Две невесты Петра II - Софья Бородицкая

Князь Александр Меншиков был впоследствии генерал-аншефом, гвардии майором и кавалером ордена Св. Александра Невского. Это был глупый и ничтожный человек. Спесивый в юности, во дни могущества отца, он вернулся из Сибири любезным и предупредительным. Он женился на Голицыной, единокровной сестре моей прапрабабки и умер в 1764 году 50 лет, оставив двух сыновей и двух дочерей.

В царствование Петра II при русском дворе было две партии, не считая Долгоруковых. Последних «партией» нельзя было назвать — это был семейный кружок, не более. Обязанность, не всегда приятная, быть беспристрастным заставляет нас признать, что в действиях Долгоруковых этой эпохи не было иных побуждений, кроме личных, эгоистических, имевших целью разбогатеть, удалить от двора всякое влияние, кроме своего, и пользоваться жизнью и её наслаждениями, нисколько не считаясь с правами и достоинством ближнего. Единственная их заслуга в том, что они не были жестоки; за исключением трагической истории Меншикова, все преследования и изгнания этого царствования отличались мягкостью и ни одно имущество, кроме имущества Меншикова, не было конфисковано. Надо заметить, что жестокость была чужда характеру Петра II, и ещё более характеру его сестры, великой княжны Наталии Алексеевны[30], которая могла бы быть ангелом-хранителем России, если бы осталась жива. В 1729 году молодой император исполнил обещание, данное им у постели умирающей сестры, и уничтожил ужасную тайную канцелярию (Преображенский приказ), которую, впрочем, императрица Анна восстановила немедленно по восшествии своём на престол.

Партия молодая, называвшаяся также немецкой, стремилась идти по пути, намеченному Петром I: охранять абсолютизм во всей его полноте и вести беспощадную борьбу со старыми обычаями, исконными устоями, со всем, что напоминало допетровский строй жизни. Эта партия была права, утверждая, что русские обычаи и устои конца XVII века были смесью монгольского варварства с византийским разложением; что Россию необходимо возродить при помощи европейской цивилизации, и возродить во что бы то ни стало; что политический строй России XVII века был гнилой насквозь, так что мы не были в силах даже вести войну с Турцией. По счастью, мы были дважды спасены фанатизмом и отсутствием политического такта польских магнатов: они помешали Владиславу надеть шапку Мономаха, не допустив его принять православие, и затем, полвека спустя, религиозными преследованиями и притеснениями магнатов заставили Малороссию присоединиться к России. Когда представителям немецкой партии ставили на вид, что нецелесообразно управлять нацией, особенно верхним её слоем, пришедшим в соприкосновение с европейской культурой, при помощи азиатских приёмов Царя Преобразователя, они отвечали, что монгольские и византийские начала так присущи русской натуре, что с этой стороны нечего опасаться; что люди, которые, несмотря на свои богатства и исключительное общественное положение, так безропотно и легко позволяют себя грабить, отправлять на поселение, стегать кнутом и изувечивать, очень ещё далеки от европейской знати; что нет такого ига, тягость которого им показалась бы невыносимой... Дальнейшая история нашего отечества доказала, увы, правоту этого приговора.

Партия русская, ошибочно называемая старорусской и мнившая себя таковой, понимала также всю невозможность и опасность восстановления обветшалого прошлого, во всём его целом; она готова была допустить развитие культурности в России на условии сохранения, однако, старинного быта в частной жизни, сделав в этом отношении одну только уступку, очень важную, так как сама по себе она создавала своего рода социальный переворот: они навсегда отказались от азиатского обычая запирания женщины, обычая, сложившегося во времена Монгольского ига и уничтоженного Петром Первым. Русская партия готова была пользоваться услугами иностранцев, понимая, что обойтись без них нельзя, но пользоваться ими она хотела с большим выбором и считала невозможным допускать их к высоким должностям, делая исключение лишь для тех, которые принимали православие и вступали в брак с дочерьми русских вельмож; последнее допускалось и в допетровское время. Наконец, большинство сановников, принадлежавших к русской партии, тяжело чувствовало гнёт царской власти и с вполне понятной завистью смотрело на независимость польских магнатов, на вновь восстановленную после смерти Карла XII шведскую конституцию... Они мечтали создать ограничения самодержавию. Влияние, которое оказали шведские учреждения на поведение русской знати в 1730 г., заставляет меня сказать несколько слов о шведской конституции. Парламент в Швеции состоял до 1865 г. из четырёх палат: 1) Палата духовенства, где архиепископ Упсальский и епископы заседали по праву, прочее же духовенство — по выборам. 2) Палата дворян, где по праву заседали старшие в роде от всех дворянских родов без исключения. Они делились на три секции, голосовавшие каждая отдельно: а) секция графов и баронов, в) секция старого дворянства, с) секция молодого дворянства. 3) Палата горожан и 4) Палата крестьян — обе выборные — Сенат, состоявший из шестнадцати пожизненных сенаторов, служил совещательным учреждением во время парламентских каникул.

