В тени больших вишневых деревьев - Михаил Леонидович Прядухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бронежилет «Б-2» в этом случае был бесполезен. Он был самым легким из всех моделей, поэтому и защитить мог только от осколков. Но, несмотря на это, именно его брали на боевые, потому как другие были слишком тяжелы, и в вопросе, где на одной чаше весов стояла жизнь, а на другой — вес, побеждал вес.
Бердалиев от удара пули, которая прошила его насквозь, пробив металлическую пластину бронежилета, метра на два отлетел назад и, когда падал навзничь, в падении все же успел выстрелить… но только куда-то вверх… Часть энергии мощ-ной пули забрала пробитая металлическая пластина, и она, как кувалда, ударила огнеметчика в живот, вследствие чего он и отлетел назад. Но пуля не собиралась на этом останавли-ваться. Разорвав кишечник, она без особых усилий перебила позвоночник. И, оставив в спине огромную дыру, смертонос-
232
ный свинец, согнув с другой стороны бронежилета еще одну пластину, застрял в нем.
Снаряд с огнесмесью, достигнув максимальной высоты и описав дугу в воздухе метрах в двухстах от Бердалиева, упал на землю. Своеобразный огненный, с черно- фиолетовым дымом термобарический взрыв в виде гриба взмыл в небо. Но Азим его уже не видел. Он лежал навзничь, продолжая держать «Шмель». Движимый все тем же инстинктом самосохранения, он отбро-сил пустую пластиковую трубу-контейнер в сторону и сделал рывок всем телом, пытаясь встать, чтобы побежать к реке, к спасительному обрыву. Ноги дали сбой, они не шевелились. Раз-ум Азима еще не понял, что произошло… Молодой, здоровый его организм пытался спасти себя, действуя самостоятельно, без воли огнеметчика… Адская боль каким-то демоническим катком, несшимся из преисподней, проехала по его сознанию…
и включила его… Он, не выдержав, закричал:
— Мама! Как больно! — кровь, захлюпав у него в горле, по-текла изо рта… Он закашлялся ею и еще раз уже прохрипел: — Больно, мама…
Потом Азим как-то нелепо начал переворачиваться на пра-вый бок. Но как только левое плечо поднималось примерно на сорок пять градусов от земли, то тут же возвращалось обратно на серые камни. При этом его ноги лежали неподвижно. Так он раскачивался с полминуты, периодически харкая кровью. В его глазах была растерянность. Они блуждали по сторонам. Казалось, он кого-то искал… Может, того, кто поможет ему перевернуться, а может быть, маму, а может, косая в своем черном плаще промелькнула в глазах у него. И теперь он рас-терянно водил ими, не понимая, как может такое быть, не по-казалось ли ему это?…
Автоматная очередь, выпущенная из духовского АКМа, первой пулей продырявила пустую трубу-контейнер; второй, опять пробив тонкую металлическую пластину бронежилета, разворотила печень Бердалиеву; третья, сломав верхние зубы и пройдя сквозь мозг, вышла в районе темени, вырвав на выходе кусок черепа; четвертая, зло прожужжав, раскрошила серый плоский камень… Свет в растерянных глазах Азима начал меркнуть. Их накрыл черный плащ…
233
***
Суета афганских солдат была неспроста… Как только про-звучали первые выстрелы, сарбос, что шел рядом с афганским офицером, не говоря ни слова, с разворота ударил прикладом АКМа его в лицо. Тот, абсолютно не ожидавший такого раз-вития событий, сел от удара на пятую точку и, вытаращив изумлённые глаза, удивленно спросил:
— Ты что делаешь, Бухрон? — и накрыл ладонью глаз, в ко-торый только что получил прикладом автомата.
— Сдавай оружие, шайтан, — с презрением и злостью ответил ему сарбос и направил дуло автомата в него.
Турим, ошарашенный неожиданностью и быстротой произо-шедшего, скорее всего, пытаясь выиграть время, чем понять, что происходит, снова спросил своего подчиненного:
— Что случилось, Бухрон?
Но ему никто ничего не собирался разъяснять. Вместо от-вета афганский солдат передернул затвор и выстрелил в грудь своему теперь уже бывшему командиру… Пуля прошла чуть выше сердца… Все так же сидя, офицер, не меняя своего удив-ленного взгляда, посмотрел на свою простреленную грудь.
И ему показалось, что из маленькой дырочки, где только что прошла пуля, вышла небольшая струйка дыма. Потом на этом месте стало появляться багровое пятно. И он удивленно рас-ширил зрачки, в которых появился страх. Турим повалился на спину…. Сарбос склонился над ним, чтобы отобрать автомат, и, снимая его с шеи раненого, зло процедил:
— Шайтан…
Офицер не сопротивлялся, а лишь умоляюще посмотрел на
своего теперь уже бывшего подчиненного… Он уже все понял…
— Пощади, Бухрон, — жалостливо промямлил турим, но сар-бос, повесив его автомат себе на плечо, опять направил дуло своего АКМа на офицера и снова процедил:
— Шайтан…
В эту же самую секунду короткая автоматная очередь ре-занула царандоевца. И он, так и держа свой АКМ наизготове, повалился набок. Стрелявшим в сарбоса был советский солдат, тот сержант, таджик, назначенный переводчиком у сарбосов
234
капитаном Степаненко на время проведения операции. Когда началась стрельба, он, как и все, упал на землю, а когда под-нял голову, то его взгляду предстала вышеописанная сцена. Она длилась меньше минуты под беспорядочную пальбу из кишлака, но репутация афганских солдат дала возможность сержанту быстро сообразить что к чему, и он дал из своего АКСа короткую очередь по сарбосу. Когда несостоявшийся перебежчик упал, сержант продолжил стрелять по кишлаку, из которого отовсюду из зияющих черных дыр окон появлялись огоньки, обозначая засевших там духов. Не видел и не слышал сержант, как сзади почти вплотную подошел к нему другой царандоевец и, спокойно прицелившись, выстрелил ему в за-тылок… АКС советского солдата замолк…
Сделав еще пару шагов, сарбос зачем-то выстрелил еще раз в упор в затылок уже мертвого сержанта, потом достал ракетницу… В воздух взлетели две красные ракеты, обозна-чающие отбой операции, и взвод АГС и минометчики, заметив их, с облегчением выдохнули… Они прекратили движение… На многих изможденных от нечеловеческой нагрузки лицах появились улыбки. И не из-за того, что операция закончена, а из-за того, что им не придётся переть еще четыре километра по горам теперь уже ставшие неподъемными АГСы, минометы и боеприпасы к ним. Командиры взводов, не менее солдат раду-ясь этому, чуть ли не синхронно на противоположных склонах ущелья, разделенные многими километрами, скомандовали:
— Привал… Отбой операции… Через полчаса возвращаемся обратно
