Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

Она представляла себе, как они вместе плывут на лодке по реке Святого Лаврентия. На мальчике был костюмчик моряка и бескозырка. Они у борта склонились над рекой и увидели, что вода вокруг кишит осетрами. Рыбины походили на мраморные заготовки, из которых еще не изваяли ангелов.

Она рисовала в воображении, как они вдвоем в шляпах «сафари» идут по африканским джунглям с биноклями на шее, чтобы любоваться красотами дикой природы. Мысленным взором она видела себя и его у Эйфелевой башни, в беретах, жующих багеты. Ей представлялось, что они в Лондоне пьют чай, а на головах у них угнездились голуби.

Подходя к гостинице, Роза заметила девчушку, подносившую ко рту куклы зеркало, как бы проверяя, жива еще кукла или нет. Роза улыбнулась.

Пьеро тоже стал задумываться о ребенке. Воображение рисовало ему миниатюрную черноволосую девочку. Она постоянно будет задавать ему вопросы о природе и вселенной. Ему это будет приятно. Маленькая Роза спросит его, можно ли путешествовать в открытом космосе и пожимать руки обитателям иных миров. Маленькая Роза спросит его, можно ли путешествовать во времени, чтобы взглянуть на динозавров. Маленькая Роза спросит его, можно ли взять в дом зебру домашним питомцем. Маленькая Роза спросит его, можно ли найти в бутылке джинна. Маленькая Роза спросит его, можно ли в китайском квартале купить ковер-самолет.

И на все ее вопросы он будет отвечать утвердительно.

По дороге домой он всегда проходил мимо статуи воина-ирокеза. В тот день на его правом плече сидела ворона, ее клюв напоминал кусочек угля. Пьеро понадеялся, что это хорошее предзнаменование.

46. Биение кроличьего сердца

Теперь, когда Роза была беременна, выступать по-настоящему она не могла. Циркач немыслим без куража. Он рискует здоровьем и даже жизнью, чтобы рассмешить или поразить зрителей. В этом заключена особая притягательность. Жертвенность притягательна сама по себе. Но теперь такого чувства у нее не возникало. На первом месте стоял ребенок. Ей в голову не приходило кувыркаться колесом или вытворять что-то подобное. Сама мысль об этом приводила ее в ужас.

По утрам Розе было так нехорошо, что она с трудом вставала с кровати. Она постоянно чувствовала себя совершено вымотанной. У нее возникало ощущение, что она умрет, если не сможет хоть немного покемарить. И поясница болела, будто кто-то всадил ей туда нож.

Ей было невмоготу искать работу. Она как-то встала в очередь безработных, которые хотели получить работу на фабрике, но прямо на улице потеряла сознание.

Как-то днем кто-то постучал в дверь гостиничного номера. Роза открыла и увидела девочку, которой на вид можно было дать не больше тринадцати лет. Она демонстративно держала за ухо мертвого кролика.

Она сообщила Розе, что кролика можно купить. На девочке была кофточка, которую, скорее всего, она сама сшила из шкурок кроликов, которых съела. Роза спросила, есть ли у нее живые кролики. Девочка предложила ей сходить к ней домой.

Им только нужно было свернуть за угол и подойти к неказистому трехэтажному дому, где на верхнем этаже и жила девочка, разводившая кроликов. Большая клетка для кроликов стояла во второй спальне в дальней части квартиры. Лепнину на стенах под самым потолком украшали изображения маков. Обои на стенах были приятного голубого цвета. Клетку девочка сделала из старого шкафа. Вместо зеркала в дверцах она приладила проволочную сетку. На каждой полке жило по кролику, как будто шкаф превратился в многоквартирный кроличий дом. Задумка выглядела поистине оригинально.

Розе было интересно, что случится с этим необычным ребенком после Великой депрессии. Ей не хотелось, чтобы девочка со временем стала чьей-то заурядной женой.

– Хотите, чтобы я свернула кролику шею? Голову ему отрезать слишком хлопотно. Сначала я бью кролика по голове колотушкой. Это получается быстро. Первые раз пятьдесят я от этого плакала, а теперь больше не плачу.

Роза взяла с собой небольшой чемодан. Она посадила внутрь живого кролика и пошла со зверьком в чемодане по улице. Вероятно, ей хотелось спасти жизнь хотя бы одного живого существа. Кролик бился в стенки чемодана, как будто она умыкнула чье-то сердце.

– Что же, моя дорогая, ты такое сделала? – спросил ее Пьеро, вернувшись в гостиницу.

Роза сидела на кушетке, рядом с ней сидел кролик.

– Я подумала, что мы сможем его использовать в представлении. Только мне очень нужен кусочек мяса. У меня все время кружится голова. И скоро у меня все зубы выпадут.

– Ну, такого с тобой не случится. В следующий раз ты из зоопарка принесешь павлина, чтобы я сделал из него жаркое.

– Очень смешно.

У Розы из-за кролика на душе кошки скребли. Но ей нужно было поесть немного мяса, иначе она бы потеряла сознание. Кроме того, внутри нее жил ребенок, который тоже требовал пропитания. Она была ужасно голодна. И в сердце своем чувствовала себя волчицей. Как будто ей дозволено все, чего ни пожелает. Но Роза ничего не могла сделать для бодрого, внимательного и стремящегося дарить ей радость существа, сидевшего рядом с ней на кушетке. Это была ее добыча.

Вечером того дня Роза и Пьеро съели кролика. Электричество отключили, и они ели его при свечах. Как будто отправились на природу и при свете костра лакомились добытой дичью. И окружала их непроглядная тьма. К цивилизации они должны были вернуться на следующий день. Им предстояло донести до людей новую мудрость и знание.

Через два дня Роза осталась в гостиничном номере, потому что у нее сильно болел живот. Она лежала на матрасе и стонала, рожая ребенка. Роза положила дитя в тот самый чемодан, в котором недавно принесла кролика. Глядя на тельце, она испытывала жуть. Нельзя было на него смотреть. В этом было что-то богомерзкое. Мертвое дитя было не ее ребенком, а его противоположностью. Лишь избавившись от него, она начала горевать и печалиться.

Она вышла из гостиницы «Валентин» на закате. Небо темнело, его синева сгущалась, как будто оно наносило все больше краски для ресниц на всю свою протяженность, пока, наконец, не обрело достаточно загадочный вид, чтобы идти на свидание.

Роза дошла до берега реки. Открыла чемодан. Положила внутрь несколько камней, закрыла чемодан и бросила в воду. Ей было слишком стыдно кому-нибудь говорить, что она выбрасывает своих детей. Но она не могла заставить себя задать вопрос, что с ними надо делать. Состояние было мрачным до жути, ее бил озноб, словно под всей одеждой она оставалась совершенно