Дом душ - Артур Ллевелин Мэйчен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я видел, вы озирались по сторонам! – протараторил он, охваченный безграничным рвением. – Расскажите мне вот что! Был ли мужчина, который три минуты назад вышел из «Аэрированного хлеба» и запрыгнул в двуколку, моложавым с темными бакенбардами и в очках? Вы что, немой? Господи боже, разговаривать-то умеете? Ответьте мне; это вопрос жизни и смерти!
Незнакомцем овладели до того неистовые эмоции, что слова рвались из него, как булькающий кипяток из клокочущего чайника, покрасневшее лицо побелело, а на лбу выступили крупные капли пота; разговаривая, он топнул ногой и дернул сам себя за сюртук, словно что-то внутри набухло и теперь сдавливало ему гортань, не давая глотнуть воздуха.
– Многоуважаемый сэр, – проговорил Дайсон. – Я во всем предпочитаю точность. Вы все описали безупречным образом. Как вы и сказали, моложавый мужчина, – я бы сказал, несколько робкого десятка – быстро выбежал из лавки и прыгнул в двуколку, которая, вероятно, его ждала, потому что сразу направилась на восток. Ваш приятель действительно носит очки. Может, мне стоит вызвать еще одну двуколку, чтобы вы последовали за джентльменом?
– Нет, благодарствую; это была бы пустая трата времени. – Мужчина как будто проглотил что-то, застрявшее в горле, и заставил Дайсона встревожиться, поскольку затрясся от истерического смеха и, крепко вцепившись в фонарный столб, начал раскачиваться туда-сюда, словно корабль во время сильного шторма.
– Как же я теперь посмотрю в глаза доктору? – пробормотал бедолага себе под нос. – До чего горько потерпеть фиаско в самый последний момент.
Затем он как будто взял себя в руки; снова выпрямился и спокойно посмотрел на Дайсона.
– Должен извиниться за свой напор, – проговорил незнакомец в конце концов. – На вашем месте немногие проявили бы такое терпение. А вы не могли бы продемонстрировать еще толику своей доброты и пройтись со мной? Что-то подташнивает; наверное, я перегрелся.
Дайсон кивнул в знак согласия и посвятил себя незаметному изучению этого странного персонажа, когда они продолжили путь вместе. Мужчина был одет со сдержанным вкусом, и самый придирчивый наблюдатель не нашел бы ошибок в фасоне или ткани, из которой был изготовлен его наряд; тем не менее, в облике незнакомца все – от шляпы до ботинок – казалось несообразным. Дайсон подумал, что шелковый цилиндр стоило бы сменить на высокий котелок с каким-нибудь вычурным узором, к которому подошла бы мешковатая визитка[87], а еще интуиция подсказывала, что этот тип, как правило, не носит с собой чистый носовой платок. Физиономия у него была не из приятных, и ее никоим образом не украшали пышные рыжеватые бакенбарды, исподволь переходящие в того же цвета усы. И все же, несмотря на эти намеки, посылаемые самой природой, Дайсон чувствовал, что рядом с ним не просто средоточие вульгарности. Незнакомец боролся с собой, держал чувства в узде; но время от времени его лицо чернело от прилива ярости, и, очевидно, лишь ценой немалых усилий он не вел себя как буйнопомешанный. Созерцая, как потаенная эмоция стремится восторжествовать, каждую секунду угрожая неистовым прорывом, Дайсон счел зрелище любопытным и жутковатым; он вместе со своим новым знакомым прошел некоторое расстояние, прежде чем тот, с кем ему выпало встретиться при столь необычных обстоятельствах, сумел заговорить спокойным тоном.
– Вы и впрямь очень славный, – сказал он. – Еще раз приношу свои извинения: мою грубость никоим образом не оправдать. Чувствую, мне надо объясниться, и я охотно это сделаю. Вы случайно не знаете поблизости какого-нибудь местечка, где можно посидеть и отдохнуть? Я был бы вам весьма благодарен.
– Уважаемый сэр, – торжественно ответил Дайсон, – мы недалеко от единственного парижского кафе в Лондоне.[88] Пожалуйста, не считайте себя обязанным что-то мне объяснять, и вместе с тем я с радостью вас выслушаю. Давайте свернем здесь.
Они прошли по тихой улице и свернули в узкий проход, войдя в распахнутые кованые ворота. Проход был вымощен каменными плитами, уставлен симпатичными кустами в горшках, а тень от высоких стен создавала прохладу, весьма приятную после жаркого дыхания солнечной улицы. Вскоре проход привел их во внутренний дворик – очаровательное местечко, кусочек Франции, перенесенный в сердце Лондона. По обе стороны от вновь прибывших возвышались стены, увитые блестящим плющом, клумбы внизу пестрели настурциями, бархатцами и пахучей резедой, а в центре дворика окутанный зеленью фонтан с неуемным плеском изливал в чашу прохладный дождик. Столы со стульями были расставлены на удобном расстоянии друг от друга, в другом конце двора виднелись распахнутые широкие двери, за которыми был длинный темный зал; шум уличного движения превратился в отдаленный гул. В зале за столиками сидели, может, двое мужчин, что-то писали и потягивали кофе, однако внутренний двор пустовал.
– Будем вести себя тихо, – предупредил Дайсон. – Пожалуйста, садитесь сюда, мистер…
– Уилкинс. Меня зовут Генри Уилкинс.
– Прошу, мистер Уилкинс. Думаю, вам тут будет удобно. Полагаю, вы здесь раньше не бывали? Сейчас самое тихое время; в шесть часов заведение становится похожим на улей и тот узкий проход тоже заполняется столами и стульями.
На звук колокольчика подошел официант, и Дайсон, вежливо осведомившись о здоровье мсье Аннибо, владельца заведения, заказал бутылку из Шампиньи.
– Вино из Шампиньи, – объяснил он мистеру Уилкинсу, которого атмосфера кафе явно успокоила, – туренское, весьма хорошее. Ах, вот и оно; позвольте наполнить ваш бокал. Что скажете?
– И в самом деле, – ответил мистер Уилкинс, – я бы принял его за прекрасное бургундское. Букет очень изысканный. Мне повезло, что я наткнулся на такого доброго самаритянина, как вы: удивительно, что вы не сочли меня сумасшедшим. Но если бы вы знали, с какими ужасами мне выпало столкнуться, уверен, вас бы ничуть не удивило поведение, коему, бесспорно, не может быть никаких оправданий.
Он откинулся на спинку стула, потягивая вино и наслаждаясь журчанием фонтана, а также зеленой прохладой, ограждавшей этот крошечный оазис от прочего мира.
– Да, – сказал Уилкинс через некоторое время, – и впрямь замечательное вино. Благодарю; позволите заказать еще бутылку для вас?
Вызвали официанта, который спустился в погреб через люк в полу темных апартаментов и принес вино. Мистер Уилкинс закурил сигарету, а Дайсон вытащил трубку.
– Итак, – сказал мистер Уилкинс, – я обещал вам объяснить свое странное поведение. Это довольно длинная история, но я вижу, сэр, что вы не просто хладнокровный наблюдатель за приливами и отливами жизни бренной. Сдается мне, вы проявляете искренний и осмысленный интерес к перипетиям собратьев из рода людского, и я
