Измены - Джина Кэйми

— То, что было между нами, было намного хуже, чем ты представлял себе.

— Нет, я имел в виду тебя. Я думал, что те параноидные реакции, какие у тебя были, как, например, обвинение во всем меня, были исключительно из-за кока. Теперь я сознаю, что ты готова…

Она снова не дала закончить ему фразу.

— Ты хочешь сказать, что я сумасшедшая?

— Доктора говорили мне, насколько серьезно ты больна. Они предупреждали, что ты еще не настолько поправилась, чтобы выписываться из клиники.

— А ты достаточно подготовлен, чтобы свести кого угодно с ума, Гриф, ты знаешь об этом? Психиатры должны приплачивать тебе за это.

Он сделал шаг ей навстречу.

— Лара, я не враг тебе. Это все исключительно из-за твоего больного воображения. Я хочу защитить тебя — от тебя самой. Ты же хотела убить себя.

— Нет, я не хотела умирать, — настаивала она, — я только хотела убить Лару Лайтон.

— Убить Лару Лайтон? Ты не слышишь, как ненормально звучит эта фраза? Лара Лайтон — самая желанная женщина в мире! Большинство женщин продали бы души, чтобы стать такими, как ты!

— Я — шутка, грязная шутка, над которой все смеются или презирают. Вот, с чем я хотела покончить, а не с собой.

В глазах Гриффина было написано, что он тщетно пытается понять ее бред.

— Я больше не могу быть тем фантастическим созданием, которое ты сделал из меня, Гриф. Неужели тебе не понятно это?

Он не возражал ей. Ей показалось, что он наконец понял ее.

— Пожалуйста, дай мне уйти. Я не собираюсь сорить деньгами, клянусь. Я отдам тебе все до цента. Все, что я хочу от тебя, — это свободу.

Он улыбнулся.

— Ни в коем случае, леди.

Эта его высокомерная, самоуверенная улыбка была более чем отказ.

— Почему нет? Ты уже не любишь меня. Ты женился на мне только для того, чтобы другие мужчины завидовали, что ты спишь с Ларой Лайтон. Может, мне рассказать всему миру, что ты кокаинист?

Гриффин побледнел, и это было заметно даже через его нежный загар, привезенный из Малибу. Правой рукой он с силой ударил ее по щеке так, что она отлетела на несколько шагов.

— Нет, ты слышишь меня?

Схватив Лару за плечи, он отшвырнул ее к зеркальной стене с такой силой, что стекло разбилось.

— Ты уже нанесла мне невосполнимую потерю. Я всякий раз закрывал глаза, когда смотрел на заголовки первых страниц газет. Если ты думаешь, что я разрешу тебе сделать из меня посмешище своим разводом, то ты намного ненормальней, чем я думал.

Лара была так подавлена дикой выходкой Грифа, что даже практически не чувствовала жжения от пощечины и боли от падения. Она и представить не могла, что он может так терять контроль над своими действиями.

— Ты только запомни одну вещь.

Он схватил ее за запястья и потряс ее шрамами у нее перед глазами.

— Я могу тебя освидетельствовать и засадить назад из-за твоего плохого самочувствия. Даже твоя дорогая доктор Аронс была против твоей выписки из клиники. Тебя выписали под мою ответственность.

Он отпустил ее руки.

— И ты можешь забыть о нанятых адвокатах и арендованных бунгало. Теперь ты просто не имеешь права выйти из этого дома без моего разрешения.

— Я не верю тебе, — заплакала Лара. — Это еще одна твоя…

— Только попробуй и увидишь, что будет. — По его глазам Лара поняла, что это не просто обещание. — Я не хотел этого, Лара. Ты вынудила меня.

Отступив назад, он поправил свой пиджак, чтобы удостовериться, что не помял его в ярости.

— В понедельник утром ты будешь на площадке, готовая к работе. Это будет подтверждением, что ты психически здорова.

Он поправил запонки на своей, шелковой рубашке.

— На твоем месте я бы позаботился о себе. Это твой единственный выход.

Следующие два дня, запертая в своем номере, Лара думала только об этом. Только Гриф и три медсестры около нее имели ключи от входной двери. С его обычной аккуратностью он снял замки со всех остальных дверей, а также отключил телефон. Ей не разрешено было ни разговаривать по телефону, ни принимать гостей. Еду ей приносили на подносе, сервированную на бумажных тарелках и пластиковыми приборами. Она даже была вынуждена оставлять открытой дверь, когда заходила в ванную. Это было ей напоминанием того, что ожидает ее, если она не подчинится его требованиям.

Анализируя ситуацию, она приходила к одному и тому же решению. Юридически Гриффин недосягаем: в его руках были все карты. Наконец она поняла, что единственный способ, каким она могла бороться с ним, — это принять его собственную игру и его любимую стратегию: «Никогда не борись с более сильным оппонентом; используй его собственную слабость против него».

Она разработала план. На следующее утро послала Грифу записку с согласием подчиниться его требованиям.

— Это уже лучше, — с энтузиазмом сказал Гриф, оглядывая внешний вид своей жены.

На Ларе был парик с волосами цвета платины, который он ей купил, но она изменила прическу и сделала ее в стиле знаменитой Брижит Бардо. Ее серьги с фальшивыми бриллиантами свисали до плечей, а белый атласный халат был отделан страусиновыми перьями.

— Ты никогда не выглядела более соблазнительно, — сказал он, не заметив пародийности ее внешнего вида.

Лара тоже была обрадована тем, что увидела при быстром осмотре спальни Грифа. Все было так, как она и ожидала. Горели только настольные лампы, бутылка шампанского остывала в серебряном ведерке, на окнах, а также везде вокруг них был лунный пейзаж моря, звучали успокаивающие песни Синатры. Она просто ликовала, когда увидела горку кокаина на зеркальном подносе.

Переодетый в красную шелковую пижаму с вышивкой золотыми нитками на нагрудном кармане, Гриффин развалился на соболином покрывале своей огромной кровати. Он был свежевыбрит, а каждая прядь его серовато-стальных волос была тщательно уложена. Он улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой.

— Я счастлив видеть тебя, Лара.

Лара не поверила показной готовности ее мужа все простить и забыть. Она знала: ее капитуляция не будет считаться полной, если она не подчинится ему в сексуальном плане. Сбросив с себя атласные тапочки, она встала на постель; ее пальцы утопали в соболином мехе, когда она, балансируя, подходила к нему.

Пока она садилась с ним рядом, Гриффин успел открыть шампанское.

— Это шампанское уникальное, — похвастался он, показывая ей этикетку, — по двадцать тысяч долларов за бутылку. Я покупал его, чтобы вложить деньги, и сегодня посчитал, что такое событие должно быть отмечено именно таким шампанским.

Он артистическим хлопком открыл бутылку, посылая пробку в потолок.