Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

новые налоговые откупа, провалились. Ни подушная подать, введенная в 1695 г., ни dixieme, установленная в 1710 г., не принесли значительных доходов. Неспособность повысить налоги объяснялась долговременной депрессией аграрного сектора, из-за которой крестьяне могли платить повышенные налоги, только переставая платить по сеньориальным рентам[152]. У аристократов была власть добиться того, что они не будут покрывать дефицит короны ни путем распространения прямых налогов на освобожденный от них доход дворянства, ни путем установления приоритета для сбора поземельного налога над выплатой сеньориальных рент (Dessert, 1984, с.160-166; Bastier, 1975; Jacquart, 1974).

Долг короны, который достигал 170 миллионов ливров в 1648 г., поднялся до 413 миллионов в 1707 г. и 600 миллионов после смерти Людовика XIV в 1715 г. (Bosher, 1970, с.13-15). К 1709 г. обязательства короны по зарплате казенным чиновникам, комиссиям налоговых откупщиков и процентам финансистам настолько превысили ежегодные доходы, что если даже учитывать тот факт, что большая часть этих выплат реинвестировались в государственный долг, финансисты не могли понять, как им получить прибыль с новых займов, и отказались в этом году финансировать долг короны. Корона де-факто стала банкротом (Dessert, 1984, с.210-236).

Корона нашла кратковременное утешение в нападках на наиболее слабых политически из своих кредиторов. Три четверти финансистов обвинили в финансовых злоупотреблениях и заставили платить штрафы и уступить большую часть их капиталовложений в государственный долг. Предыдущая стратегия короны по отжиганию лишних привела к тому, что финансисты оказались изолированы от региональных политических сетей и их можно было уничтожить, не взволновав провинциальную оппозицию. Кредиторы, внесенные в списки на преследование, были теми самыми, кому не хватало доступа к новым ресурсам кредитования и, следовательно, являлись всего лишь накопителем королевских доходов. Шестьдесят одного финансиста, которые пережили чистки 1709-1716 гг., пожалели не потому, что у них была политическая поддержка в провинции, а потому, что они были незаменимыми. Эта элитная четверть финансистов владела 85,3% от всех налоговых откупов к 1709 г. (Dessert, 1984, с.210-236). Их доля в откупах так выросла в предшествующие десятилетия потому, что они доминировали в доступе к французскому и европейскому кредиту.

Ликвидация всех финансистов, кроме самых крупных, сузила для короны пространство для дальнейшего маневра. Не в силах повысить налоги, и при том, что на все текущие доходы претендовали казенные чиновники и налоговые откупщики, корона впала в зависимость от готовности шестидесяти одного финансиста вкладывать новый капитал в систему. Тем не менее эти финансисты не имели никаких причин одалживать короне еще деньги до тех пор, пока она не увеличит их долю в ежегодных доходах за счет окопавшихся в провинции чиновников. Перед лицом подобного тупика регент, который правил за малолетнего Людовика XV, был привлечен гениальной схемой, разработанной шотландским финансистом Джоном Лоу. Лоу предположил, что если инвестиции казенных чиновников и сборщиков налогов будут вырваны из-под их контроля над источниками дохода и превращены в обращающийся на свободном рынке долг, то короне удастся преодолеть недостачу капитала.

Регент дал Лоу лицензию на частный банк в 1716 г., и обратил его в королевский банк, купив все его акции в 1718 г. (Hamilton, 1969, с.145; Harsin, 1970, с.277-278). Банку было дано право выпускать банкноты, которым присваивалась ценность благодаря заявлению регента о том, что налоговые откупщики обязаны принимать их при уплате налогов безо всяких скидок. Регент гарантировал Лоу монополию по всей торговле в Луизиане и Канаде, так же как и парижскими рентами, чтобы у банковских билетов Лоу было обеспечение. Авторитетные финансисты, которые противились учреждению банка Лоу, пытались разорить его, предъявляя Лоу банкноты, которые они собрали через свои налоговые откупа, чтобы он обналичил их золотом. Лоу и регент ловко обошли это требование, понизив содержание золота в луидорах и одновременно поддерживая ценность банкнот декретами (Matthews, 1958, с.62-65; Luthy, 1959, I: 298-303).

Между 1718 и 1720 гг., корона перевела все налоговые откупа, контроль над оставшимися колониальными монополиями и право выпускать монеты банку Лоу. Эти источники дохода дали Лоу обеспечение, позволившее конвертировать все выпущенные его банком билеты, равно как и номинальную стоимость инвестиций в должности всех французских чиновников, в акции своего банка. Казенные чиновники и сборщики налогов изначально признали Систему Лоу, потому что они сохранили свои полномочия и продолжали получать комиссионные с доходов, которые они собирали для короны. Сперва они даже нажились, потому что их инвестиции в должности и их комиссии с налогов были деноминированы в акции банка Лоу, которые росли в цене до февраля 1720 г. (Matthews, 1958, с.65-69; Luthy, 1959, I: З00-315).

Реформы Лоу обогатили корону и небольшое число французских капиталистов. Корона выиграла потому, что Лоу предложил способ, как провести инфляцию денежного запаса, что позволило ей заиметь свой собственный кредит, не прибегая к металлическим деньгам, импортируемым крупными финансистами. Инфляция и рынок кредита, созданные государственным банком Лоу, вызвали падение реальных процентных ставок и сделали капитал доступным для торговцев и мануфактурщиков. Лоу начал помогать свободному притоку товаров во Францию и подавил некоторых налоговых чиновников, консолидируя и понижая внутренние тарифы и отменяя некоторые мелкие налоги (Matthews, 1958, с.68-69; Luthy, 1959, I: 295-315).

Необходимость учитывать интересы провинциальных чиновников, а вовсе не малоэффективная оппозиция политически изолированных финансистов вызвала коллапс Системы Лоу в 1720 г. Лоу, как и его предшественники-финансисты, должен был поддерживать прибыли местных чиновников на одном уровне. Тем не менее, как только эти чиновники стали увеличивать свои прибыли и их инвестиции были обращены в рыночные ценные бумаги в 1718 г., несоответствие суммарных государственных доходов, теперь проходящих через банк Лоу, поддержке всех местных чиновников стало очевидным. Стоимость банковских акций обрушилась весной и летом 1720 г. (Matthews, 1958, с.69).

Крах Системы Лоу высветил истинный баланс сил в последнем столетии старого режима. Ни финансисты, ни Лоу и регент, не смогли аннулировать феодальные права провинциальной аристократии, ведущие свое происхождение от должностей и сеньорий, на государственные доходы. Хотя даже буржуа-мануфактурщики и купцы обогатились от инфляции, эта инфляция не могла быть поддержанной, как только провинциальные чиновники осознали, что ценность их должностей и концессий находится под угрозой падения.

Пределы государственного извлечения прибыли

По иронии судьбы, крушение банка Лоу оказалось финансовым благодеянием для короны. Так как долг был деноминирован в банковские акции, большая часть этого долга просто списана при банкротстве, уничтожив и претензии