Лабиринты - Кристина Щукинская

Монолог медсестры Ксения слушала, затаив дыхание. Опять череда глупых совпадений и случайностей. Молодая девушка, проникшаяся ее горю. Она помогла. Поняла чувства. Объяснила, как попасть к последнему пристанищу Вадима, где каменные ангелы следят за каждым шагом; где еловые лапы, бордовые розы и белые звездочки хризантем украшают сырой земляной холм; где явь смешалась с навью. Там она еще больше заплутала в каменном лабиринте безнадежности, горя, боли...

Теперь же невольная соучастница давних событий стоит перед ней: располневшая, умудренная годами, но так и не избавившаяся от искреннего восхищения Вадимом Метлицким. И она помнит ее, помнит, хотя должна уже забыть, как ненужный эпизод из тысячи таких же.

Тогда медсестра Люба открыла ей путь из больницы, а теперь она ее впускает. Личный Вергилий, не иначе.

- Простите, я... Много говорю, - женщина замолчала.

- Всё в порядке. Я понимаю, и помню. Прекрасно помню. Я вас сразу узнала. По глазам. Очень необычный цвет, - Ксения коснулась плеча Любы. - Идемте.

- Да, конечно. Только наденьте халат и бахилы. Я могу оставить вас в палате на полчаса. Там есть стул. Просто посидите рядом с сыном.

- Спасибо.

- С ним всё хорошо будет. Леонид Николаевич - врач опытный, бывший военный хирург. Много чего повидал. Только вам все равно, правда? Сами увидеть хотите.

- Опыт работы с родственниками? - спросила Ксения, пока они шли к дверям, ведущим в реанимационное отделение.

- Нет. У меня два сына. Старший в нашем отделении лежал после аварии. Так уж случилось. Леонид Николаевич запретил меня пускать, чтобы лишний раз его не трогала. Девочки все равно меня провели. Я всю ночь его за руку держала.

- Сочувствую, - проронила Ксения, удивляясь, как разные люди могут испытывать одни чувства и находиться в схожих ситуациях.

Тем временем Люба коснулась замка магнитной картой. Раздался краткий писк электронного устройства, загорелась красная лампочка-индикатор. Медсестра открыла дверь, пропуская свою спутницу вперед. Очередной коридор, но не такой длинный и безликий. Стерильная чистота. Недавно отремонтированные полы и стены. Даже запах более нейтральный, без вездесущей хлорки.

- Вторая палата. Одиночная.

Ксения вошла в помещение. Тусклый свет под потолком. Жалюзи на окне оказались закрытыми. С улицы не проникало ни звука благодаря современному стеклопакету. Узкая кровать по центру палаты, где лежал молодой человек. Обнаженная грудь, прикрыта простыней неопределенного бурого цвета. Повязка на голове. Никаких аппаратов искусственного дыхания, пищащих кардиографов, ничего, что рисовало неуемное воображение.

Сердце подскочило в груди, забарабанило изо всех сил. Захотелось зажмуриться, досчитать до пяти, раскрыть глаза дабы убедиться - морок развеялся. Это не сын! Ксения подавила всхлип, рвущийся на волю.

- Вадик, - на грани слуха выдохнула женщина, быстро подошла к кровати.

Сын дышал. Размеренно поднималась грудная клетка. На лице пара ссадин. Он не выглядел изможденным, осунувшимся. Тот же неугомонный мальчишка, получивший небольшие повреждения на красивом и задорном лице. Скоро он проснется, откроет глаза цвета моря. Такие же, как у деда...

Те глаза, которые так жадно вглядывались в ее лицо через зеркало заднего вида в машине, летящей сквозь узкие переулки столицы много лет назад.

Тихо всхлипнув, Ксения коснулась руки Вадика. Его пальцы не отреагировали, не сжали привычным жестом ее пальцы. Теплая неподвижная рука была словно повисшая плеть.

- Он в искусственной коме, - проговорила Люба, подставляя Ксении явно новый и удобный стул.

- Что? Кома? - сериальное слово непривычно резануло слух, вызывая приступ нервного смеха. Подумать только! Типичная фраза из латиноамериканской мыльной оперы теперь слышит Ксения Метлицкая!

- Не волнуйтесь. Так называется состояние, которое вызывается препаратами. Специальное лечение травм, как у вашего сына. Я пойду, а вы побудьте с ним.

Ксения кивнула, не глядя на удаляющуюся Любу. Она гладила по руке Вадика, рассматривала каждую черточку его лица. Вот он - живой, дышит, находится в глубоком сне. Скоро откроет глаза, попробует улыбнуться, показать свою отвагу, успокоить перепуганных родных.

Внезапно захотелось отмотать жизнь на много лет назад. Снова прожить тот роковой день. Пусть будут налитые чернильной тьмой грозовые облака; молнии терзают острыми клыками небо; машина налетит на громаду строительной техники; дома скалятся ртами входных дверей и щурятся бельмами окон... Только пусть Вадим будет без сознания, когда она рванет на себя дверь, и забьется раненой птицей в крепких руках Кости. Только пусть они вдвоем очнутся в больнице...

Если бы Вадим тогда остался жив, если бы она могла так же всю ночь сидеть около его кровати, чтобы утром встретиться с невообразимым взглядом цвета индиго, чтобы услышать хриплое: "Ведьма, Ксюха, а ты что здесь забыла?".

Если бы...

***

Я теперь узнала, как тебя любила

И мгновенье жизни сама остановила

Все замки сменила, всё тебе простила

Я теперь узнала, как тебя любила

День медленно догорает в лучах заката. В вечернем небе солнце лениво ползет к линии горизонта, разукрашивая его в цвет гранатовых зерен. Каштановые волосы рассыпались шелковой волной по плечам. Короткая джинсовая юбка, модная майка с рисунком-бабочкой, босоножки на толстой платформе - ей снова двадцать лет. Впереди беззаботное лето, море, галечный пляж; обжигающие, терпкие поцелуи; не высказанные признания...

А пока она идет вдоль подмосковного шоссе. Ждет нечто небывалое. То, что разделит ее жизнь на "до" и "после".

По пустынной дороге несется серебристый автомобиль, оставляет за собой шлейф пыли. Но водитель явно раздумал ехать по своим делам. Машина резко тормозит, взвизгивают покрышки, оставляя черный след протекторов на видавшем виды асфальте.