, что достаточно будет затащить мальца в какой-нибудь угол на школьном дворе и припугнуть – но исключительно в словесной форме. Итак, я просто схватил его за грудки, назвал имя моего брата и объяснил, что станет с тем, кто еще хоть раз посмеет Рауля обидеть. Понял? Он ответил, что да, понял. И я его отпустил.

Годы спустя, когда Рауль снова взялся перечислять свои паскудные обиды и жаловаться на то, как я обходился с ним в детстве, я спросил, помнит ли он, что однажды мне довелось защитить его в школе – после чего на какое-то время он был избавлен от издевательств одноклассников. Но брат этот эпизод начисто забыл. Разумеется, он ведь помнит только то, что ему выгодно.

13.

Сегодня вечером я чувствую усталость, у меня слегка болит голова, поэтому мне не хочется копаться в воспоминаниях. Лучше вернусь к своей коллекции анонимок. Беру следующую из пачки, в ней говорится:

Ходят слухи, что ты потерял всякий интерес к своим урокам в школе: плохо к ним готовишься, и ученики помирают со скуки. Можно догадаться, что ты катишься под откос, теряешь интерес и волю к жизни, поэтому настроение у тебя хуже некуда, но ученики-то в чем виноваты? Если ты не в силах должным образом выполнять свою работу, увольняйся и освободи место для кого-то другого. Ты уже ни на что не годишься.

Записка меня расстроила.

Амалия написать ее не могла. Как раз тогда она уехала с Ольгой за границу. И не стала от меня это скрывать:

– Мы с Ольгой едем в Лондон. Хотим походить по магазинам, а заодно и узнать друг друга получше.

Вот так прямо – без обиняков.

Правда, у меня мелькнула мысль, что Амалия могла написать анонимку заранее, до отъезда, ведь записка не имела привязки к конкретному времени, и попросила кого-то из друзей бросить ее в почтовый ящик, пока будет в отъезде. Могла даже снабдить этого человека ключом от нашего подъезда. Нет, как-то это слишком сложно. И потом: зачем?

Вывод получается однозначный: кто-то за мной следит. Может, этим занимается частный детектив. А еще я подумал о Джордже Оруэлле, о Большом Брате, о тайном заговоре недоброжелателей, решивших испортить мне жизнь. Но в любом случае всплывал все тот же вопрос: зачем?

На какую выгоду, награду или удовольствие мог рассчитывать этот некто, тратя время и силы на слежку за такой мелкой сошкой, как я?

А может, у меня развивается мания преследования?

14.

Я сразу же оценил все преимущества того, что Рауль стал спать в гостиной, оставив в полном моем распоряжении комнату, которую мы с ним прежде делили. Теперь я мог приглашать к себе друзей. Не скажу, что раньше этого не делал, но когда брат сидел рядом, готовя уроки при свете настольной лампы, нам приходилось понижать голос, да и возможностей для развлечений было маловато. Кроме того, толстяку якобы следовало рано ложиться спать. Рауль, конечно, в первую очередь хотел подгадить мне, ведь ему было уже семнадцать лет, почти восемнадцать, а он твердил, что должен непременно спать восемь часов в сутки.

Теперь я часто и с удовольствием приглашал приятелей, мы запирались у меня в комнате и не расходились до поздней ночи. Сидели на полу или на кровати, потому что стул был только один, часами слушали пластинки, обсуждали книги, смотрели фильмы, взятые в видеоклубе, играли в карты и курили травку. Это была моя личная территория. Где командовал я. Где никто не говорил мне, как надо себя вести и когда надо погасить свет.

Иногда я запирался там с девушкой. Сегодня с одной, завтра с другой. В этом смысле восьмидесятые годы были эпохой полной свободы, когда главным лозунгом стало: живи в свое удовольствие. А потом грянул СПИД – эта мрачная история могла затронуть и меня тоже, но не затронула, болезнь не постучала в мою дверь.

Сегодня у меня оставалась ночевать однокурсница, завтра – девчонка, с которой я несколькими часами раньше познакомился в баре в Маласанье и у которой я, кажется, даже забыл спросить имя. Как-то в субботу в моей постели очутилась женщина лет тридцати-сорока. Я не видел ее никогда раньше, ни разу не встречал и потом. Она подошла ко мне в любимом мной тогда баре «Млечный Путь», сразу взяла быка за рога и даже сама заплатила за такси. Женщина легла на меня, и мне показалось, что она очень торопится, словно от кого-то убегает. Вообще говоря, мир в ту пору, казалось, наполнился отчаявшимися людьми, людьми, которые выпрашивали наслаждение как милостыню, людьми, у которых дрожали от нетерпения руки. Когда мы закончили, я полуголый пошел ее проводить до двери, где она простилась со мной со слезами на глазах и при этом благодарила с непонятной мне пылкостью.

Однажды мама, не говоря ни слова, положила на мой письменный стол упаковку презервативов, из чего я сделал вывод, что она не осуждала мой образ жизни.

– Единственное, о чем я тебя прошу, – сказала она несколько дней спустя, – это чтобы ты окончил университет.

15.

Тогда же, в годы моей молодости, случилась забавная история, вспоминая которую, я не могу слегка не пожалеть брата. Я предпочел бы выкинуть ее из головы, но вот уже три вечера подряд она всплывает у меня перед глазами, и боюсь, что если не опишу тот случай, он будет преследовать меня до конца моих дней.

Коротко говоря, на ночь я привел к себе Пилуку. Пилука была моей сокурсницей, не скажу чтобы очень красивой, но здоровой и веселой. Кроме того, я в жизни не встречал более раскованной девушки. В университетские годы она крутила роман с парнем, который позднее стал ее мужем и отцом, смею предположить, ее детей. Пилука предлагала тебе переспать с ней, как приглашают