Обещание - Люси Даймонд

преследовал Дэна. И на этот вопрос у него не было абсолютно никакого ответа. «Это твоя вина, — фактически сказала она. — Это твоя вина. Я виню тебя!»

Но теперь, в новом сокрушительном повороте событий, оказалось, что вся борьба с Патриком все-таки была вызвана ложью. Бессмысленной, подлой ложью, которую Патрик высказал ему для того, чтобы… но для чего? Без сомнения, чтобы заставить Дэна чувствовать себя дерьмово. Отрезать ему яйца как раз перед тем, как он отправится в путешествие. Разрушить его мечты.

«Ты гребаный идиот», — пробормотал он себе под нос, стоя в прохладном холле дома своего брата. Семейные фотографии молча смотрели на него сверху вниз. Он ударил кулаком в стену, совершенно обезумев. «Какая напрасная трата времени», — подумал он, и слезы навернулись ему на глаза и потекли по лицу. Слезы разочарования, неверия и отчаяния. Неужели Патрик действительно умер ни за что, из-за глупой лжи? Он хватал ртом воздух, плача уже по-настоящему. Его первые слезы после смерти Патрика, и он плакал даже не совсем из-за брата, а и из-за себя самого, из-за ужасной иронии ситуации. «Ну что, это обернулось против тебя, не так ли? — жалобно крикнул он в пустоту. — На этот раз это оказалась шутка над тобой, Патрик».

Но это было не смешно. И он не смеялся. Ни капельки.

Глава двадцать пятая

Эхо телефонного разговора с Ребеккой крутилось в голове у Дэна в течение следующих нескольких дней. Он оцепенел от шока, как будто его ничего больше не волновало. Дэн никого не видел и ни с кем не разговаривал, просто ошеломленно пошел и купил банки с кремовой эмульсией и белым лаком и принялся перекрашивать кухню Зои, как робот, каждый мазок кисти сопровождался безмолвным «но почему?» у него в голове. Неужели все это было сплошным розыгрышем? Если так, то почему Патрик позволил этому розыгрышу выйти из-под контроля? Почему, когда Дэн потерял самообладание и оттолкнул его, Патрик не признался, не сказал, что это была просто глупая шутка? Конечно, это было бы не смешно, но, по крайней мере, они могли бы, так сказать, положить конец этому вопросу, а не оставлять все как есть. Вместо того, чтобы Патрик ушел один в ночь — как оказалось, навстречу собственной смерти.

Хотя, если подумать, он весь вечер был в странном настроении. Озабоченный и какой-то странный. Он поддразнивал Дэна насчет Тигги, настаивая на том, что он должен ей нравиться, и наоборот, несмотря на то что Дэн возражал, что Тигги на самом деле не в его вкусе. «Ах, ты же не будешь говорить это после „dos cervezas“[44], верно?» — сказал он, толкнув Дэна локтем. Затем телефон Патрика запищал с каким-то сообщением, после чего его тон резко изменился. «Ты меня не слушай, Дэн. Я полный придурок, правда. Ты уезжаешь и будешь мотаться по Андам, а я просто трахаюсь здесь со всем этим».

Патрик действительно иногда становился таким, когда напивался — мрачным и склонным к негативному самоанализу осликом Иа-Иа, — но Дэн просто предположил, что он был пьян, и не обратил на это внимания. В конце концов, жизнь Патрика была идеальной: в самом деле, на что ему было жаловаться? Очевидно, что-то происходило у него в голове, раз он выдумал всю эту историю о Ребекке.

Его мысли вернулись к телефонному звонку, который Патрик сделал в тот вечер, когда Дэн пришел в паб. Он вспомнил, каким взволнованным казался брат. Неужели у Патрика были какие-то огромные проблемы, о которых хотел поговорить, но не знал, как? Были ли его последовавшие дерзкие заявления неверно понятым криком о помощи?

Дэн ненавидел то, что после смерти брата осталось так много незаконченных дел, так много неопределенностей. Ненавидел то, что не знал, что случилось с ним той ночью, как и почему Патрик вообще оказался в реке. Они все предполагали, что это, должно быть, был трагический несчастный случай — или жестокое ограбление, — но теперь Дэн поймал себя на том, что снова задается вопросом. Какие муки испытывал Патрик, о которых он не мог рассказать? Почему он вел себя так плохо, так несвойственно его характеру?

«Прости», — написал он Ребекке в субботу утром, чувствуя укол раскаяния за свою тираду. Ему также было жаль, что он показал свое истинное лицо в конце телефонного разговора, сказав ей о ее беременности. До сих пор он не считал себя жестоким. «Мне очень жаль, Бекс. Мне следовало больше доверять тебе. Патрик, должно быть, придумал это, чтобы причинить мне боль — я не знаю, почему. Это был мой последний с ним разговор, так что он не выходит у меня из головы. Прости, что я наговорил тебе все это. Я немного не в себе. Надеюсь, ты здорова и счастлива».

Вот так. Скромно и исчерпывающе. Она, наверное, не ответит — может, она даже заблокировала его — но, по крайней мере, он извинился. А покраска кухни подействовала успокаивающе: простая, довольно бессмысленная работа и еще один акт искупления за клубок событий, которые привели к гибели Патрика. Он был рад, что потрудился приложить усилия. Он покрыл всю кухню двумя слоями кремовой краски с белым лаком на деревянных деталях, и это было, хотя он сам так сказал, чертовски хорошим улучшением. Стены блестели в лучах апрельского солнца, комната казалась светлее, ярче и выглядела обнадеживающе. «Назовем это „новым началом“», — подумал он, испытывая прилив гордости за свою работу. С чистого листа. Зои будет в восторге, когда вернется в понедельник.

В качестве завершающего штриха Дэн отправился в супермаркет и купил для них хлеб и молоко — «разумно», — похвалил он себя, — а также по шоколадному пасхальному яйцу для каждого из детей в качестве приятного сюрприза. Затем, поскольку это казалось справедливым, он выбрал яйцо и для Джемаймы, чувствуя странное напряжение в груди, когда добавлял его к первым трем. Ну, а почему бы и нет? В конце концов, она была его семьей, эта его таинственная маленькая племянница. И — да, хорошо, потому что он искал причину, чтобы снова встретиться с Лидией после той ночи на вечеринке Джонатана. Он не мог перестать думать о ней. Это были яркие воспоминания о том, как они вдвоем так дико танцевали, об огненных коктейлях, которые они