Метаморфозы - Публий Назон

        Ежели мы красоту за такою породой признаем.

395 Лишь зачалась борода и была золотой; золотые

        Падали волосы с плеч, половину скрывая предплечий.

        Милая честность в лице; голова его, плечи и руки,

        Грудь, мужская вся часть знаменитые напоминала

        Статуи скульпторов; часть, что коня изъявляет подобье, —

400 Не уступала мужской. Придай ему голову, шею —

        Кастору будет под стать! Так удобна спина, так высоко

        Мышцы приподняли грудь! И весь-то смолы он чернее,

        И белоснежен лишь хвост, и такие же белые ноги;

        Многих из рода его возбуждал он желанья. Пленила

405 Лишь Гилонома его. Никакая меж полуживотных

        Женщина краше ее не живала в надгорных дубравах.

        Эта и лаской своей, и любовью, и клятвой любовной

        Держит Киллара одна. Насколько возможно украсить

        Тело такое, она его украшает: гребенкой

410 Волосы чешет, цветы розмарина, фиалки вплетает,

        Розы, а иногда белоснежные лилии. Дважды

        В день в студеном ручье, что с вершины лесной Пагасея

        Падает, моет лицо; погружается в воду двукратно;

        И выбирает к лицу зверей пушистые шкуры,

415 Чтобы себе на плечо или на спину слева накинуть.

        Их обоюдна любовь. По горам они странствуют вместе;

        Входят в пещеры вдвоем; и в дом к лапифам явились

        Оба они и вели то сраженье жестокое оба.

        Кто тут зачинщиком был — неизвестным осталось, но слева

420 Взвилось копье и в месте, где грудь подходит под шею,

        Был ты проколот, Киллар. Задетое легкою раной

        Сердце и вскоре он весь, лишь вынули меч, холодеют;

        И Гилонома тотчас приняла полумертвое тело,

        Руку на рану кладет, согревает его, приближает

425 Губы к губам, и душе уходящей препятствовать тщится.

        Но увидав, что он мертв, со словами, которых за криком

        Слух мой не мог уловить, на копье, что торчало из тела,

        Пала она и еще обнимала супруга, кончаясь.

        Так и стоит перед взором моим, завязавший узлами

430 Львиные шкуры — их шесть на себя надевал он, — огромный

        Феокомед, человека зараз и коня защищая.

        Кинул он пень, который едва и две пары могли бы

        Сдвинуть, — и Фоноленид поражен был в голову сверху,

        И широко головы разверзлась громада. Чрез уши,

435 Рот и глаза и отверстья ноздрей истекает тягучий

        Мозг, — отстоявшись, так молоко из дубовой струится

        Крынки, иль масляный сок под давленьем тяжелого гнета

        Каплями, догуста сжат, выступает из частых отверстий.

        Я же, увидев, что снять он с лежащего хочет доспехи, —

440 Пусть это знает Пелей, твой отец, — всадил ему меч свой

        В недра нутра. Повалил и Хтония с Телебоадом

        Меч мой. Первый из них был вилоподобною ветвью

        Вооружен и дротом другой. Меня он поранил.

        Видишь ты знак? До сих пор этот шрам стародавний приметен.

445 Надо тогда бы меня посылать завоевывать Пергам!

        Не одолеть — так сдержать великого Гектора руку

        Мог я рукою тогда; но тогда его не было вовсе

        Или он мальчиком был; а ныне мне возраст мешает.

        О Перифанте, в бою победившем кентавра Пирета,

450 Или об Ампике что расскажу, который Оэкла

        Прямо в лицо проколол неокованным древком терновым?

        Пелефронейца сразил Эригдупа, рожон ему всунув

        В грудь, Макарей, — вспоминаю, и я в подбрюшье Кимелу

        Вставил большое копье, что было завещано Нессом.

455 Ты не подумай, что мог лишь грядущие судьбы пророчить

        Ампика детище, Мопс. Мопс дрот метнул, и на землю

        Пал двоевидный Одит, говорить он напрасно пытался:

        Был к подбородку язык, подбородок к гортани приколот.

        Гибели предал Кеней пятерых, Антимаха, Стифела,

460 Брома, Гелима сразил и двуострой секирой Пиракма.

