Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

финансистов на государственную прибыль. Продолживший свое существование корпус провинциальных чиновников тем не менее сохранил и свои возможности присваивать налоговые доходы по закону Лоу и годы спустя. Уменьшение государственных долговых обязательств, в сочетании с долгим миром и низкими военными расходами в 1714-1740 гг. позволило короне заложить более надежные финансовые основания.

С падением банка Лоу налоги снова стали платить металлическими деньгами. Дефляция породила новый дефицит доходов и снова сделала корону зависимой от тех финансистов, которые имели доступ к большим капиталам. В 1726 г. 60 налоговых откупщиков были институализированы как один монопольный синдикат (Matthews, 1958, с.70-76). Компания генеральных откупщиков (КГО) выполняла ту же роль, что и корпус финансистов в эпоху до Лоу. Единственным крупным шагом во внутренней организации налоговых откупщиков было уничтожение продажи должностей в их собственных рядах. Ни один откупщик-одиночка не имел права на особую часть налогового откупа. Вместо этого, их инвестиции в корпорацию давали им пропорциональное право на прибыль, произведенную бюрократическим аппаратом, который был нанят для управления откупом. Реальные сборщики налогов в каждой местности оставались платными должностями, и ни корона, ни налоговые откупщики не получили нового контроля над этими чиновниками после 1726 г. Бюрократический контроль осуществлялся только после того, как доходы, за вычетом комиссионных, собирались в центральной конторе налоговых откупщиков.

Бюрократическая внутренняя организация КГО подрывала все усилия короны заиметь рычаги власти, разрывая отношения между местными сборщиками налогов и налоговыми откупщиками. КГО сталкивалась с короной как единый блок, торгуясь лишь о величине процентов и сумме займа. Влияние короны уменьшилось еще сильнее, когда она начала Семилетнюю войну (1756-1763). Ежегодный дефицит бюджета короны поднялся с 67 миллионов ливров в апреле 1756 г. до 118 миллионов в 1759 г. Хотя государство объявило о своем частичном банкротстве в 1759 г., дефицит продолжал накапливаться и достиг 200 миллионов ливров ежегодно в оставшееся время войны. Одновременно Франция потеряла свои колонии в Индии, Канаде, Западной Африке и Вест-Индии, уступив их Англии. Французское вмешательство в американскую войну за независимость усугубило дефицит; к 1788 г. обслуживание долга в КГО требовало половины ежегодных государственных доходов (Matthews, 1958, с.222-227; Anderson, 1974; Bosher, 1970, с.23-24).

КГО, как и финансисты при Людовике XIV, использовала периодические финансовые кризисы короны для того, чтобы потребовать повышения процентов и отбить попытки королевского генерального контролера регулировать их деятельность. Все генеральные контролеры до Тюрго в 1774-1776 гг. получали свой процент в КГО, который достигал, по крайней мере, 50 000 ливров в год. В результате, ни один генеральный контролер до Тюрго не использовал свои полномочия по надзору над КГО.

Когда суммарная прибыль КГО возросла, доля синдиката превысила ресурсы большинства буржуазии. Все 233 генеральных откупщика, которые монополизировали КГО с 1726 г. до его роспуска в 1791 г., происходили из 156 семейств, и некоторое, все более растущее число буржуа из откупщиков породнились через браки со старой знатью[153]. КГО стала «особым классом рантье, которые в обмен на гарантированный ежегодный доход инвестировали все свое богатство в постоянный долг правительства» (Matthews, 1958, с.249).

Сплоченность организации КГО не давала короне возможности воспользоваться подъемом налоговых доходов, который сопровождал рост во Франции после 1750 г. сельского хозяйства, коммерции и индустрии. В 1725-1788 гг. косвенные налоги поднялись с 99 миллионов ливров до 243,5 миллиона; прямые налоги с 87,5 миллиона до 179,4 миллио на, а суммарный королевский доход с 204 миллионов до 460 миллионов (Matthews, 1958, с.81). Рост налоговых доходов обогатил аристократию, которая владела местными должностями, а также и инвесторов КГО.

Дополнительные доходы повысились в результате введения новых налогов на городских жителей, которые к XVIII в. потеряли свои права автономии и освобождение от налогов (Temple, 1966; Bordes, 1972), и увеличения бремени на землю и доходы крестьян и инвесторов в сельское хозяйство. Долгосрочная трансформация аристократии из феодалов в государственных чиновников отразилась и в сокращающейся доле сельскохозяйственной земли, удерживаемой в сеньориальных доменах, и, следовательно, свободной от налогов. Таким образом, большая часть земли, проданная коммерческим инвесторам, была объектом налогообложения, даже когда эти буржуа приобретали статус дворянства для себя лично (Bastier, 1975; Dontenwill, 1973; Leon, 1966; Le roy Ladurie, 1975; Saint-Jacob, 1960).

Налоговые откупщики и казенные чиновники первыми обогатились от повышения налоговых прибылей. В 1776-1787 гг. прямые и косвенные налоги выросли на 96 миллионов ливров, из которых казне отошли только 23 миллиона (Bosher, 1970, с.90). Оставшиеся 73 миллиона остались в руках сборщиков налогов как комиссионные. Наличие должности, а не дворянского статуса или поместья, стало практически единственным путем увеличить доходы в конце XVIII в., когда казенные посты, и особенно в налоговых откупах, стали особенно близки новым желающим их занять из числа буржуазии.

Налоговые сборщики настолько пристрастились определять и требовать для себя результаты крестьянского производства, что параллельные усилия землевладельцев утвердить свои древние права на арендную плату постоянно запинались из-за того, что налоговые агенты предъявляли свои права на эти прибыли раньше их. Изучение «феодальной реакции» XVIII в. показывает, что грандиозные требования землевладельцев приносили относительно малые прибыли и что повышение налогового бремени крестьян было их единственной причиной[154]. Точно так же, повышение налоговых доходов едва ли замедлилось в областях с наибольшей феодальной реакцией (Behrens, 1963; Villain, 1952).

Королевские чиновники предпринимали различные попытки ослабить хватку казенных чиновников и КГО на государственных доходах в последние десятилетия старого режима. Корона также безуспешно искала возможностей выжать прибыли из духовенства и спонсоров-аристократов (Tackett, 1977; 1979). Такие реформы обогащали буржуазию, позволяя ей вкладывать свои деньги в государство или основывать освобожденные от феодальных выплат предприятия. Историки еще спорят о роли, которую сыграло давление со стороны буржуазии в проведении этих реформ[155]. Но бесспорным остается то, что до 1789 г. ни буржуазия, ни корона не имели власти институализировать какую-либо реформу, которая угрожала любым полномочиям, кроме самых маргинальных, чиновников и налоговых откупщиков.

Тюрго (1774-1776) был первым генеральным контролером, который использовал свои полномочия подписи, чтобы ограничить автономию КГО, и отказался от личного обогащения из фондов компании. Он начал серию реформ, призванных увеличить королевскую долю в налоговых доходах, уничтожая некоторые должности, казенные и по налоговым сборам с комиссионными, и освобождая некоторые формы торговли и мануфактуры от казенного разграбления — наиболее примечательно освобождение коммерческого транспорта от контроля налоговых