Короли Карл XI и Карл XII перестали созывать парламент и захватили в свои руки неограниченную власть, превратив Сенат в своего рода канцелярию. По смерти Карла XII шведские генералы провозгласили королевой его сестру принцессу Ульрику Элеонору, супругу принца Фридриха Гессен-Кассельского. Сенат признал эти выборы незаконными, созвал парламент и сообща с ним вновь избрал принцессу Ульрику Элеонору, взяв с неё обязательство царствовать на нижеследующих условиях:

   1) законодательная власть и право учреждать налоги, объявлять войну и заключать мир — должны быть разделены между королём и парламентом; 2) совершеннолетие монарха наступает в восемнадцать лет; 3) монарх управляет страной сообща с Сенатом; 4) высшие сановники выбираются Сенатом большинством голосов; 5) подданные, включая сюда армию и флот, присягают в верности королю и государству.

Эта конституция существовала в Швеции до 1772 г. Она была уничтожена Густавом III, восстановившим неограниченное правление, длившееся до 1809 г., когда вновь была восстановлена в Швеции конституционная монархия. Наиболее влиятельные русские вельможи очень определённо мечтали о введении в России конституции по образцу шведской, но большинство дворянства было гораздо более скромно в своих стремлениях: они мечтали лишь об уничтожении телесных наказаний, об уничтожении права конфискации, отмене обязательной службы и о том, чтобы ссылка и всякий иной приговор совершались не иначе, как правильным судом. Такие стремления дворянства были бы более чем законны, если бы оно добивалось этих прав не для себя только, а для всего народа.

Оно стремилось, однако, сохранить также и крепостное право, — забывая, что в Швеции, как и в Англии, политическая свобода пустила такие глубокие корни только благодаря отсутствию рабства; забывая также, что свободное дворянство, пользующееся политической свободой и отказывающее в этом праве другим классам населения, попирающее крестьянство, обречённое на рабство, идёт к неминуемой гибели, увлекая за собой всю страну. В этом именно и лежала коренная причина гибели Польши.

Нелепая и бесчеловечная претензия русской партии приобрести дворянству исключительные политические права, сохранив вместе с тем крепостное право во всей его неприкосновенности, стояла на пути к освобождению, и русское дворянство, только в очень недавнее время, и весьма неохотно, отказавшееся от своих беззаконных прав, поплатилось за это тем, что до сих пор влачит своё существование под игом унизительного и постыдного рабства.

Немецкую партию составляло дворянство Балтийских провинций и все иностранцы, находившиеся на русской службе. Из них самые влиятельные были: вице-канцлер барон Остерман, фельдмаршал граф Брюс, генерал-фельдцейхмейстер граф Миних и обер-шталмейстер Ягужинский. В эту партию входили также и русские, возвысившиеся при Петре I и по своему скромному происхождению не имевшие права рассчитывать на соответственное положение в русской партии. Среди этих «новых» людей, как их называли, самым выдающимся по своим заслугам, уму и энергии был, несомненно, архиепископ Новгородский Феофан Прокопович, первоприсутствующий св. Синода, личный друг и один из главных сотрудников Петра I. Затем шли Головкины, Румянцевы, Чернышев и другие.

Русская же партия состояла из всей русской знати за исключением — во время царствования Петра II — семьи Долгоруковых, которые нисколько не заботились о благах государства, были заняты своими личными расчётами и поставили себя в очень невыгодное, совершенно обособленное положение.

Самым выдающимся человеком в русской партии, признанным её главой и руководителем, был старый князь Дмитрий Михайлович Голицын, старший брат фельдмаршала, князя Михаилы[31]. Князь Дмитрий Михайлович, такой же безупречно порядочный, как и его брат, имел все преимущества широкого ума, большой энергии и несокрушимой твёрдости.