Капиталисты поневоле - Ричард Лахман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем кастильская корона еще раз проверила власть аристократов на прочность, поддерживая крестьянские требования во время нескольких волн восстаний в 1460-1472 гг. Аристократы восстания подавили. Хотя крестьяне и добились минимальных уступок, корона не сделала никаких шагов по ограничению аристократических привилегий в ходе самих мятежей (Payne, 1973, с. 141-169).
Король Фердинанд и королева Изабелла, а также их преемники Габсбурги весьма реалистично оценивали силы аристократии и больше восстаний в Кастилии не провоцировали. Когда они стали инкорпорировать другие королевства в имперскую политию, эти монархи делали все, чтобы не тревожить привилегии знати. Королевство Арагон, состоявшее из Арагона, Каталонии и Валенсии, а позже и Португалия были вовлечены в иберийскую империю не завоеванием, а договорами между кастильским монархом и аристократией каждого из этих королевств. Дворяне-арагонцы и португальцы признали право кастильского монарха носить множественную корону в обмен на королевское признание своих требований на древние права по освобождению от налогов, местную юридическую власть и право вето для своих репрезентативных органов (Bush, 1967, с. 48-58; Kamen, 1991, с. 17-32; Lynch, 1991, с. 67-68 и далее; 1992, с. 17-52; Payne, 1973: 1; Vilar, 1962: 1)[169].
Испанская корона бросала вызов власти духовенства и весьма преуспела в своих притязаниях на все растущую долю десятины и постепенном захвате церковной собственности. Присвоение короной церковных прав и имущества началось во время Кастильской гражданской войны и продолжалось все последующие столетия. Корона сумела ослабить церковь по двум причинам. Во-первых, духовенство потеряло землю и права на десятину, когда поддержало партии, проигравшие в гражданской войне XIV в. Во-вторых, папа жаловал короне права назначать всех испанских епископов и получать растущую долю церковных доходов в знак признательности. Сперва это было наградой Фердинанду и Изабелле за отвоевание Испании, а затем их преемникам — за ревностную борьбу с протестантами, иудеями и мусульманами, как военным путем, так и при помощи инквизиции, и, наконец, за попытки короны крестить язычников в Америке (Bush, 1967, с. 44-48, 58-61; Lynch, 1991, с. 1-26, 342-385; Payne, 1973, с. 205-206)[170].
Испанская церковь после кастильского крестьянства стала крупнейшим источником коронных доходов в XVII в. Если взять среднюю цифру доходов за 1621-1640 гг., кастильские налоги (которые взимались почти исключительно с крестьян и батраков) приносили 38% коронных доходов, затем шла испанская церковь с 15,6%, и только 10,7% давало американское золото (Kamen, 1991, с. 218)[171]. Но церковные доходы короны имели свою политическую цену. Когда корона ослабла, церковная элита уже потеряла способность уравновешивать знать. Во многом так же, как английская корона, продолжавшая Реформацию Генриха, испанские монархи обнаружили, что им не хватает недворянских союзников либо с административными способностями, либо с местным политическим авторитетом, чтобы целиком воспользоваться теми выгодами, которые достались короне от церковных земель и десятины. Многие церковные земли сдавались в аренду дворянам на благоприятных условиях, с коррупционными выплатами, проходящими между дворянами и церковниками, часто связанными родственными узами (Lynch, 1992, с. 348-382; Phillips, 1979, с. 110).
Кастильские кортесы — лучший барометр элитных отношений и постоянной неспособности короны захватить рычаги управления над крупными аристократами в сердцевинной (нуклеарной) территории Габсбургской империи. Аристократия и духовенство ушли из кортесов в 1538 г., потому что эти элиты имели настолько надежные привилегии, что они не нуждались в представительной институции для защиты своего освобождения от налогов. Они перестали собираться в единую корпорацию, лишив корону целевой группы, к которой она могла обращать свои требования о финансовых субсидиях[172].
Кортесы оставались форумом, на котором корона получала налоговые доходы и займы от городов в обмен на продолжение практики подтверждения их свобод[173]. Корона была так слаба даже в пределах Кастилии, что с конца XVI в. ей становилось все труднее облагать города налогами через кортесы, до самой их отмены в 1655 г. Поэтому корона позволила аристократии — единственной элите, способной сломить сопротивление городских буржуа, — получить большинство, а в некоторых городах и все муниципальные должности в XVI — начале XVII вв. (Bush, 1983, с. 87). В конце этого процесса большая часть кастильских городов управлялась коалицией из дворян и богатых мещан, формализованной в системе mitad de oficios, которая поделила все оставшиеся должности и обеспечила двум элитам единство в противостоянии притязаниям короны на доходы и подчинение им неэлит в городах (Lynch, 1992, с. 348-382).
Карл V и его преемники распространили на свои доминионы в Италии, а позже и на всю Священную Римскую империю иберийскую стратегию раздачи местных привилегий, финансовых концессий и патроната в обмен на признание дворянами множественной короны Габсбургов. Габсбурги сделали столько уступок принцам, аристократиям и автономным городам, которыми они «правили» как императоры (Bush, 1967, с. 345-349), что эти территории практически не приносили дохода номинальным имперским правителям (Kamen, 1969; 1991; с. 218).
Конец империи: Америка«Открыв» и разграбив острова Карибского бассейна, испанские колонисты организовались в особую колониальную олигархию, способную финансировать завоевание Мексики, а позже и Перу. Конкистадоры зависели от испанской короны только в одном вопросе: она служила арбитром при разборе их конкурирующих притязаний на американские земли, туземцев и должности. Конкистадоры и их наследники делили сокровища, извлеченные из американских копей, со своим верховным сувереном в Мадриде в обмен на королевское признание их прав на обширные земельные участки и власти над индейцами. Испано-американские элиты стали менее зависимы от санкций своего суверена после того, как на протяжении XVI-XVII вв. они разрешили свои конфликты и сплотились в стабильные олигархии. В то же время Испания все больше теряла свою способность защищать американскую береговую линию и атлантические маршруты от пиратов и конкурирующих европейских держав (Lynch, 1991, с. 386-428),