        Вспомнить я ран не могу; имена ж и число я приметил.

        Но вылетает Латрей, облаченный в доспехи Галеза,

        Коего он умертвил, — и руками и телом огромен.

        Возрастом был уж не юноша он, но еще и не старец:

465 Силен по-юному был; а виски сединой уж пестрели.

        Шлемом своим и щитом, своей македонской красуясь

        Пикой, лицом обратясь к обоим враждующим станам,

        Вот он оружьем потряс и, по-конски прошедшись по кругу,

        Бросил такие слова, горделивый, в пустое пространство:

470 «Я ли, Кенида, тебя потерплю? Век женщиной будешь,

        Прежней Кенидою ты для меня. Тебя не смущает

        Происхожденье твое? Позабыла, за дело какое

        Ты, как награду, мужской получила обманчивый образ?

        Вспомни, кем ты родилась и что испытала. Иди же,

475 Сядь за корзинку свою; знай пальцем верти веретенце, —

        Битвы мужчинам оставь!» Пока говорил он так дерзко,

        В беге растянутый бок Кеней разорвал ему дротом

        В месте, где муж сочетался с конем: и завыл он от боли,

        В лик без забрала копьем он филейского юношу ранит;

480 Но отскочило копье, как градины скачут от кровли

        Иль если камешком кто в игральную кинул лопатку.

        Вот подступает кентавр и пытается в бок его твердый

        Меч свой вонзить. Но мечу преграждается в тело дорога.

        «Нет, не сбежишь ты! Падешь, серединой меча перерублен,

485 Коль острие притупилось!» — сказал и меч направляет

        Наискось, сам же врага захватил уже длинной рукою.

        Громко удар застонал, словно было из мрамора тело,

        И разлетелось в куски лезвие, об шею ударясь.

        И, удивленному дав насмотреться на здравые члены, —

490 «Ну-ка, — промолвил Кеней, — о твои телеса испытаем

        Наше оружье!» — и вмиг в плечо свой меч смертоносный

        До рукояти вонзил и в мясе задвигал вслепую:

        Руку не раз повернул и ранами рану умножил.

        Вот, во весь голос крича, полузвери бросаются, рьяны,

495 Копья свои на него одного направляют и мечут.

        Копья, отпрянув, лежат. Невредим под ударами всеми,

        Не окровавлен ничуть пребывает Кеней элатеец.

        Делом невиданным все поражаются. «Стыд нам великий! —

        Так восклицает Моних. — Мы — народ — одному поддаемся, —

500 Муж он, и то не совсем; пусть муж; но в слабости нашей

        Стали мы тем, чем он был. На что нам тела великанов?

        Силы двойные к чему? И то, что двойная порода

        В нас мощнейшие два существа воедино связала?

        Нет, не богиня нам мать, и отец не Иксион, который

505 Столь был велик, что надежды свои простирал на Юнону

        Вышнюю. Мы же, к стыду, поддаемся врагу-полумужу!

        Камни, стволы на него громоздите и целые горы!

        Двиньте леса на него, задушите живучую душу!

        Лес пусть сдавит гортань: пусть раны бремя заменит!» —

510 Молвил и, ствол увидав, безумною силою Австра

        Сваленный, взял и его в противника мощного бросил.

        То был пример остальным. В короткое время лишен был

        Офрис деревьев своих, Пелион — без тени остался.

        Страшным придавлен холмом, Кеней под грузом деревьев

515 Борется, бешенства полн, и дубы, сам ими завален,

        Держит на крепких плечах. Но, лицо закрывая и темя,

        Тяжесть росла, и уже не хватало простора дыханью, —

        Он между тем ослабел; не раз приподняться пытался, —

        Но понапрасну, — и лес, на него понакиданный, сбросить.

520 Двигался лес между тем; так Иды — что вон, перед нами —

        При колебаньях земли потрясаются склоны крутые.

        Но неизвестен исход: уверяли иные, что тело,

        Свергнуто грузом лесов, опустилось в пустоты Аида.

        То отрицал Амникид: он видел, как желтая птица

525 Вышла из груды дерев и в воздухе чистом исчезла, —

        Видел ту птицу тогда я в первый раз и последний.

        Тут, созерцая ее, летевшую тихо над станом,